Фантазия о поэзии и старости

Поймал себя на мысли,
Что ужасно
Быть старым,
И горестным
Поэтом,
И обманным,
Когда  вокруг так много молодых.
Однажды Маяковский уронил
Неверность слов –
Двуногое бессилье.
Как страшно снится немощность
Поэту!
Ведь женщины о нём вздыхают тайно,
И плачет ночью сказка
В синем цвете.
Сам Маяковский вовсе не был дряхлым,
Бесплотным духом,
А его стихи
И страстью наполнялись, и желаньем,
Как и пристало  строчкам человека,
Ещё не отмечавшего с тоскою
Сорокалетия
И прочих скорбных дат.
Я думаю, тому, кто близок к музам,
Нельзя дряхлеть,
Терять предназначенье
Певца любви,
Поэт обязан
Красивым быть,
Весёлым, златокудрым,
Как житель неба,
Как весенний ангел.
И это справедливо,
Хоть жестоко:
Поэты доживают до бессмертья,
Но редко – до преклонных лет.
И  Пушкин,
И Лермонтов,
И  Надсон, и Есенин,
И даже Блок…
Я не могу представить
Их в старческом обличье,
Как в халате
Уютности домашней,
Без полёта,
Без трепета,
Без страстных ожиданий.
Вот произнёс кощунственные бредни
И вспомнил Антокольского.
Я видел,
Как невесомо горестное тело,
Пылавшее огнём, надеждой, болью,
Бессильное, но в вечном упоенье
Летящее к огням далёкой бездны,
Неведомо и сказочно ярилось.
Он был прекрасен,
Павел Антокольский,
В свои непоэтические годы,
И женщины ему кричали:
- Браво!
И нежно, и отчаянно любили
Высокий всплеск
Загадочных эмоций.
Мне вспомнился Евгений Евтушенко,
С морщинистым лицом,
Весь в шрамах боли,
Которой одарило его время
Несбывшихся надежд и странных смыслов.
В одном из залов города Хадера
Поэт читал стихи.
Ломался голос,
Всегда бездонно звучный и глубокий.
Но женщины ему кричали:
- Браво!
И нежно, и отчаянно любили.
И я подумал, что такое взлёт –
Восторги силы
Или крик бессилья,
Такого, что затмит собой
Все страсти
Ещё не объяснённой высоты?
                Р.Маргулис