Старшему. Мне в вину

Чем больше ты растешь, тем больше мне не сын.
Опять опрокинул графин… Полы мой, полумой.
Сейчас танцы и карате, в планах актерского мастерства секция,
Вчера заметила может уже не первую утреннюю эрекцию.
А дальше что? Возможно скоро, возможно будет
Какая-нибудь половая инфекция…
Поверь, что для меня это будет просто пипец и яд.
Пипец и я…
Где мой мишка уроненный на пол, идущий по лесу и косолапый? Где зайка, брошенный на скамейке хозяйкой? Хоть и нет дождя, мой зайка, я все больше забрасываю, забываю тебя.
Моя неусидчивость. Моя находчивость, опрометчивость.
Отцовский тик, отцовский профиль. С отцом остаешься в прошлом.
У меня теперь новый папа и снова сына, и ему далеко еще до мужчины. Боже, как же пошло!
Вот она причина – далеко еще до почина. А ты уже на полпути.
Пока полупрости. Полупока, прости.
На крик братика бежишь голову сломя,
Прыгаешь через ступеньку, спотыкаешься, больно ногой ушибаешься.
Ошибаюсь я.
Вижу, как проступает знакомая гримаска, и мои прозрачные слезы.
Я сдираю с себя живую маску – жизненную прозу, непростительную позу.
Мои соленые слезы... А ведь дальше их будет все меньше,
А потом и вовсе исчезнут даже в самые страшные грозы,
И совсем перестанешь быть сыном, станешь совсем чужой и взрослый мужчина.
Да, я их иногда еще вижу - твои проникновенные слезы, и понимаю, что ты совсем маленький -
Сердце сжимается.
И я бегу, как когда-то на детской площадке или в садике,
Бегу снова, как раньше, опять,
Потому что лучшее лекарство – (крепко прижать, потискать, пообнимать) это мать.
Играешь во дворе с друзьями, купаешься в бассейне, плаваешь уже сам.
 Ты -  соседский мальчишка, чужой забавный почти подросток, толстый живот, тесные трусы, волосатые ножки. Сую каждому в руку рассыпчатый круассан.
У младшего пока нос картошкой. Ты теперь такой не носишь.
Я вижу, какой ты будешь взрослый: густые ресницы, большие глаза, озорной и рослый.
Когда ночью спишь в калачике, млею, оттаиваю, горько плачу я. С пола одеяло поднимаю, осторожно укрываю, под бока подтыкаю.
Отцовский тик, отцовский спор, моих малочисленных нервов вор.
Слушай команду, не смей пререкаться, хватит хихикать и улыбаться. Ты сделал английский? Скоро уже двенадцать, я хочу отоспаться!
Полу – мой сын, полу - чужой мужчина. Ты такой расхлябанный, с этим не расхлебаться.
Тебе сейчас восемь (помнишь, как в лотерее – «в гости просим»?). Еще столько же раз по стольку все поносим и будет уже шестнадцать. Вот тогда главное – не растеряться. Наверное, совсем перестану смеяться, стану мазями натираться, перед старостью упираться. А ты будешь где-то теряться.
Потом еще чуть и не сможешь остаться:
 Из памяти сыном стираться, чужим мужиком появляться – раз в месяц, раз в год…
Даю почитать свои стихи   и глумлюсь, и над тобой ржу –
Над реакцией, что мама написала «Секс» и «Пофиг», но этот вот не покажу,
Может вовсе его сожгу…
Пойду выпью брют. Выложу свой бред.
Все это брод - в гроб!
Рябь…