Четыре гвоздя

1.

Полюбил я когда-то всю «правду»
О России моей трудовой.
Только в «правду» привнес ряд поправок, 
Когда думать пришлось головой.

Босоногое детство обмануто
Было ложью искусной, гнилой
Как свергали Царя, как тиранили
Русь Святую гражданской войной.

Ложь сплела сети живо и спаянно,
Вовлекая в террор молодежь
На духмяном лугу, где хозяином
Стал безбожный, но «правильный» вождь.

Все цветы злобно пулями скошены,
Уничтожены ульи свинцом.
Дескать, будут дороги проложены
Только к счастью на шаре земном.

Увлекла всех мечта эпохальная —
Поспешили гурьбой в комсомол.
Вчера радость для многих — пасхальная,
А сегодня — значок с Ильичом.

Были клятвы вождю, с фотографией,
Революции знамя беречь.
И казался гуманным и правильным
Над «врагами» карающий меч.

2.

И брожу я тропинками узкими
У развалин церквушки с хвощом,
Обнимаю берёзоньки русские
Над нетленным её алтарём.

Ей лет триста, а может, лишь двести,
Где-то рядом остатки могил.
Я церквушке совсем не ровесник,
Но тем паче её погубил.

Это я, с мировой возвратившись,
Закружился в угаре шальном,
Приготовил живенько ружьишко,
И вперед с Октябрём напролом.

Это я в большевистском оскале
На горячем летел скакуне
И рубил окровавленной саблей
Встречным головы, как на войне.

Это я распинал, свирепея,
Русь родную, несчастную Русь,
И стрелял, и стрелял, не робея.
Церковь снёс, с кулачьём разберусь.

Это я был плаксивый и сирый,
Когда вместе с толпою лепеча,
Провожал в путь последний кумира —
Сам себя, мертвеца, палача.

Это я «новый мир» спешно строил
Произволом собратьев лихих.
Беломорский канал приумножил
Меру всяких страданий людских.

Это я дошагал до Берлина —
Цитадели борзого зверья.
И с войны, беспощадной и длинной,
Возвратился в родные края.

Это я на равнинах сибирских
Лес валил, сил ничьих не щадя.
Конъюнктурно и как под копирку
Пел осанну подручным вождя.

Это я... это я, властью битый,
Уходил навсегда в лагеря,
Это я, чужой кровью умытый,
Расстрелял сам себя, главаря.

Это я в паутине желанной
Верил «сказкам» идейных вождей,
Что шагать надо смело, по плану,
В «новый мир» — мимо Бога, церквей.

Но однажды, мечтатель заядлый,
Я с тоской огляделся окрест
И за далью веков необъятной
Смог увидеть Голгофу и Крест.

Жребий брошен, разделены ризы,
Прочно вбиты четыре гвоздя.
На Кресте наш Господь — совсем близко,
И с Креста Он глядит не стыдя.

И спросил я: «Зачем муки эти
и четыре столь страшных гвоздя?»
И услышал в ответ: «Лютой смертью
Божий Сын пострадал за тебя…»

Устрашился весьма сотник позже —
Казнь свершилась, но сердце скорбит.
Человек Сей, конечно, Сын Божий!
Почему же унижен, убит?!

4.

Сколько раз мы, Россия, мельчали,
Шли дорогой кровавой, шальной?
Сколько раз мы с тобою стреляли
В Крест Святой?!

5.

И брожу я тропинками узкими
У развалин церквушки с хвощом,
Обнимаю берёзоньки русские
Над нетленным её алтарём.

Ей лет триста, а может, лишь двести,
Где-то рядом остатки могил.
Я церквушке совсем не ровесник,
Но тем паче её погубил.

13.09.1997