Глава первая

 В одном из двух домов двора проживали два Ивана со своим семейством каждый: Иван Николаевич Бабушкин и Иван Иванович Митрошин.
Иван Николаевич нрава весёлого, бесшабашного. Недаром даже родные дети, Таня, Галя, Вовка и Лёнька, шутейски называют отца «Вано». Ивана это только веселит. Он же, в свою очередь, окликая Вовку, может добавить «идиёт» или «ишак», а младшего сына Лёньку называет «Карлек», именно в таком звучании, как написано (что интересно, Лёнька к двадцати года был уже самым высоким в семье: под два метра). К другим он, зачастую, обращается ещё проще: малый или девка. И опять никто не обижается. И жена его, Анна Васильевна, худенькая, шустрая женщина, давно привыкла к его чудачествам. Она совсем не реагирует, когда муж в очередной раз начинает смеяться и говорить во всеуслышание: «Нюрка, никудышная бабёнка, заменю тебя, отслужила своё, спишу с корабля!». Кто слышит - улыбается, зная, что никуда он не денется от своей Нюрочки, и странностью своего характера только с ней навеки и связан, что и подтвердилось через много лет, и мы к этому ещё вернёмся.
Первые двое детей у них умерли едва народившись. Иван к этому отнёсся по-философски: Бог дал, Бог взял. Оставшиеся четверо «медов не хлебали». Никто тогда не жил вольготно, а многодетным семьям было тем более тяжело. Одежда простенькая, ничего лишнего, да плюсом школьная форма и кое-какая обувка. Зимой пальтишки, шапки, а на ноги, шитые Нюркой из тряпок, бурки - лишь бы тепло. Сам же Иван, приходя с работы в сплошь замасленной спецовке, не переодевался вообще. Не любил он и разуваться, и придя с улицы, так и расхаживал по дому в рабочих ботинках. В таком же виде он лежал на ещё не остывшей печи, устланной грязными тряпками. Газ подведен не был, и готовили на печах с чугунной плитой наверху. Для тепла стояли и печи «голландки», топившиеся в зимнюю пору углём на ночь, чтобы как-то сохранить тепло до утра. Однако Иван и здесь пошёл своим путём. На зиму в спальной комнате устанавливалась металлическая печь «буржуйка» с трубой, выведенной через пробитое отверстие в дымоход основной печи. Грязь от «буржуйки» в квартире была несусветная. Однако дворовые пацаны собирались зимой у этой печки. Дядя Ваня располагался на кровати, доставал красную пачку «Примы», аккуратно разрывал сигарету пополам. Одну часть сигареты он возвращал в пачку, а вторую вставлял в прокуренный напрочь мундштук. Чиркала спичка - и голубой дымок струился к потолку. Когда было трудно и с сигаретами, он не гнушался отправлять ребят собирать «бычки» у автобусной остановки. За это пацаны получали устную благодарность от Ивана, а «бычки» складывались в стеклянную баночку. Потягивая трубочку, Иван ежеминутно «выстреливал» слюной через щелку в зубах. Слюна длинно летела по комнате и точно попадала на раскалённую печь, испуганно шипела и мгновенно испарялась. Дядя Ваня травил байки пацанам, расположившимся на полу у печки. Ребята приносили с собой картошку и пекли её на «буржуйке». Соль дядя Ваня выделял. А ещё, случалось, играли в лото, по копеечке за карту. Вано вытаскивал из мешка бочонки и громко выкрикивал:
«Одиннадцать- барабанные палочки; Двадцать два- гуси». Если он не знал весёлое название цифры, то придумывал сам.Так и проходили длинные зимние вечера, особенно во время зимних каникул.
Летом дядя Ваня устраивал более разнообразные мероприятия. Если у него в течение дня появлялась бутылка «червивки», то он объявлял во дворе: «Вечером шашлык!». Пацаны уже знали, что с собой надо будет иметь сало с хлебом. Вечером, как только проходил дневной зной, Иван разжигал свою, видавшую виды, паяльную лампу и ставил её на канализационный люк у дома.
Ребята нанизывали сало на очищенные веточки клёна и жарили его в пламени лампы. Жарил сало и дядя Ваня. Потом он наливал стакан вина и выпивал не спеша, мелкими глотками, явно смакуя и растягивая удовольствие. Опорожнив пол-литра, он по обыкновению начинал плясать, хотя делать этого он совсем не умел. Дядя Ваня неуклюже подпрыгивал на одной ноге, а второй притопывал. При этом он напевал всегда одну и ту же частушку:

-Меня Нюрка в грудь толкает,
Вставай, Ванька, рассветает.
Меня Нюрка всё в грудь, всё в грудь.
А грудь больна, нельзя вздохнуть.

Ещё более важным событием была прогулка в лес, которую Иван называл красивым словом: Экскурсия. Говорил только два слова: «Завтра экскурсия».
Свёртки с едой собирали с вечера, а утром следом за дядей Ваней всей ватагой шли в лес, который начинался буквально в трёх километрах от дома. Пока шли по лесу, дети собирали чернику, примечали и рассматривали белочек на лохматых елях и трудяг- дятлов на высоких соснах. Чернику нанизывали гирляндой на стебельки травы с лохматым верхом, на гостинец родителям, но в основном её тут же и ели. К моменту выхода на знакомую поляну губы и рты у пацанов были уже чёрные от съеденных ягод. Здесь протекал лесной ручей с чистой, ледяной водой.Купание в этом ручье обязательно входило в план экскурсии. Закончив купание, располагались на поляне и подкреплялись простенькой едой. Бегали и гоняли мяч по лугу. После экскурсии пацаны ещё не раз пересказывали зачем-то друг другу, как всё происходило…
Иван, уже будучи стариком, сам несказанно удивлялся когда семейные мужики, в возрасте, в подробностях напоминали ему об этих экскурсиях. Он сам- то почти всё забыл.
Вот и делайте выводы, дорогие родители, что ребёнку в детстве важно.