Застолье у Никодима. Из Русского Детектива

     Застолье у Никодима
    
     ...меж тем застолье, поднасытясь малость,
     По закутам тихонько расползалось.
     Пир затухал. Смолкал похмельный вздор...
     В углу стола, повитый сизым дымом,
     Сидел Донат, шептался с Никодимом,
     Кивал и молча слушал командор.
     – «Ну отчего же? Дело, может статься,
     И не пустое... можно попытаться...»
     Поп грузно встал, прошёлся до окна
     И замолчал, в пустынный глядя дворик...
     Когда очнулся, странно тих и горек
     Был смутный голос, речь была темна.
     – «А зверь и не в накладе...  Вон, соседи,
     Те держат на цепи, а я – в подклети.
     В тепле и холе пёс жирует, кот,
     Домашние... Считаю, и цепному
     Порядком повезло. А вот лесному
     Зверине горше. – В дикости живёт.
     Свободный! Одинокий!.. А на чёрта
     Такие привилегии? Не гордо,
     Но ласково, умильно в терему
     Зверьку живётся-служится... со смыслом!
     А ежели поучишь коромыслом,
     Так ведь урок, ведь я Господь ему!
     Смотри какая радость озарила:
     Произошла от Дарвина горилла!
     Иль дарвин от Гориллы?.. Я уж сам
     Запутался... И что? А то, что веря
     В сей ужас, человек поверил – в Зверя,
     Всевышнего оставил...  Небесам?
     Он зверя возлюбил!.. Ручные твари
     Прияли благодать, и вот, как баре,
     Разнежась на кушетках, на коврах,
     Жратву приобрели себе и Бога,
     А в человеке завелась тревога,
     И злость, и одиночество в мирах.
     Кто Бог ему теперь? Он сам на грешной
     Земле как бог… изныл в себе, сердешный,
     А к Богу не прибился: я об нас,
     О православных – вяло, нерадиво,
     «На всякий случай» веруем... Не диво,
     Что Он от разобщенья не попас.
     Одна лишь блажь, томленья, да идеи
     Космические...
     ***
     То ли Иудеи!
     У них Закон, там, где у нас – прокол,
     У них и «Договор» подписан с Богом,
     Есть строгость, страх!.. А нам в миру нестрогом
     Всучён об «намереньях протокол».
     Кто виноват?  А все и виноваты!
     Все прокляты, непреткновенны – ваты
     Натолкано в нас, мути, маяты,
     Заместо смысла ... В этот мир ты явлен? –
     Виновен. Где-то, значит, излукавлен.
     Не будь виновен – не родился б ты!
     Но коли уж родился – всё, ты взвешен…
     А, впрочем, иудей, он тоже грешен,
     Но тот хоть догадался, Божий страх,
     Закон порукой взял, а мы – любовью
     Пасёмся... К человечьему сословью?
     К небесному? Она, гляди, – в зверях...
    

     .............эй, слышь, Настёнка!
     Мохнатых покормила?.. Для котёнка
     Плеснула молочка?..»  Он помолчал.
     Прислушался... Молчанием утешась,
     Приободрился вновь, и, распотешась,
     Победный марш утробно замычал.
     Он заходил по комнате, дурацки
     Подмигивая мне, трепля по-братски
     Донатову главу, и на ходу
     Застегивал толстовку… или блузу
     Рабочую... примеривал по пузу
     Какой-то шнур...
     – «Годится? Ну, иду.
     Немного потерпите. Дорогие
     Заждались гости... видел, брат, какие
     Душевные людишки? – У меня
     Спросил и подмигнул опять – народец
     Отборный, я им вроде полководец!
     Отправлю. Провожу хоть до плетня...»
    
     Ушёл. Глухие шумы из прихожей
     Во двор перенеслись: тряпьём, рогожей
     Покрытые, нестройной чередой
     Вдаль потянулись «дорогие гости»...
     – «Да где они живут?»
     – «А на погосте –
     Донат ответил – в церковке пустой.
     В подвале... там никто их не гоняет...
     Блаженные, об этом всякий знает,
     Могилки сторожат, псалмы поют,
     Раз в месяц Никодим о них радеет,
     Накормит, напоит... А приоденет –
     Всё спустят, до опорочков пропьют,
     Уж лучше – так... Я тут о деле вкратце
     Потолковал с ним… Знаешь, может статься
     Он, загоревшись, к нам примкнёт, тогда
     Потянутся людишки в нашу веру,
     Знай, отбирай!.. А на его манеру
     Не обращай вниманье, ерунда,
     Он человек серьёзный. И философ.
     Поговори, позадавай вопросов…
     Он, впрочем, и без них куда горазд
     Витийствовать... А как тебе Настёнка?..»
     – «Девчонка-то? Красивая девчонка...»
     – «Девчонка? – он залился – вот те раз!
     Да ей годков под сорок... Ай да шельма!..
     Любому замутит, замажет бельма,
     Колдунья, право слово!..  Нипочём
     Ни водочка, ни времечко... чертяка!..
     Такая и костлявую, однако,
     Переиграет, потеснит плечом...
     Ну, эта никуда от Никодима.
     Считай, что наша. С ней необходимо
     Тебе сойтись поближе. Ты уж с ней
     Особо не темни, насквозь просветит,
     На безоглядность – нежностью ответит,
     Ты нежен с ней – она ещё нежней.
     Но коль слукавишь, отпугнёшь – взовьётся
     Осой, колючей станет, надсмеётся,
     Такое может выкинуть!.. Смотри,
     С ней подушевней будь... А вот и Отче.
     Оставлю вас, вздремну пойду... Короче,
     Ты понял? Всё открыто говори...»
    
     – «Прости, отец, прости коли обидел –
     Пришлось мне отступать – но я же видел,
     Хоть мельком, «богомерзкого» добра
     Немало у тебя в шкафах, на полках...»
     Тут он обмяк:  «Да, брат, как на иголках
     Весь век, всю жизнь... Давно бы сжечь пора...
     А не могу. Проклятая работа!..
     С людьми, с собою до седьмого пота
     Все спорю, протестую... И – грешу
     Писаньями... Зачем? Зачем-то надо...
     Слаб человек, коль труд его отрада,
     А труд – проклятье ведь?.. Я так скажу:
     Пускай в избытке нега, ласка женска, –
     Слаб человек для рая, для блаженства,
     Угарное он всё же существо,
     Гляди, устал от роскоши, от скуки,
     И - на себя накладывает руки...
     Слёз, крови, пота алчет естество!..
     Проклятое создание, смеситель
     Огня и грязи, времени носитель
     И смерти!.. Вихрь материи в него
     Занёс идею Хроноса когда-то,
     И весь бессрочный мир на сроки, даты,
     На скрупулы разьял он... Для чего?
     Вот говорят: материя живая,
     Жизнь непреложным благом признавая,
     А я скажу – ни тьмы, ни смерти нет,
     Есть – к о с н а я  материя, блаженной
     Её одну признать во всей вселенной
     Уместно бы... А жизнь – её извет.
     Каверна человеческого рода!..
    
     Смотри в какой гармонии природа,
     Особенно недвижная: скала,
     Земля и глина... даже и растенье!
     В нём нравственность и цельность, средостенье
     Благого ритма мира сберегла
     Какая-то целительная сила...
     Открытое пространство подкосило
     И расшатало нравственность, смотри,
     Уже и зверь не целостный – коварный,
     Подвижный, хищный!.. Ритм утратив, тварный
     Мир искорёжен, взорван изнутри.
     А человек, тот сотворил кумира
     Сам из себя, из жизни... А для мира
     Жизнь, может быть, – лишь опухоль, в мирах
     Растущая подобно метастазам,
     Сама себя плодящая… А разум?
     А мысль, в миры вселяющая страх?
     А если мысль – лишь сатанинский вирус
     В космической программе?.. Тихо вырос,
     Виясь в махине Божьей, мировой,
     И в нежную механику внедрённый,
     Урочит код таинственный, мудрёный,
     Курочит ход сакральный, круговой...
     Всё, всё с кругов сойдёт своих!..» – Он смутно
     Перстом воздетым погрозил кому-то...
     Я ликовал, удерживая смех,
     – «Ты с кем воюешь, отче? Против Бога?»
     Тут он, колеблясь, помолчал немного.
     – «Да нет, не против Бога... Против – всех!..»
     – «А как же я, Донат?.. Да вот, хоть эти,
     Блаженные?..»
     – «Они?..  Они как дети,
     Они всех ближе к Богу...  Ну а мы?..
     А мы... – он подмигнул мне и задорно
     Пропел: а мы пойдем тропой неторной,
     Мы свой огонь раздуем в сердце тьмы!
     Вот так!.. Поднапряжём свои умишки,
     Людишки подсобят нам, а деньжишки
     Любую дверцу отопрут в дому...»
     – «Занятно, отче – тут волна у сердца
     Толкнула горячо – но что за дверца?
     И что за дом? Я что-то не пойму...
     С деньжатами оно, конечно, много
     Способней, веселее путь-дорога...
     Да где ж их взять?..»
     ***
     Я чувствовал, сейчас
     Он двинет аллегорию…  Шут с нею,
     Перетерплю, а вдруг сквозь ахинею
     Забрезжит мне искомое как раз?..
     И точно. Красноречьем не обижен,
     Где простоват, а где не в меру книжен,
     Он закрутил, прищурившись хитро,
     Помпезную фигуру:
     – «Дом тот, сыне,
     Весь мир наш грешный, в нём о благостыне
     Бесчестно толковать, да и старо,
     Давненько ясно всем что он такое:
     Кому-то в нём роскошные покои,
     Кому-то поскромней, ну а кому
     На кухоньке, под лесенкой местечко...
     И это ничего ещё, коль печка
     Ненастьями затеплена в дому,
     А стужи да ненастья в мире грешном
     Считай, что без конца... А всем-то где ж нам
     У тёплого пригреться камелька?
     Бездомные, голодные, нагие
     Со злобой озирают дорогие
     Лепнины, кружева особняка,
     А там особняком жирует горстка
     Господ, холопьев их... Но вот загвоздка –
     Что делать остальным? Взять топоры?
     Дом подпалить, чтоб к небу пламя взвилось?
     Испытано.  Теплей не становилось.
     Неравенством скрепляются миры...
     Нет, брат, насильем мира не поправить,
     Своя в нём иерархия... И славить
     Нет сил, и нет резону разрушать.
     Что остаётся? Хитростью да златом
     Туда проникнуть, севши по палатам,
     Оттуда, сверху всё самим решать,
     Всё наново решать!.. Ну, как мой планчик?..»
     ***
     Он нацедил один, другой стаканчик
     Все той же мути... Малость погодил,
     И буркнув утешительный маразм
     О троице – ещё!..  И, раз за разом,
     Отправил в пасть всё то, что нацедил.
     «Да уж не с алкашом ли я связался? –
     Мелькнуло вдруг в мозгу, а ведь казался
     Хотя и нестандартным, но крутым,
     Уверенным в себе...». Мой страх почуя,
     Поп рявкнул  – «Да! Вчерашнее лечу я!..
     Раз в месяц я, мой сын, бываю в дым,
     Тот раз и был вчерашний... Не пугайся,
     Я не пропойца. Но не зарекайся
     От грешного занятья!.. Ты давай,
     План оцени,  Конечно, в общем виде...»
     И я, чтоб не клонить его к обиде,
     План похвалил.
     – «Но, отче, не скрывай
     Подробностей, важней всего детали,
     Мы в облаках, над кровлею витали,
     А где фундамент? Камень? Капитал!?.»
    
     – «Ай, молодец!..
     Он помягчел и сладко
     Разлыбился – авантюрист, а хватка!..
     Где, говоришь, презренный наш металл?
     Есть, есть металл... И много!.. Не в кармане,
     Конечно, у меня...  Но «мани-мани»
     Под стоящее дело мы найдём,
     Была бы мысль, была бы, брат, идея!..
     Я завтра на побывку Асмодея,
     Лихого друга ожидаю в дом,
     Вот с ним и потолкуем... Кто он? Кабы
     Доподлинно я ведал...  Но масштабы,
     Масштабы мировые! Континент
     Им не один повыпотрошен. Сила!
     Но тайна, тайна... Звать его?.. Данила.
     Он, вишь, под нос не тыкал документ,
     Данила так Данила… И «Личарда»
     С ним верный, – ни на шаг от Бонапарта
     От своего, всегда за ним... – Изот.
     Он человек таинственный. Молчальник.
     А предан – ровно смерд. Кивни начальник –
     Порвёт в клочки любого, загрызёт…
     Но о деньгах не вздумай сам. Могила.
     То одному мне ведомо: Данила
     Негласно контролирует весь ход
     Финансовый в краю, перемещенье
     Валютных сумм... Хотя обогащенье
     Давно уже не цель… Его гнетёт
     Тоска... да, брат, тоска... ей нет названья…
     Быть может так –  абсурд существованья?..
     Я пособляю, чем могу, лечу
     Молитвами, беседами, улётом
     В астрал... но страшно мне... покрывшись потом,
     Однажды – так и мнится – улечу
     С ним заодно в такое измеренье,
     Откуда нет возврата... примиренье,
     Я думаю, могло бы дать одно:
     Высокий смысл. Идея, за которой
     Даль, перспектива новых траекторий...
     А вот тебе, быть может, суждено
     Стать новым обольстителем... И лучшим
     Чем старый чёрт... А денежки получим,
     Коль сам он и откликнется...
     Ну вот,
     Расклад тебе известен...  А на завтра
     К мясцу винца прикупим для азарта,
     Пельмешками потешимся...
     Зовёт? –
     Прислушался он – да, завёт Настёнка,
     Ты, слышь-ка, пособи ей, работенка
     Несложная…. Сойдётесь заодно –
     Предивное созданье!.. В самом деле,
     Ты к ней, сейчас иди... А я – в постели,
     Залягу, как Донатушко, на дно...»