Почти непридуманная повесть

Попойка времён перестройки или реквием по ушедшему веку и безвозвратно хмельной юности. Посвящается тем, кто похмелял меня и делил со мной беспросветную скуку и веселье жизни. О правильном дыхании, о пользе свежего воздуха и о голубе мира.

Я быстро принёс баклажку вина, можно сказать орлом взлетел на третий этаж, так как не я один умирал от похмелья. Меня встречала одобрительная улыбка Саши, который успел порезать с горьким перцем сморщенные, но выжитые  после вчерашнего дня помидоры и скептический взгляд Рамиля, который с глубокомысленной назидательностью почти нараспев говорил: «А ведь ты неправильно дышишь. Тебе надо почитать Монтек-Гиа и ты научишься правильно дышать. Надо осторожно вдохнуть и выдохнуть и не дыша подыматься не только на третий этаж, но и выше, ведь частое и беспорядочное дыхание ускоряет процессы окисления, а значит и старение всего организма».
При этом надо сказать, что покровительственно и добродушно продолжая свой научно-познавательный экскурс в дебри восточной мудрости он ... не менее проворно одновременно сворачивал самокрутку, так как сигареты кончились ещё вчера. Причём к моей великой зависти самокрутку он крутил напрямую, как сигарету, не козью ножку, как я. Видно и слюна у него была клейкой и липучей, как вся эта ненужная мне сейчас информация в прокуренной и перегарной обстановке. Зато Саша, лучась внезапно пришедшей энергией и радостью, и экзальтированным подъёмом всего настроения, был мне достойным гонораром за мой тяжкий поход в магазин. Мы поровну разлили нашу божественную влагу по разноёмким рюмочке, стаканчику и пиалушечке. Причём эту функцию на себя брал Рамиль, как истинный слуга справедливости и научного подхода к жизни.
– Чтоб всегда находились деньги на похмелье! - с неиссякаемой патетикой воскликнул я, - именно находились, а не оставались, так как их никогда не остаётся, сколько бы мы не мечтали и не надеялись.
Все с различными индивидуальными вариациями доброжелательно и оживлённо поддержали эту злободневную мысль.
Затем я вспомнил, что Пашка опять собрался уезжать в Германию – родину своих предков.
- Да опять - не уедет,- махнул рукой Сашка, – он ведь натуральный бабай – по узбекский чешет будь здоров, а по немецкий – ни хрена, тоже мне Пауль. - Выучит,- убедительно встрял Рамиль. Он почти знал английский и имел право так говорить,- а не выучит, вернётся или найдёт таких же собутыльников, как в Ташкенте, а может и получше.
- Немцы так не пьют, – уверенно сказал Сашка, как будто всю жизнь только и пил с ними. Все смущённо, а можно сказать и стыдливо потупившись, помолчали.
- А Хуршид поставил бутылку водки», – внезапно вспомнил я неистовую новость.
- Не может быть! - хором сказали Сашка и Рамиль, что надо сказать почти невозможно.
– Ведь он такой жлоб! За 30 лет, - ну, если отбросить лет десять на трезвое детство, - двадцать, что я его знаю, он один раз только поставил нам водку. Это когда его жена после трёх дочерей родила ему сына и всё.
– Такого просто не может быть.
- А вот было, - победно сказал я. Мы решили выпить - за самый лучший тост и Пашка сказал высший:
- Чтоб такой стол стоял от Ташкента до Берлина!
- Хорошо сказал, - опять вместе подтянули мои повеселевшие друзья, не глядя на нашу скудную трапезу. Но потом Сашка, внезапно помрачнев, продолжил:
- Всё равно, что–то тут не чисто. Чтоб Хуршид, да бутылка водки задаром. Внезапно его осенило… Наверно он думает, что Пашка, став Паулем, сделает ему гостевую визу, и он после гостевания въедет в Ташкент на списанном Мерседесе, взятом по - дешёвке в гостях. Бутерброд ему в рот, а не Мерседес.
Все опять замолчали, так как вино кончилось, но, тем не менее, на душе было теплее, чем с утра, а у Марселя, как всегда на донышке искрился остаток вина, так как он всегда пил джины и бережно, наверно как истинный англичанин. Но Саша был чем-то совсем не доволен, может отчасти и расстроен, что не увидел миг удачи в момент питья хуршидовской водки. А может ему, как и нам хотелось ещё более улучшить своё восхищение жизнью, и утеплить душевное состояние осеннее и уже не такое жаркое, как неделю назад.
Он вышел на лоджию и посмотрел в окно. Прохожих было мало - и все они были бесперспективные в смысле выпивки. Он по обязанности покивал головой, поздоровкаясь со всеми и, подойдя к рамам с ещё уцелевшими стёклами, воодушевлённо сказал:
- Снимай и их к чёртовой бабушке и на барахолку… Недопить ещё хуже, чем перепить. Как-нибудь перезимуем. Залепим скатертью и клеёнкой. И вообще старики твердят, что в этом году зима будет тёплой...

*****