Третий Храм

1. Там, где под ангелом облако било ногами,
Поспешно формируя ветряного  коня,
Там, где месили желтую пыль сапогами,
Взбивая в красную землю горячего дня,
Мы молча стоим… И в руке у  того, кто справа
Блестит из ливней и молний сделанный меч,
Больше похожий на бич. Он его по праву,
Праву того, кто однажды поклялся беречь.
Стоящий слева сверкает доспехами из закатов.
Я просто описываю… Ночь – как высокий лоб
Книжника, пообещавшего, что когда-то
На узкие улочки неподалеку от Кардо
                снова выйдет пророк.
И тот, кто идет впереди, фонариком шарит
В Армянском квартале пытаясь нащупать его,
Вылавливая кругом лишь кошек, а на базаре
Пляшут подгнившие фрукты под лавкой кривой
Черти их, что ли катают? А некто, идущий последним,
Руки раскинул, пытаясь прикрыть нас плащом.
Меж лихорадок и вирусов, сплетен и бредней
Идет, отодвигая нежить плечом.
Там, где безмолвные спутники нас окружают,
Теплое небо считает нам выдох… Вдох…
Словно заботливый врач. И над каждым сараем
Зиждется вера, что сверху присмотрит Бог.

2. …Но пустят ли тех, с загрубевшими пятками,
С помутневшей от нищеты душой
Туда, на закладку фундамента? Подползут украдкою,
Смотреть со слезами счастья, как некто большой,
С наметившимся пузиком, обещает благополучье.
Будут глядеть мимо него – на белый кирпич,
На то, как медленно с неба спускается лучик,
Аллюзия глашатая. Вон он, сжимает меч… Или бич?
Или попросту мяч? Может, будет подача,
Может совсем невежливый грома удар…
Я бы пустила всех… Но поступят иначе
И девять десятых отправят смотреть на базар
По плазме или у телевизоров дома,
Как некто большой и сильный о Господе говорит,
Как маленький ангел спускается к городу злому,
Пытаясь беду затушить -  там, где пока не горит.

3. Я буду сумрачно слушать чужие стихи.
Может быть, я снова начну курить,
А муж прекратит… Это, по сути, движенье руки,
Как для Него мановенье руки – одарить
И отобрать - мановенье. Может быть, Он ветерок?
Может, лучший Третий храм для него – шалашик?
Я замолкаю, от ереси на волосок.
И застываю.  Под креслом сомнения наши
Клочьями пыли скопились. Достаточно подмести,
Выкинуть прочь искусителей и муравьев.
Я буду слушать стихи, сжимая зависть в горсти,
Стараясь ее переплавить в металл драгоценных слов.

4. Пусть даже его построят где-нибудь на окраине,
А не там, где ему полагается быть.
Пусть его заранее прокляли и охаяли.
Не нужно лестницы в небо – будет лишь нить.
Пусть его сложат из кирпичей, как из Лего,
Пусть будет подрядчик жирен и вороват.
Пусть будет он желтоватым, а не белее снега,
Пусть не толпится народ у высоких врат…
Но вот поставят возле него остановку трамвая,
Хасидские ребе пошлют ребят бушевать
И потрясать кулаками… А он, не горя, не сверкая,
Под талесом благословения будет стоять
Во искупление и во имя слабой надежды…
Кто его знает? Вдруг и примут его…
Будут насмешничать умники, и сквернословить невежды
А старые падубки тихо молиться листвой,
В которой имеющим слух
 слышатся голоса пророков.

5. Наши внуки подъедут туда на трамвае,
На трамвае, разукрашенном глупым граффити.
Купят фисташки, аккуратно бросят в урну  скорлупки.
Наши внуки подкатят туда на такси,
Попрощаться с  символом города
Перед поездкой куда-то в Америку
Или на Альфа Центавра… Все равно
Главное, чтобы им было куда подъехать,
Подойти пешком,
Критикнуть замысел проектировщиков,
Молча опуститься на лавочку,
Посмотреть на облака и спросить
-Ты здесь, Господи?

6. К нему безмолвно поползут колосья,
Украдкой вылезая из снопов.
И сумерек польется злая просинь,
Скорее кислота, чем молоко.
К нему пойдут нестройной тучкой пчелы,
К нему с помоек цапли полетят,
Могли бы – потекли б от сосен смолы,
А с пасек – мед…  А люди погодят.
Для них неочевидно.   Все начнется
Как тихий гул из глубины земли
Перед толчками, перед вспышкой солнца
Нежданной утром в дудочной дали…

7. А я, идиотка, все думаю написать
О чем, а не «как»,
Не вырисовать, не сплести, а просто сказать,
Выражаясь как может любой дурак,
Торгующий помидорами на Махане Иегуда,
Как могут  водитель такси и разносчик газет,
Продавец сигарет и мойщик посуды
И даже бродяга, забредший в теплый клозет,
Так, чтобы эти суки смеялись и плакали.