Двадцать второе

А уже три часа, как была война.
Кровожадного блюда отведав.
И кого-то -- глотнула из самого  сна,
А кому-то -- еще неведома.
Та, где женщине с нивой одна судьба:
Вдоль войны, вдоль дорог и времени,
Переполнены жизнью, стояли хлеба,
Словно строй матерей беременных.
Шелестели, захлебываясь:
-- Не  отдам!
И дрожали прожженною кожею.
Только лязгали танки по теплым плодам,
Раздавив детей, уничтожив их.
Как невиданный смерч, хлеб сжирала беда
С ненасытной, бездонной утробою --
Будто все, кто затеял ее, никогда,
Никогда того хлеба не пробовали.
И над зернышком нива, наставив ладонь,
Схоронила б дите под собою --
Только ниву, как мать, не щадил огонь --
Превращал ее в поле боя.
Мне и в хлебной буханке тот дым горчит,
В поле пламя ревет метелицей --
Словно руки чужие русской печи
Разодрали горящие челюсти.
Может, все это было только вчера,
Где страна поднимает героев --
Выходной. Воскресенье. Семь утра.
День июньский. Двадцать второе.
И плевком на историю, дрянью в горсти,
Над страною кощунством -- и мною! --
Предложение  -- имя то выхолостить,
Заменить его – просто войною.
Без Великой – как в чаще лесной голоса,
Был бы пеплом народ наш рассеян.
Не пришло б продолженье  – ни я, ни ты сам,
Мы ведь – рода СЛАВЯНСКОГО семя.
Неужели в Отечественной вдали
Ты не видишь сердечным краем --
Путь, где лишь Ubermenschen ползли,
Остальное вокруг – выжигая?
И сегодня,  средь траурной тишины,
Не тревожа покоя павших,
В день начала Великой Отечественной войны
Звучат -- Победные! -- марши.