Я сплетал свои вены в прочнейший жгут...

Я сплетал свои вены в прочнейший жгут и накладывал ей на раны, а она лишь шептала: "Mein Gott, das Blut!" и смеялась в лицо мне пьяно. Мир вокруг был бездушен, печально тих, и виски разрывались болью, а она умирала в руках моих то ли птицей бескрылой, то ли...

 Я сражался с судьбою, как только мог, я держал ее, Боже правый, и скулил еле слышно, как старый волк, что предчувствует близость травли. Все, что чудилось раньше смертельным злом, обернулось пустым и мелким. Жизнь текла, как смола, сквозь сухой надлом. Застывали безмолвно стрелки. Вне пространства и времени - я, она и часы с циферблатом стертым. И она мне не просто была нужна - мне казалось, я рухну мертвым в тот же миг, что закроет она глаза и рассыплется на осколки.

 Я просил, умолял все вернуть назад, только мало в том было толку.

 Умирала любовь, и во мне самом умирало безмолвно что-то, мне казалось, что я потерял свой дом, думал - стану навек холодным, всё отрину и сердце закрою так, чтобы ключ никому не вверить, и останусь навеки в своих мечтах, затворяя наружу двери.

 Как же я не хотел ее отпускать, я готов был расплавить душу, повернуть свои чувства и время вспять! Я кричал, обезумев, "Ну же! Я растил тебя, словно живой цветок, ты была мне всего дороже, неужели закончился, вышел срок? Как же так? Я ведь верил, что же...", только ветер в ладонях ее унес, мне оставив лишь смех... и память.

 И теперь ты не видишь меня от слез, и стремишься больнее ранить, оскорбляя, кляня, на чем свет стоит...

 Это - наша с тобою тризна по тому, что убили обман и быт.

 Я любил тебя.

 Больше жизни.