единомышленники

когда-то, в юности, А верил, что в мире существует еще что-то, помимо тел, что-то нетелесное, не сводящееся к телу или телам, он не мог определить это что-то положительно и довольствовался отрицательной дефиницией, ему достаточно было веры, а точнее, уверенности, что бестелесное существует, с таким представлением ему было легче жить среди тел, которые толпились вокруг него, теснили, толкали, наступали на пятки, ведь у А были пятки, каким-то непостижимым образом он тоже был телом, хотя остро чувствовал свою чуждость всему телесному, не имея философского образования, он не мог сформулировать свое отношение к телу в точных понятиях, а если бы это образование у него имелось, он, по-видимому, использовал бы термины персонализма, считая свое «я» неразрушимой субстанцией, а тело – несубстанциональной «видимостью», его мировоззрение складывалось бы из элементов лейбницианства, кантианства и бергсонианства и ближе всего, вероятно, подходило бы к системе философа Т., родившегося в Брауншвейге и скончавшегося в Дерпте, что же до Б, то он был радикальным материалистом, вроде Лукреция, и не признавал ничего бестелесного, считая идею корпускулярно-волнового дуализма ошибочной, или, точнее, имеющей лишь прагматическую ценность, реальными он признавал только тела, то есть корпускулы, к тому времени, когда они встретились, А растерял большую часть своей личности и вместе с ней – большую часть своей веры в существовании нетелесного, перестав быть цельной персоной, он утратил и свои персоналистические убеждения, поэтому Б ничего не стоило обратить его в свою веру, так они стали единомышленниками и оставались ими даже тогда, когда полюбили одну и ту же четвероногую женщину, может быть, правильнее было бы сказать, что они ее полюбили потому, что были единомышленниками, и только такую женщину они могли полюбить.