Вспышки

i

Взор в бездну устремляй, и ценностей весы
Придут в движение. Не забывай азы:
Возможно, лишь пока ты что-то не имеешь,
Возможно, лишь пока владеешь чем-то ты.


ii

Кто может знать, сколь долго ещё грудь
Вздыматься будет в трепетном желании вздохнуть?
Реши, о главном ли твой разум помышляет?
Ответь, готов ли ты продолжить этот путь?


iii

Лишь боль любимого, предательство его
Достойны горечи. Всё прочее – ничто.
Поверь, мой друг, всё прочее не стоит
Ни скорби духа, ни слёз тела твоего.


iv

В дороге о валун персты свои преткнул?
Вглядись внимательней, в нём изумруд блеснул.
И вот ещё совет: тот не познал падений,
Кто крылья никогда расправить не дерзнул.


v

Укройся с головой и отвернись к стене,
Зажмурь скорей глаза: так проще жить – вдвойне.
Ну? Пожалей себя! Ты так устал, бедняга.
И пусть – кругом потоп, и мир горит в огне.


vi

Страх-росомаха вновь преследует тебя?
Теснит и гонит прочь, остатки сил крадя?
Остановись! Борись! Однажды он настигнет,
А ты уж весь иссяк. Как победишь тогда?


vii

Не гневайся, ведь гнев – удел того, кто слаб.
Ты вымещаешь злость, обиды вкус познав.
Кто мужественен, тот слабей себя не тронет,
Поддержит, защитит, другим опорой став.


viii

Скитаясь средь миров, я суть постиг одну:
Чудес на свете нет, причина есть всему.
Легко "немыслимо" принять за "невозможно",
Коль  извелась душа в тоске по волшебству.


ix

С любимой куклою, в ручонках детских сжав,
Явилась дочь к отцу, про долг семьи прознав.
Малютка молвила: "Я бережно игралась.
Ты выручишь монет, другим её продав."


x

Я слушал мудреца. Слова его лились,
Как ливень, рокотом громов отозвались:
Порою умереть – ещё не значит сгинуть,
И выжить – не всегда тождественно спастись.


xi

Благодарю Тебя за дивный этот миг!
Моя душа – любви исполненный родник.
Я в радости с Тобой! Молю, так не покинь же,
Когда я духом пал и головой поник.


xii

Не смей выпрашивать, коль завладеть не смог,
Нето Лазурный Свод преподнесёт урок:
Останется в руках лишь, что твоё по праву,
Чужое убежит сквозь пальцы, как песок.


xiii

И вот опять в пыли. Повержен, сбитый с ног.
Пришла пора постичь ещё один урок:
Знай, ты не побеждён, враг рано торжествует,
Пока не сдался ты, ещё не эпилог.


xiv

Обида жжёт. Слова упрёков так горьки.
Струна обрована. Разрушены мосты.
В запале, иной раз, так просто хлопнуть дверью.
Сложнее постучать в неё с той стороны.


xv

Изменчивость стихий сильнее нас порой.
Что остается нам? Лишь только взгляд иной.
Но опытный моряк так установит парус,
Что ветру вопреки он путь продолжит свой.


xvi

Удача! Средь древес наткнулся на лозу.
Припал устами к ней. Вкусил её слезу.
Тебе благоволят, но вот о чём подумай:
Что если б ты взрастил её в своём саду?


xvii

Ты говоришь — легко быть добрым, коль силён,
Защитою быть тем, кто жизнью обделён.
Ну что же, соглашусь, большим и сильным — проще.
Так будь им! Но не будь на мир весь обозлён!


xviii

Ты жаждешь – вновь и вновь – иных миров вкусить:
Постичь их волшебство, из недр алмаз добыть.
Что проку в тех мирах? Алмазы – горстка щебня,
Коль рядом нет того, с кем мог бы их делить.


xix

Сегодня ты сбежал, свой хвост поджавши, прочь.
Ты бросил чью-то мать, оставил чью-то дочь
На произвол судьбы, жену, сестрёнку чью-то.
Вдруг завтра кто другой твоих – отпустит в ночь?


xx

Стенаешь, рухнув в прах: "За что, ответь, Судьба?"
Покуда причитал – споткнулась о тебя
И тянет за рукав. Чего, мол, тут расселся?
Пойдём, вставай скорей, у нас ещё дела.


xxi

Вдвоём истерзаны. Он, как и ты, лежит,
Зажав дыру рукой. Сквозь пальцы кровь бежит.
Как вусмерть не истечь, латая друга раны?
Прижми его – к своим, обняв, и так держи.


xxii

Аренам — рёв толпы и лязганье мечей.
Ристалищам — звон лат и ржание коней.
К чему я всё веду? Дом — не для состязаний.
Оставь броню, клинки при входе у дверей.


xxiii

Лишь только ночь над всем расправит тьмы покров,
Ему мерещится зло в зарослях кустов.
Удел мечтателя — тревоги и метания.
Но он же и узрит дворец средь облаков.


xxiv

Средь кущ приметил плод, что сладостью манил.
Его бочок румяный тотчас же меня заворожил.
Сорвал, спеша познать, вкусил и... поперхнулся:
Червивый изнутри, с другого бока сгнил.


xxv

Как и наставник, в толк никак я не возьму,
Коль Твоя воля, Отче, есть исток всему —
Я вовсе не ропщу, Ты только не подумай —
На что же гневаться, когда порой грешу?


xxvi

"Пусть, — к Небесам воззвав, почтенная рекла —
Во веки чада наши не увидят зла!"
Камыш прошелестел: "Порой, чтоб зла не видеть,
Достаточно закрыть иль отвести глаза".


xxvii

Песчинки ты и я, влекомые Судьбой.
И дервиш, и халиф предстанет пред чертой.
Так страшно делать шаг за грань, где неизвестность,
Коль не к кому воззвать: "Молю, побудь со мной!"


xxviii

В чужое сердце страсть зря тщишься водворить.
Мысль не нова, и всё ж, не лишне повторить.
Ты возжелал любви? Вложи в другого душу.
Попробуй-ка теперь его не полюбить.


xxix

Нам жерновов Судьбы с тобой не миновать.
Вздыматься городам и снова опадать.
Лишь звёзды в вышине, всё так же равнодушно,
В безмолвии Помол продолжат созерцать.


xxx

Мой кубок опустел на треть в пылу игры.
Но правил не постиг меж тем до сей поры.
Спросить у игроков? Те, кто вокруг, вникают,
Те, кто поопытней, ушли искать саки.


xxxi

Перед тобой чужак. Совсем иной уклад.
Чураешься его, и он тебе не рад.
Но урони слезу, как он, над тем же самым –
Вы станете родней и ближе во стократ.


xxxii

Который раз в ночи разбуженный совой,
Кручусь и так и сяк, вопрос томит простой:
Ответь, пернатый друг, идти за арбалетом,
Иль наконец-то сам ты клюв захлопнешь свой?!


xxxiii

И хочется творить, но, вроде как, лениво.
Вполне могу понять тебя, очей моих огниво.
Чтоб наловить мотив астрального эфира...
Ты помнишь деду Карлоса, да? Вот же ж. На фиг пиво!


xxxiv

Отметить веху чтоб, ты раздобыл вина.
Ждал близких, ждал друзей... Мне жаль. Пришла пора
Кувшинов, так и не распитых с теми,
Чьи на сердце своем ты высек имена.


xxxv

Пристанище нашла под сердцем  скорбь-гюрза,
И, что ни день, меж век опять гостит слеза.
Бежит в часах песок. Как и его, всё меньше,
Тех, за кого в ночи ты молишь Небеса.


xxxvi

В меня безумный мир вдолбил иную суть:
Запомни, наша жизнь – из одиночеств путь.
Мы тщимся вновь и вновь, сильней лишь вымерзая
В попытках, как к родной, к чужой душе прильнуть.


xxxvii

В ладони пустота. И кров твой без души.
А за окном галдят чужие малыши.
Готовым быть нельзя к такому, пережить лишь.
Поднимешься потом, сейчас – дыши! Дыши.


xxxviii

Припомни – в час, когда раздумия горьки –
Кто ждет на кончике протянутой руки.
Коль распустился на твоей обувке узел,
Не нужно мудрствовать, завязывай шнурки!


xxxix

Да, ты растратил зря порядком лет и сил.
Не счесть возможностей, что сдуру упустил.
Но это, как по мне, отнюдь ещё не повод,
Чтоб жизнь свою и впредь на тот же лад вести.


xl

Минут, что ты провел с родными, нет ценней.
В чертогах памяти улыбки их лелей.
Ведь, что б ни ждало Там, из всех богатств, что нажил,
Сдаётся, унесёшь лишь их в суме своей.


xli

Ты меж "они" и "мы" в душе провёл черту
И правым мнишь себя, с цепи спуская Тьму.
Но человеком быть нельзя наполовину,
И средь "своих" смердишь ты зверем потому.


xlii

Не тот богат, кто весь горазд скупить базар,
А тот, кто дервишу халат последний – в дар.
Воистину силён не тот, чей натиск злее,
Но – кто, при том что мог, всё ж не вернул удар.


xliii

Почудилось лицо родное средь толпы.
Защемит: знаешь сам, что обознался ты.
Лишь отпустив в душе и в сердце распрощавшись,
Перестаём искать любимые черты.


xliv

Мужчину красят шрамы, кто бы что ни рёк.
Ведь там, где след теперь, багрянец прежде тёк.
И чем страшней рубец, для мужа тем почётней.
Коль после раны той он всё ж подняться смог…


xlv

Утратив близкого, теряем часть свою.
Утрата Боль на свет являет потому.
В стенаниях души рождает Боль Обиду.
Обида в свой черёд в мир выпускает Тьму.


xlvi

Цени и береги, коль не желаешь ты
То, как звучит Семья, познать со стороны:
Так ложечка звенит, размешивая сахар
В трёх чашках поутру, на разные лады.


xlvii

Распахнутый ветрам, один, как перст, стою.
Лисица с выводком, почуяв грусть мою,
Пролаяла: "Глупыш, забудь про справедливость,
Коль хочешь крепкую и долгую семью!"


xlviii

Решил, что ты куда мудрее, чем они?
Допустим. Но тогда, будь добр, мне объясни,
Как вышло, что теперь твои родные тащат –
Тобою набранные – на себе долги?


xlix

Дурными мыслями себя изводишь днём,
Загривок аж гудит. Подумай вот о чём.
Коль так изо дня в день, вдруг от кошмара ночью
Однажды не сбежишь? Ну как уже ты в нём?..


l

Однажды – век спустя, а может, через час –
Чем ни владели б мы, всё отберут у нас.
Который год подряд, в твоём потухшем взоре
Сквозит немой вопрос. Ответ – живи сейчас.


li

"Грядущего" вдали маячит силуэт.
Отринув "ныне", мним – у "завтра" края нет.
Но волею Небес "грядущее" утратив,
Вновь учимся вкушать "сейчас", ловить момент.


lii

В день завтрашний душой тянулся, что есть сил.
Минувшим вновь и вновь зря сердце бередил.
Наставника совет в уме поздней сложил:
Кто не обрёл "сейчас" – считай, что и не жил.


liii

Что б выбрал ты, без бед чужою волей жить –
По карте будто путь, чтоб мог счастливым быть –
Иль кораблю в ущерб сквозь штормы, рифы, мели,
Но, за штурвал держась, ты предпочёл бы плыть?


liv

Нам суждено не раз то знамя избирать,
Под коим день за днём свой будем путь держать.
Стяг справедливости? Возмездия ли прапор?
Иль милосердья ввысь хоругвь решишь поднять?


lv

– О, мудрый Кипарис, ответь мне, для чего
Мы в этот мир пришли? Кто нас привёл в него?
И растолкуй глупцу, так в чём же смысл жизни?
– Кто счастьем упоён, тому не до того.


lvi

"Все женщины хотят, – Орёл проклёкотал, –
Что бы мужчина рядом силу источал.
Иные – кто привык с невзгодами справляться
Без крепкого плеча, да так и одичал".


lvii

Бесспорно, близкому нельзя вменять в вину
Уход, коль тягостно с тобою быть ему.
Всего один нюанс: такой уход быть должен
"Откуда", "от кого", но не "куда", "к кому".


lviii

Прибой увещевал: "Пойми, к чему хандрить?
Никто не умер. ДнЁм вчерашним хватит жить!"
Все, Небесам хвала, и впрямь остались живы.
Лишь меж двумя людьми шва отпороли нить.


lix

Дружище, как же так? Ты, верно, позабыл
О том, что прежде сам про "изумруд" твердил?
Да, пропустил удар. Упал. Ну, что ж, бывает.
Важней, что б ты теперь шанс встать не пропустил.


lx

Ноябрьский зябкий мрак в окно глядит опять.
Нагретая постель. Так сладко в ней дремать.
Но коль не мы, то кто, раскручивая Землю
Биением сердец, май станет приближать?


lxi

Как чуден был бы мир, где каждый вдохновлён,
Зиждителя стезёй с лихвою упоён!
Но, деда Абрахам, зачем в основе нашей –
Зарплата, выпивка, любви утехи, сон?


lxii

Тенденция. Хотя, кому на то пенять?
Зарубки скоро будет в пору оставлять
На ручке турки, словно на ружья прикладе...
И принялся плиту от кофе оттирать.


lxiii

Румяный дровосек промолвил: "Не секрет,
Летит щепа при рубке". Дуб ему в ответ:
"А лесорубом быть, поди, куда как проще,
Когда твоих родных среди тех щепок нет?"


lxiv

Сколь б ни был мир далёк от совершенства врат,
Есть те в нём, кто нет-нет возьмут да и решат,
Что их призванье – сей безумный мир исправить,
И сделают его безумней во сто крат.


lxv

От века пара птиц кружит в ночной тиши:
Вран одиночества, с ним вместе ворон лжи.
Их перья страх и скорбь. Тех птах остерегайся.
Совьёт гнездо одна – другую в гости жди.


lxvi

Похоже, чья-то скорбь перелилась за край,
Превысив чашу веры в воздаянье, ад и рай,
Коль скопом образА снесли к помойной яме.
И на ветвях кругом, и в душах враний грай.


lxvii

Истёршийся медяк в карман к тебе попал.
Что покупалось им, с тех пор как он блистал?
Иль этот старец, чЕй белее снега волос,
За век свой через что – кого – переступал?


lxviii

Не принимай всерьёз, пускай себе твердит,
Мол, ходом дум людских повелевает быт.
Тому, кто духом слаб, и впрямь юдоль хозяйка.
Кто крепок – под себя весь мир перекроит.


lxix

Несчастлив без побед? Побед нет без борьбы.
Откуда б взяться ей, когда не жаждешь ты?
На ум приходит мысль: не жаждешь – знать доволен?
Так не лукавь тогда, что дни твои горьки.


lxx

Надеюсь, уяснил? Коль в суматохе дней
Хотя бы час-другой из жизни из своей
С тобою разделить негаданно захочет,
Ты поднимаешь зад и вихрем мчишься к ней!


lxxi

Легли среди людей бескрайние межИ
Непонимания, но ты себе внуши:
Равнять с длиной тропы до ближней винной лавки
Нелепо, право же, путь до другой души.


lxxii

Тех, чьей заботою мир детства был согрет,
Кто – сам, не смежив век – хранил наш сон от бед
И обнимал, когда мир рушился на части,
Кто обнимает их, спустя десятки лет?


lxxiii

Достойно ли, ответь, когда залогом страх,
Кичиться пламенной молитвой на устах?
И, раз на то пошло, уж кОли хочешь верить,
Так верь же, наконец, а не проси дать знак!


lxxiv

Доколе будешь пыл и силы расточать,
Несовершенный мир пытаясь исправлять?
Уймись и уясни: ты в силах переделать
Лишь самого себя, чуть совершенней стать.


lxxv

Жизнь вышла кувырком? Пусть так. Когда слова
"Мам, я тебя люблю", а то "Пап, у меня
Всё хорошо" хоть раз в свой адрес ты услышал,
Знай, в главном ты был прав, и было всё не зря.


lxxvi

Хоть в тысячу шагов, хоть в пять, не в этом суть,
Без первого – никак, каким бы ни был путь.
И сколько тех путей не пройдено, понеже
Ты не дерзнул на них в урочный час шагнуть.


lxxvii

Чем больше довелось нам на пути терять,
Тем нужды будут впредь скромнее истязать.
А ценим мы лишь то, за что платили болью.
Так, горя не познав, и счастья не стяжать.


lxxviii

Сдается мне, в глуши и хваткой челюстей,
И яростью рысь-одиночество слабей.
Как так? А потому, что будет ощущаться
Куда естественнее, чем в толпе людей.


lxxix

При всём почтении, назрел вопрос меж тем,
Касаемо одной из щекотливых тем:
Коль всё – как говорят – так бело и пушисто,
В толк не возьму тогда, а ладан-то зачем?


lxxx

Вздыхаешь день за днем о том, как тяжко жить,
Как дни твои горьки. Позволь мне возразить:
Коль скоро у тебя досуг есть для рефлексий,
Не так уж плохо всё. Так в праве ль ты хандрить?


lxxxi

Задумайся – и лгать себе ты не спеши –
Что из примеров двух желаннее, реши:
Исследовать других, иль собственным глубинам
Касания чужих подушечек нужны?


lxxxii

Взгляни на черепки. Сложи к краям края.
Смекнул уже, куда уводит мысль моя?
Вновь чем-то целым стать способны лишь осколки.
А монолиту суть слияния чужда.


lxxxiii

Лишь день померк, шакал крадётся, словно тать.
Брезгливые плевки вослед. Что тут сказать?
Пускай, он – трус и плут, чей стол –  объедки, падаль,
Ошейника на нём, однако ж, не видать.


lxxxiv

Неписаный закон встречал в игре одной:
Чтоб склоки и грызня минули стороной,
Кто, сколько раз сглупил и сколько – промахнулся,
Считает каждый сам и только за собой.


lxxxv

Иконки крохотной бумажные края,
Тщась затолкать в нутро прозрачного чехла,
Сминал и всё твердил: "Прости-прости, так нужно,
Чтоб защитить тебя от большего вреда."


lxxxvi

Ты, верно, замечал, как наперегонки
В стакане содовой несутся пузырьки?
Тот, крупный – мчит быстрей. Отставший – чуть помельче.
Что ждёт их всех вверху, у финишной черты?


lxxxvii

О тех, кого уж нет, горюя, мы скорбим,
Хоть нам и невдомек, и по себе самим.
По тем – что не сбылись. По тем, чьи и поныне
Ошибки и мечты там, в глубине, храним.


lxxxviii

Меж нами и в миру свершилось много зла.
И крест, что для меня, уж не из серебра.
В чреде безумных лет коль всё таки  минуту,
Мой лютый враг, найдешь, дай знать, что ты цела.


lxxxix

На флопе ты решил ещё понаблюлать.
Заветный приз сулил и тёрн – не рисковать.
Но вот уж ривер сдан, а ты опять в сомненьях.
Все карты на столе, дружок, пора играть.


xc

Ты счастию других не вздумай помешать:
Совать в колеса прут, худое замышлять.
Единственный резон – коль, по всему, решили
Без спроса за твой счёт то счастье воплощать.


xci

Ворчишь, что скуден мир на свет и краски стал.
Действительно, с чего б? Ища заветный лал,
Ты так махал кайлом, что очутился в штольне.
Сам сложишь два и два, кто краски... растерял?


xcii

Ни поздний час ночной, ни пряди в серебре
Не повод для надежд. Забудь о тишине.
В парадном только тот дверь от хлопка придержит,
Кому пришлось пожить на первом этаже.


xciii

Чтоб не скулить потом никчёмные "прости" –
Когда от близкого не сможешь отвести
По слабости своей беду – не жди, покуда
Предъявит Фатум счёт. Сейчас с себя спроси.


xciv

Кофейных зёрен вар чарует и бодрит.
Жаль, у эффекта есть свой временнОй лимит.
И с творчеством, увы, похожая картина:
Свеж "аромат" сперва, позднее – чуть фонит.


xcv

А помнишь, во жару, в кручении огней
Талдычил, мол, пускай, устал от афиней?
Ко всем чертям послать грозился мир безумный,
Как следом – мышкой мысль: но что же станет с Ней?


xcvi

Хотел предупредить, ждёт выбор непростой:
Пирушку отгуляв, плестись в ночи домой,
Иль дрёме супротив, едва не до рассвета,
Надривать горшки за целою толпой.


xcvii

Не выйдет без конца от бед и зла сбегать.
Чтоб не могла сломить догнавшая напасть,
Будь счатьем укреплён. Сбирая по крупицам,
Храни его в душе, по пустякам не трать.


xcviii

Чтя Звонаря завет, средь рифм чурайся ныть.
Друг к дружке лишь слова потянется крепить
Сквозь боль душа – дерзай! Да только так, что б вместе
Не ранили они, но помогали жить!


xcix

Сирени вешней цвет истаял, как туман.
Шипы взамен свечей – ощерился каштан
Под залпы майских гроз. Обманчиво кондовый,
Волнами кутает июньских лип дурман.


c

Центурия. Кто б знал, каким дойду сюда.
Четыре сотни строк. Переписать нельзя.
Оглянемся назад... и в путь. Я не прощаюсь.
Надеюсь, спишемся. Спасибо вам, друзья!