В тени гения Славы

Когда-то  тут  был  строгий  бюст  и  сквер  -  скамейки  на  четыре,
присесть,  курнуть,  распить,  вздохнуть,  а  не  торчать  в  квартире.
Суровый  архитектор  делил  компании  влюблённых  и  старух,
металась  жизнь,  не  то  чтобы  захватывало  дух
от  линии  судьбы,  скорее  от  остатков  диабаза.
Народ  желал  мануфактуры,  музыки,  парного  мяса,
завод  в  механике  часов  сменился  бравой  батарейкой.
Еврейкой  на  окне  не  свистнет  в  клетке  канарейка.

В  те  дни  минувшие  о  конвертации  валюты
народ  не  помышлял.  Трамвайные  маршруты
пересекали  город  поперёк,  диагонально,  вдоль,
в  шкафах  трёхдверных  размножалась  моль.
Рабочий  класс  тянул  портвейн  и  хлебный  квас,
пятиалтынный  в  месяц  квартиросъёмщик  отдавал  за  газ.
Полу-запретным  чудом  на  экране  появлялся  йог
и  лучший  из  поэтов  Атлантику  еще  не  пересёк.

Страну  пугали  ядерной  войной  и  ТАСС  был  пугалом  испуга,
на  всех  мостах  через  Неву  наличие  спасательного  круга               
считалось  обязательным.  Беспечный  пешеход,
прохаживаясь  лабиринтом  улиц  -  бывших  Рот,
из  года  в  год,  не  часто,  встречал  автомобиль,
вдыхая  воздух  вечных  праздников.  Ваниль
мешалась  с  запахом  каких-то  сдобных  булок,
кот  мелким  бегом  рассекал  неброский  Якобштадтский  переулок,

который  вёл  на  рынок,  за  забитым  наглухо  собором.
Гиганты-ангелы  глазами  без  зрачков  с  укором
взирали  на  никем  неистребимый  коммерческий  обряд.
Вороны,  облетая  купол  выкаркивали: -  кто  тут  свят?
По  воскресеньям  там  продавали  аквариумных  рыб.
Мужей  торговых  папиросный  беломорный  хрип
хвалил  бойцовых,  барбусы,  но  чаще  покупали  гуппи
и  день  кончался  ложкою  в  перловом  супе.

Шесть  остановок  от  нелепой  и  любимой  Триумфальной  арки.
Прозрачна  ночь.  Ремонтники  в  огне  электросварки
скрепляли  рельс  на  повороте  у  Варшавского  вокзала,
изрядно  прожито,  но  этого  в  итоге  мало.
Там  медный  монстр  -  шпион  и  сифилитик,
держал  рукой  луну,  когда  луна  в  зените
светила  над  каналом,  царапаясь  о  ржавчину  церквей,
в  кустах  бывало  раздавались  визги  мотористок-швей.

По  схеме  солнечных  часов  макеты  русских  пушек
расставлены  полукольцом,  как  призраки  и  души,
мерно  бредущие  за  лошадью  химеры  в  уютный  ад.
Вот  упрощённый  гений  Славы,  на  опрощённый  Петроград
отбрасывает  крыльев  тень  в  июньский  полдень.
Я  призываю  навсегда  спасительную  лень
и,  как  китаец  жду,  что  скоро  по  Фонтанке,  в  пасть  залива,
потащит  труп  врага  вода,  спокойна  и  трудолюбива.

Кружатся  голуби,  производители  заразы  и  помёта,
над  гением,  лишившимся  полёта.  Со  взглядом  идиота
стоит  турист,  его  не  обвинить  в  нехватке  бронзы.
Туристки-козы  находят  ракурс,  эрос,  фокус,  позы.
В  дубовую  листву  запрятался  фонарь  из  чугуна.
Зачахнут  лето,  осень...  Новая,  сопливая  весна
рванёт  подальше,  вместе  с  бегством  капитала
пустыми  нишами  восточного  портала.


Июнь 2013