Краски-сказки

Дневники - это дань былому. Дневники - это кеш рассудка. Всё, во что ты не хочешь верить, смело скидываешь туда. Скажем - очень больная тема или очень плохая шутка, даже очень красивый мальчик или прочая ерунда. А сегодня - всего лишь холод. Странный снег в середине лета. Я читала - такое было триста семьдесят лет назад. Холод - странный. Он красит стёкла. Холод - страшный. Он ждёт ответа. Старый дом погрузился в кому и проваливается в ад.

Холод, как никогда умело, перелистывает страницы; холод, как никогда, жестоко растирает меня в труху. И, конечно, ломает стены и зачем-то срывает лица, превращая их в бурю красок, что беснуется наверху. Красно-желтые - это те, кто верит в сказки, читает Фрая, голубой и зелёный - сами сказки, списанные в тетрадь. Остальные живут на стенах, и на стенах же умирают, потому что им, если честно, безразлично, где умирать.

Когда буря скребётся в стёкла, когда память шуршит под кожей, проползи на чердак, под мышку взяв какой-нибудь книжный том. Ты садишься, читаешь книгу, упиваешься ей до дрожи, а потом задуваешь свечку и мечтаешь о сём о том. Холод это всего лишь холод. Не жестокий, а равнодушный. Совершенно случайно стал он на сегодня моей судьбой. И не важно, что очень страшно. И не важно, что жутко скучно. Даже если родился чёрным - можешь красить себя в любой.

Триста семьдесят дневниковых равнодушных страниц осталось, ровно столько же прочитала ты сегодня на чердаке.
Ты гуляешь по Гребню Ехо...
Замышляешь одну лишь шалость,
Пробираясь к Конечной Догме.
Возвращаешься налегке,
Попрощавшись с Заикой Биллом, из пустого, скупого Дерри и несёшься стремглав в Альгамбру и спасаешь больную мать.
Погружаешься в сон во сне, где
Потаенные ищешь двери,
А за ними бежишь к пентаклю - Бартимеуса призывать.

Это всё происходит сразу под захлопнутыми глазами, дочитала свои страницы и уснула... А между тем холод бьётся бессильно в стены, давит серыми небесами, а потом - завывает грозно, растворяется насовсем.