25

Я смотрю в закрытое окно
на бесконечные ряды антенных спиц.
Там как всегда до ужаса темно.
Настолько, что не видно птиц.

На дверь смотрю – чернющее пятно
всегда готово придавить.
Пугает в темноте одно –
здесь заживо возможно сгнить.

Мне перекрасить бы её
из черного в зеленый цвет.
За кисть хватаюсь, словно за цевьё,
но голос с кухни ждёт к столу: «Обед!»

Эх, мне бы выйти в это вот окно,
Нет смысла здесь сидеть без сигарет.
А мама смотрит мексиканское кино,
и запрещает брать свой пистолет.

Вот слышу я – скрипит карниз,
как будто пробивается билет;
Лица помятые роняют вниз
мои соседи – и они без сигарет.

Есть лица в грязь, другие в снег.
Летят все те, кто раньше и не смел.
Когда-нибудь кончается твой век,
рисуешь мелом или нюхаешь ты мел.

Спросил отца: «Как дальше жить?»
Он хлопнул по плечу, мол, будь здоров!
А бабушка моя мне запрещает пить,
сыграть мне предлагая в докторов.

Но и пилюли и шприцы не в кайф.
На свой вопрос не получил ответ.
Мне мама вяжет теплый шарф,
И снова не дает свой пистолет.