Последнее послание к Коринфянам

Если смысл жизни упаковываю в подарочную фольгу и заношу в новый айфон планы на завтра, а о смерти не помню, то я – шум моста, звучащий в липкой ночной тишине
Если игральные кости брошенные мне в спину выбросили шестёрку и дали подержать мир за мягкий кадык, но не дали силы смириться с неизбежностью, то сила моя ничто.
И если отдал замерзающему бичу свой китайский пуховик, но не сказал ему, что и он умрёт, то не будет ему от моего тряпья никакой пользы.
Смерть фильтрует все наши токсины, испускаемые в чистую плаценту жизни и смеётся над радостями первого крика, ведь первый значит у неё первый перед последним
Она не завидует нашим кубикам и гигам, нарисованным грязной рукой в тех. паспорте жизни
И терпение её велико как предвечный океан, взбаламученный Богом в поисках мыслящего тростника
Ведь ей приходится терпеть дыхание человечества, забывшего почистить зубы на ночь
И сдерживать своё желание выкосить сорный луг до новой зари
Что бы утром Бог снова смог пробежать босыми ножками по росянистой жизни
Где каждая травинка – чья-то судьба
Да завидовать ей смешно, ведь зависть - наш любимый ребёнок, пожирающий своих отцов
И если жизнь – сердце, то смерть – предсердие, сжимающее в холодных руках хрупкий клапан
Клапан существа, возомнившего себя великаном
И если ей и было кого-нибудь жаль, так это кота, сорвавшегося с гнезда ласточки, но совершившего свой прыжок в неизвестное
В её аннигиляционной камере, столкнувшись лбами, уходят в распад истина и неправда
Пересчитывая пульсации вселенной, она устала ставить зарубки на коре Иггдрасиля,
И сбилась со счёта
Её глаза ослабли от мелькания миров в генераторе случайных чисел и она надела чёрные очки в круглой оправе
Ведь это модный тренд, как она узнала, заглянув через плечо одной модницы
К чему ей наши программы продления жизни, ведь она не укорачивает, а прекращает
У неё нет привязанностей и после короткой встречи она не оборачивается во след
Она верит всем нашим словам и покрывает все наши дела, но как же прозрачен её покров и эфемерна вера
Верная Богу, только раз давшая себя попрать его Сыну
Но Его пример для нас – лишь трансляция по ТВ красивого хора, поющего пасхальный тропарь
Две тысячи лет мессы и уже никто не придёт прокричать: Или, Или, лама савахфани
На ухо оглохшего человечества, спрятавшего в банковской ячейке свой слуховой аппарат,
Подаренный на пенсионный юбилей социальными службами
В этом мире, смерть никогда не перестанет, даже если новый Иеремия выйдет на площадь каждого города
И разошлёт свои пророчества в мириадах сообщений, заблокированных умными программами как откровенный спам
Но почему мы все верим, что согласно обету настанет совершенное, в тайне надеясь, что оно уже с нами в этом мире?
Когда я был младенцем, я не знал, что такое смерть,
Но в один день, услышав на улице чей-то смех, я подумал, что умру, а мир и дальше будет скалить свои щербатые зубы
Вот так каждый из нас теряет невинность своей души, осознав неизбежное и неизбывное
Неизбытное горе, расцвеченное  синонимами в словаре Даля
Вездесущее как песок на зубах в мёртвой пустыне, как жажда, что мучит с рождения до полного иссыхания сердца
Тайная гостья, мы все смотрим на тебя сквозь мутное стекло наших знаний, записанных в красных дипломах
И все, в свой час, лицом к лицу познаем, подобно как ранее были познаны.
А теперь пребывают сии три: смерть, жизнь и любовь, и все они сёстры