Что ты видишь в глазницах разрушенных замков?

Что ты видишь в глазницах разрушенных замков,
Перевитых удушливым стеблем плюща?
Распускаются розы на каменной кладке,
И по-прежнему бредит полетом душа.

Но шипы еще колют случайные пальцы,
И кричат по ночам своды башен седых.
Тают призраки осени в свадебном вальсе,
Засыпая метелью чужие следы.

Что за женщина важно глядит с гобелена,
Провожая ворвавшийся в окна сквозняк?
Опустевшие латы стоят на коленях,
Перед нею смыкая два ржавых копья.

Щурясь, солнечный луч пробегает игриво
По недвижным волнам шелковистой реки.
И в ответ засверкает ночное светило
С первым часом укутавшей землю ночи.

Ты прислушайся, кто-то творит заклинанье,
Тихим эхом касаясь уснувших часов.
И летит сквозь витраж легкокрылый посланник,
Лишь на миг сбросив груз полотняных оков.

Бьются в темень зажженные полночью свечи,
Разрывая запылено-черный наряд.
Почему-то твердят, будто время излечит,
Только тонкие стрелки, как прежде, молчат.

Будет птица кружить под луной настоящей,
Будет жадно высматривать чьи-то пути
И не знать, что давно уже всадник пропавший
Без нее покоряет другие миры.

Звонкий цокот копыт по дорогам нездешним
Все тревожит ее беспокойные сны.
И все помнит она, как нашептывал нежно
Чьим-то голосом ветер: «Ты только дождись».

Но затихли ветра над могильным курганом,
Повстречав неестественно-алый восход.
Смотрит каменный сокол в немом ожиданьи
С безрассудною верой в свободный полет.

Но когда-нибудь, веришь ли, лунная птица
Позабудет дорогу в придуманный мир.
И пустой гобелен станет долго пылиться,
Задохнувшись в покрове тяжелых гардин.

А живая душа в соколиные дали
Улетит и тогда…но об этом потом.
А пока камень также живет небесами,
А ночная посланница ищет его.