За горизонтом вслед. Заметки переводчика

Когда ты в старости грустишь одна
И клонит к очагу, прочти сей стих —
Затеплится мечта в глазах твоих
И тени лиц всплывут из полусна.

Любили многие тебя, твой пыл,—
Кто искренне, кто лживо... Я не лгу:
Лишь я один узнал твою тоску,
Мятущуюся душу полюбил.

Клонясь к решётке огненных борозд,
Шепчи уныло о любви былой,
Что поднялась над горной вышиной
И спрятала свой лик средь сонма звёзд.

    Любезный читатель! Это – мой перевод стихотворения ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса  (Yeats, William Butler; 1865 — 1939). Именно с него и началась «история» книги «За горизонтом вслед», вышедшей в 2004 году, в которой представлены 40 поэтов Англии и США: от Шекспира до Льюиса и от Брайанта до Гинзберга.

    Чем же определялся подбор имён и стихотворений? — спросишь ты вполне резонно. А я отвечу вполне искренне: почти ничем. Как так — ничем?.. Но я же сказал — «почти»... Придётся расшифровать это закавыченное наречие. Так что наберись терпения и выслушай исповедь о том, как зародилась сама идея породить на свет Божий эту книгу.
   
    Буквально накануне Рождества позвонила давнишняя приятельница — О. Д., мама всем известного маэстро — М. В. П., который, как выяснилось, написал музыку на стихи Йейтса —«When You Are Old...» («Когда ты стар... »). Вот текст оригинала:
   
    When you are old and gray and full of sleep,
    And nodding by the fire, take down this book,
    And slowly read, and dream of the soft look
    Your eyes had once, and of their shadows deep;
    How many loved your moments of glad grace,
    And loved your beauty with love false or true,
    But one man loved the pilgrim soul in you,
    And loved the sorrows of your changing face;
    And bending down beside the glowing bars,
    Murmur, a little sadly, how Love fled
    And paced upon the mountains overhead
    And hid his face among a crowd of stars.
 
О. Д. проявила личную инициативу, попросив меня перевести эти стихи на русский. И я с удовольствием взялся за дело, торопясь приготовить свой скромный рождественский подарок многоуважаемой «заказчице».

    Честно говоря, я остался доволен своей работой, особенно после того, как прочитал перевод этого стихотворения в одном солидном советском издании. Не буду называть имени переводчика, дабы не ставить его в неудобное положение. Но его Йейтс начинался следующей строкой: «Когда старухой греешь ты колени...». После такого «классического» признания остальные строчки уже невозможно было воспринимать без улыбки. В голове неотступно возникал вопрос «Зачем греть колени старухой? Не лучше ли это делать с помощью молодухи?». Впрочем, о вкусах не спорят.

    Прости меня, великодушный читатель, за это лирическое отступление. Я-то хотел лишь сказать, что работа над переводом стихотворения Йейтса заставила меня вспомнить об имеющихся в моей домашней библиотеке антологиях, в которые я много лет, признаться, не заглядывал. И вот заглянул. Куда конкретно?..
   
    Во-первых, в «The Poets' World. An Anthology of English Poetry. Heinemann Educational Books ТР. London.1965».
    Во-вторых, в «The New Pocket Anthology of American Verse. Washington Square Press, INC. New York. 1967».
    И в-третьих, в «An Anthology of English and American Verse. Progress Publishers. Moscow. 1972».

    Из этих книг я и взял для своей мини-«антологии» образцы, в основном лирики, при отборе полагаясь исключительно на собственный вкус и на... величину стихотворения: честно говоря, я не люблю длинные, многострочные опусы.

    В мой сборник попало не многим более 50 произведений. Можно было бы эту цифру увеличить и в два, и в три раза, но тогда бы и издание подорожало соответственно, а спонсорство на поэтическое искусство, как известно, нынче очень и очень скромное. По этой же (финансовой) причине переводчик не даёт и параллельный английский текст. Нет, вру...
   
    Я в принципе против этих самых «параллелей». По-моему, они отвлекают от непосредственного общения с искусством, невольно превращая читателя в своего рода критика. Ибо он, вместо того чтобы погрузиться в чистое восприятие поэзии, начинает волей-неволей сравнивать перевод с оригиналом. И тогда эстетическое общение с искусством отходит на второй план и начинается своего рода филология, а то и критиканство: «перевод слишком вольный», «не тот образ», «не та метафора», «не то слово», «не там запятая»...

    Я делал свои переводы не для филолога, не для литературоведа, не для изучающего английский язык. А для тебя, истинный читатель, то есть для всех, кто просто любит Поэзию и стремится получить только удовольствие от общения с ней, отстраняясь от лишних умствований и эмоций, лишь косвенно связанных с искусством. Нет, я вовсе не против билингвы! Однако такие издания нужны, пожалуй, лишь для академических, научных целей.

    Кстати, в печатании переводов с параллельным текстом есть, на мой взгляд, и нечто от гордыни: посмотрите, мол, какой я замечательный переводчик, не боюсь показаться с «открытым забралом»! Но в переводческой миссии поэта важна не экспозиция его мастерства, а стремление донести до читателя эстетическую, художественную ценность переводимого оригинала. А то ведь может случиться и такое: открыл своё «рыцарское забрало», а под ним не живое лицо, а гипсовая копия.

    И всё же я не избежал «литературоведения»! Влияние этой науки проявилось хотя бы в том, что я в своей «антологии» даю даты рождения и смерти поэтов. Но это сделано лишь для того, чтобы оправдать их очерёдность на страницах сборника - очерёдность в зависимости от старшинства по возрасту.
   
    В связи с этим приведу любопытное мнение американского поэта Оскара Уильямса, составителя вышеупомянутой нью-йоркской антологии, где представлено более 500 произведений более чем 100 авторов, которых он «распределил», в отличие от меня, «в алфавитном порядке, а не в хронологическом», и «в основном для того, чтобы разрушить предрассудки в пользу более старых по возрасту поэтов». Как утверждает Уильямс, такой подход дает возможность читателю реагировать на прочитанное более беспристрастно.

    В конечном счёте читателю с целомудренным отношением к Поэзии главное не то, когда жил поэт, и не то, к какому литературному течению он причислял себя или его причисляли; главное, чтобы то стихотворение, которое он, поэт, написал, понравилось, именно — просто понравилось читателю. И если это произошло, значит, цель поэта, цель искусства достигнута. Биография поэта, его личность, секреты его творчества и т. п. тоже интересны, но этот интерес — уже второстепенный и носит он не художественный, не эстетический, а литературоведческий, то есть научный характер.

    Тому, кто жаждет параллельных текстов и, значит, знает иностранный язык, тому лучше вообще не читать переводов, а знакомиться с оригинальным, первозданным текстом напрямик. Тому, кто иностранным языком не владеет или владеет недостаточно хорошо, чтобы насладиться стихотворением в оригинале, тому красоты заморской поэзии открывает поэт-переводчик, причем только тогда, когда эти красоты он сумел открыть для себя. Ведь он переводит наверное лишь те стихи, которые его лично вдохновили как поэта и как читателя. Только вдохновение даёт ему право браться за перевод.

    Я убеждён, что никакой так называемый профессионализм без вдохновения ничего не стоит, ибо он не сможет открыть Поэзию. Мне приходилось встречать молодых людей, которые смело брались за поэтические переводы только потому, что, овладев иностранным языком, ощутили «вдохновение»... утилизировать это своё знание.

    И ещё одно наблюдение: истинный поэт-переводчик никогда не возьмётся за перевод серости. Но если вдруг по той или иной причине он все-таки взялся за это, значит, он взял на себя обязанность сделать из этой серости нечто достойное, не боясь упрёков, что его перевод будет слишком вольным. Что из этого получилось на самом деле, виднее в конечном итоге со стороны. Желаю тебе, благосклонный читатель, поэтического вдохновения. Это — приятное чувство, ощущение сопричастности твоей с Прекрасным, в данном случае — с Поэзией!

    В качестве постскриптума, отвечу на вопрос, который ты, любознательный читатель, наверное не забыл мне задать: понравился ли мой перевод Уильяма Батлера Йейтса вышеупомянутой «заказчице», скрывающейся под инициалами О. Д.? Отвечу без ложной скромности: понравился. Но... композитору вряд ли подойдет. Почему? Да потому, что русская просодия… Стоп! Напомним:  просодия — это система стихотворных размеров, характерных для данного языка и литературы; с лингвистической точки зрения, это система произношения ударных и неударных, долгих и кратких слогов в речи.

    Так вот: русская просодия очень и даже очень отличается от просодии английской. Теперь, если композитор захочет использовать русский текст для своей музыки, он должен будет её переделать, точнее — приспособить к русским стихам, иначе не получится должной стыковки русского текста с музыкой, написанной для текста английского. Музыка – прекраснейший индикатор гармонии. Но вот стопроцентной гармонии между стихотворением в оригинале и его переводом никогда не достичь. Угнаться за первозданной строчкой так же трудно, как... за горизонтом.

    У американского поэта Стивена Крейна (Crane, Stephen; 1871 – 1900) есть такие строчки:

Я увидел человека, бегущего вслед за горизонтом…
«Нелепая затея, - сказал я ему. –
Тебе никогда не удастся…»
«Ты лжёшь!» - прокричал он
И продолжал бежать.