Расстрига

Я сорок лет тому назад
Постичь старался сопромат,
И технология металлов
Меня изрядно доставала.

Я сорок лет тому назад
Вникал упорно в диамат,
А постулатами истмата
Я доводил себя до мата.

Ах, эти «сорок лет назад»
В глубины лет уносят взгляд,
Когда я, солнцем опалённый,
Носил курсантские погоны.

В Ташкент приехал я с Урала,
Простившись летом с СВУ,
Курсантом в ТВОКУ прибыл бравым,
Но верным нраву своему.

И нынче, сорок лет спустя,
Я до конца не понимаю,
Зачем, со службою шутя,
Я жил, Уставы нарушая?

Но если даже и бывал
Я с дисциплиною неправый,
Попасть никак не ожидал
Солдатом я на юг державы.

Уж так судьба распорядилась,
И карта так моя легла -
Со мною ТВОКУ распростилось
За разгильдяйские дела.

          * * *
Со стороны - силён я духом,
Шагаю мощною стопой
Через духовную разруху,
Что приключилась со страной.

И пересудам не внимаю
На перекрёстках бытия,
Как испытанье, принимаю
Я боль потерь и груз вранья.

По виду я – воитель стойкий,
Я убеждений не менял,
Когда случилась перестройка
И рвался к власти криминал.

И нынче, с логикою странной,
Свободой призрачною пьян,
Я, как солдатик оловянный,
Стучу в свой красный барабан.

Ошибок прошлого не прячу,
Не уклоняюсь от вины.
Всё было так. Или иначе?
Как оценить со стороны?


         * * *
Мы времена не выбираем -
Нам не подвластны времена,
И в той эпохе проживаем,
В которой бедствует страна.

Будь это годы лихолетья,
Застоя или же войны,
Нам жить приходится до смерти
Судьбой народа и страны.

А если в чём-то выпадаешь
Из курса, общего для всех,
Или, допустим, много знаешь,
Или совсем не то читаешь,
Впадая в диссидентский грех,
Тогда – уволь, не обижайся,
Пускай слезу и громко кайся,
Когда в известный Комитет
Тебя доставят тет-а-тет.

Во время оно было это,
Строй при Андропове крепчал,
И я майору Комитета
Невнятно что-то отвечал.

Он матом удержать пытался
Меня на правильном пути,
А я лишь нервно улыбался,
Пытаясь к шутке всё свести.

Но шуток ТАМ не понимали,
И мне по молодости лет
Срок потому не намотали,
Что пострашней врагов видали,
Чем недоучка и кадет.

И отпустили восвояси,
Не наказав, а пожурив,
Я был для власти не опасен,
А для друзей – Мафусаил!


         * * *
«Гигантом мысли» называли
С тех пор меня мои друзья,
Вот только жаль, что те скрижали
Не сохранил беспечно я.

На тех листочках из тетрадки
Писал я острые стишки,
Клеймил застойные порядки
И наши общие грешки.

А друзья стихи читали,
Узнавая со смешком,
Как мы весело гуляли
В нашем клубе заводском,

Как цедили мы из кружки
Водку, горькую до слёз,
Как случайные подружки
Целовали нас взасос.

Было то, и было это,
Сразу всё не рассказать,
Три дружка и два кадета
Жили, в общем-то, на «пять».


       * * *
Хвала моим учителям –
Учёным толстым фолиантам,
Пусть не добавили таланта,
Но подарили вкус к словам.

Взойди, звезда воспоминаний,
Излей в ночи свои лучи
На то, как Бога мы искали
В атеистической ночи.

От знаний многие печали
(Кто меньше знал – тот дольше жил),
И я в мистические дали
В своих исканьях уходил.

Пора унылая стояла,
ХХ век к закату шёл,
Страна смеялась и стонала,
В очередях страна стояла,
И похмелялась хорошо.

Заокеанские бандиты
Войной грозили неприкрыто,
Но на угрозы не велась
Коммунистическая власть.

Она ковала грозный меч
Неотвратимого возмездья,
Но не о СОИ будет речь,
А о классическом наследье.

Умы умов, гиганты мысли,
Блестящий сонм полубогов -
В эзотерические выси
Меня влекли посредством слов.

А я, неопытный анатом,
Философический трактат
Брал и вскрывал в нём каждый атом,
Вникая в самый мелкий факт.


Там были Гегель, Кант, Спиноза,
Флоренский, Лейбниц, граф Толстой,
Сковорода, Шарден, Пригожин
И Соловьёв, и Трубецкой.

Мне не упомнить полный список
И не назвать здесь всех имён,
Что придавали жизни смысл
И погружали в глубь времён.

Ильин, Платон и Мережковский,
Ауробиндо, Соловьёв,
Вернадский, Штейнер, Циолковский,
Булгаков, Лосев, Гумилёв…

Ах, имена – священный список
Былых властителей ума,
Они на лонже гуманизма
Меня тащили из дерьма.

И я вгрызался в плоть учений,
Запоминая всё подряд -
И длинный ряд определений,
И понятийный аппарат.

Легко я перенёс утрату
Давно смердящего истмата,
И атеизм змеиной кожей
С меня слинял, но чуть попозже.

И успокоилась душа,
В каком не помню уж году я,
И стало легче мне дышать
И чётче мыслить, глубже думать…

         * * *
В ту пору я с двумя друзьями
Ютился в клубе заводском,
Мы «зажигали» там ночами
И сторожили этот Дом.

Дрожали стены от дискуссий,
Звенели стёкла от цитат,
И мат о генеральном курсе
Врывался в текст Упанишад.

Пусть нынче кажется наивным,
Но мы в неполных тридцать лет
Не променяли мысль на пиво,
Нам не довлел авторитет.

Ах, что за книги мы читали
И с наслаждением потом
Их до сипенья обсуждали
В полночном клубе заводском!

Приносит память из былого,
Как упивался до утра
Я над трактатом Соловьёва
Про «Оправдание добра»!

А «Смысл жизни» Трубецкого,
А «Бог и мировое зло»?
С «Этногенезом» Гумилёва
Тогда мне тоже повезло.

Ах, как же в клубе было любо,
Но вспоминая те дела,
Добавлю, тем прирос я к клубу,
Что пишмашинка там была.

А время было непростое,
Крепили власти мощь свою
И за писательство любое
Лепили запросто статью.

А я сидел над Ундервудом
И для друзей писал стихи,
Овладевая делом трудным
Машинописи в две руки.

«… Микроцефалия народа,
Сенильный аутизм вождей -
Вот патогенная природа
Абсцесса духа и идей!»

«… Но выступают из тумана
Черты великого обмана,
И различается вдали
Тупик, куда нас завели».

И потешались мы с друзьями
Над неказистыми стихами,
Ещё не зная, что Россия
Впадёт в соблазн от лже-мессии…


          * * *
В простой семье, в деревне Бутка,
В глухой Уральской стороне
Родился названый анчутка
Нормальным мальчиком вполне.

Как всех, крестить его хотели,
Но поп уже зело поддал,
Макнув, забыл дитё в купели,
А вынув – еле откачал.

Смеялся поп, тряся брадою:
«Раз выжил - всех переживёт!»
Да за пророчество такое
Тому попу ежа бы в рот.

Малец в купели не утоп,
И, знаменуя этот казус,
Назвал Борисом его поп,
Чтобы борол он всех и сразу.

Как на дрожжах, малец мужал
На сытных мамкиных пельменях
И на учёбу нажимал,
Как завещал великий Ленин.

В Свердловске славился УПИ,
Но отрок был в себе уверен,
Когда решительно открыл
В престижный ВУЗ резные двери.

Он, в общем, жилой был не слаб –
Сперва студент, потом прораб,
Потом начальник ДСК,
Потом Обком, потом – ЦК!

Катил по жизни он накатом,
Сатин белья сменив на шёлк,
Являясь Партии солдатом,
К заветной цели твёрдо шёл.

А эта цель была такая,
Что не насытишься ей всласть,
Что цену ей никто не знает,
И имя этой цели – ВЛАСТЬ.

А власть не шутит - за Обком
Пришлось платить залог бесовский,
И дом Ипатьева тайком
С лица земли сносить в Свердловске.

Пришёл отряд, как тать в ночи,
Ломали брёвна, кирпичи,
И место казни государя
Из нашей памяти украли.

Не в том вина на мужике,
Что он однажды оступился,
А в том беда, что он в грехе
Так никогда не повинился.

Борису тут не повезло -
Как перед вечерью Иуда,
Впустил он в душу свою зло
И не изгнал его оттуда.

А этот бес точил нутро
И зависть ему в душу вдунул,
Когда в Москве Политбюро
Критиковать Борис надумал.

Амбиций – полные штаны,
В ЦК отлично понимают -
Ну, что ему судьба страны,
Когда к рулю не допускают?


Ну, секретарь, ну, кандидат…
В Политбюро – а не в Генсеки!
«Вон, Горбачёв – придурковат
И разбазарил все сусеки.

Страна давно летит к чертям,
А вы в марксизме закоснели.
Дела б пошли, когда б я сам
Тащил державу из борделя!»

А Горбачёв – не лыком шит,
В дворцовых игрищах – он дока
И ренегату он на вид
Поставил дерзкие упрёки.

И вывел из Политбюро,
И снял с московской синекуры -
Тогда вдруг понял критик хмурый,
Что нынче выпало зеро.

И заварилась эпопея
У ренегата с Горбачём -
Его из Партии хотели,
Расстриге это нипочём!

Сумел он даже в депутаты
Переползти в дверную щель -
Своим пожертвовал мандатом
Один сибирский менестрель.

Сплелась в один клубок змеиный
Вокруг расстриги гопота –
Он коноводом стал единым
Врагам Союза и Христа.

И над бурлящим государством
Он чёрным вороном навис:
«Меня народ призвал на царство.
Встречайте – я пришёл! Борис.

Отсель грозить я буду Горби,
Отсель я всё ему скажу,
Его краплёной хитрой морде
Я козью рожу покажу.

Ужо ему за перестройку,
За ускорение - ужо!
Он превратил страну в помойку,
В одно сплошное эМ и Жо.
Ату его! Держите вора!
Я – самый честный либерал».

Такого срама и позора
Народ и спьяну не видал.


        * * *
Носили ветры перемен
Обрывки слухов по России,
Народ, желая встать с колен,
Внимал расстриге, как мессии.

А новоявленный Гапон
Вещал с апломбом невозможным,
Что всех умчит к свободе он,
Вот только дайте бич и вожжи.

И посылал во все концы
Гонцов, наказы и Указы,
Страну, что строили отцы,
Уничтожая, как заразу.

Союз пока ещё дышал,
Но демократия крепчала,
Расстрига Лениным стращал,
Крестя пупок рукой беспалой.

Изголодавшийся народ
И по пивку, и по свободе,
Внимал ему, раскрывши рот,
А, в рот плеснувши, колобродил.

Народ ведь тоже не простак,
Он по естественному праву
Попить-покушать не дурак,
Когда в кошер и на халяву.

Ну, что ему судьба страны
И мощь Советского Союза?
Вон, за мостом Права видны –
И что с того, что мост тот узок?

Перешагнём! Перебежим!
Пускай, кого-то и подавим -
Коммунистический режим
С проклятьем прошлому оставим.

Прощай, кровавый КГБ,
ЦК, парткомы и партвзносы,
Мы на уме теперь себе,
КПСС оставим с носом!

Прочтём по спискам стукачей,
Найдём партийную заначку,
А шайку правящих сычей –
На мыло! Или сразу в ящик.

Гудела пьяная толпа,
Пьяна не водкой, а свободой.
И агрессивна, и глупа,
Толпа - пародия народа!

А над толпой парил орлом
В парах казённого этила
Новоявленный поп Гапон,
По виду – вылитый Страшила.

С большой пустою головой,
Без сердца, полного любовью,
Готовый ради воли злой
Страну залить невинной кровью.

И не матрос, и не Гаврош,
Скорей, Нерон или Отрепьев,
Ах, до чего ж он был «хорош»
На танке после рюмки третьей!

Расстрига, Бог тебе судья!
Доволен я хотя бы этим,
Что лишь за гранью бытия
Могу тебя случайно встретить…