Нарциссы для Хищника. Часть III

Глава 1
- Не, ну, в натуре! Объясни ты мне – ну чем она меня присушила? Ведь во внучки мне годится. А вот – как заноза: уж месяц ее не вижу, и все сердце изболелось. Она там, небось, живет не тужит, про деда и думать забыла. А мне тут без нее и жизни никакой нет: все чудится, что придет; все голос ее слышится. Чтож это? А, сосед?
Виктор только с одним человеком мог поговорить так откровенно. Потому и зашел к своему старому приятелю, когда стало уже совсем невмоготу. И, вроде бы, что случилось? Ну, приехала в соседнюю деревню дамочка с ребятенком, поработала, пожила с годок, да и вернулась в свой город.
А вот что-то появилось в жизни Виктора, а что – он и сам сказать не может. Что-то из далекого «давно это было», навсегда укрытого листопадом календарей, приговоров, справок об освобождении… и писем, писем, писем… На которые слишком быстро перестали приходить ответы.
Тогда он поверил в свою ненужность. Женщины? Были. Кураж? Был, но ненадолго. Да и был в том кураже какой-то болезненный интерес: «убьют – не убьют, посадят – не посадят».
Раз только показалось ему, что нужен. Когда встретил на одной из хат Натаху: вроде, тоже «жизни хлебнула», и пить и петь может от души. И мечтает о том же, что он: «Если найдется кто – чтоб и понял и принял как есть: вот бы семья у нас была бы!»
Как же истосковалась душа Виктора по этой мечте! И хата есть, и слесарить может.… Но зачем это все – одному?
Вот и позвал он Натаху к себе. И все спервоначалу фартовым было, а потом… И-и-и-и-эх! Захотела Натаха из поселка в деревню переехать – пожалуйста! Животинку купили, семена-деревья всякие. Да, чтоб хозяйство иметь, надо работать с утречка. Да еще на ферме ли, в поле – чтобы деньги водились. А Натаха, кроме пить да петь, ничего другого не умела и не хотела. Виктор уж счет потерял бутылкам, распитым с Натальей. Однообразные дни проходили мимо, ненадолго оставляя в памяти муторную работу, да первый из стаканов долгожданного ежевечернего похмелья-пьянки.
А эта девочка будто из его молодости прибежала. И похожа на ту, что он выкрал для друга. Не обликом (та – темноволосая, а эта – рыженькая), а глазами: доброта, в которой хотелось утонуть. Теперь он был пьян, как только о ней вспоминал. «Ласточка моя! Заботница!» - одними губами, чтоб никто не слышал, звал он ее образ. И казалось ему порой, что слышала она его.
Потому что приезжала, потому что улыбалась ему, потому что снова он рад был затеряться в темном тумане ее серых глаз. Но не было в тех редких встречах ни блуда ни похоти. И заботилась она не только о нем, но и о Наталье. А той впору радоваться бы: мужик не пьет почти, огород какой-никакой соорудил, деревенские снова помаленьку уважать стали. Да и Света: не любовницей – дочкой в дом приходит. Никаких утех плотских, а попроси что по дому – разве ж откажет. Так нет же: ни улыбки ни ласкового слова от Натахи не дождешься! И-и-и-эх! И для Светы – стар и Натахе – не нужен…
- Эй! Сосед! Ты меня что, вообще не слушаешь? Вот вам и фокус! Сам, значит, вопросы задает, а потом уставится на стакан и чего-то через него разглядывает. Ау! Я – вот он! Меня в стакане нету.
Тут только Виктор заметил, что держит в руке пустой стакан и грани его разглядывает.
- Знать, точно, сосед: кончился Хищник! Что ж мне теперь делать? Натаху все одно – жалко, а Света … Ну, зачем ей старая развалина нужна? Да и привыкла она, что я с ней – не как мальчишка молодой. И не захочет она мою кожу трухлявую целовать. Щеки – одно, а … - уже другое. Ты извини, что я с тобой разоткровенничался. Сил больше нет!
- Что Хищник кончился – это ты брось! Вот только сейчас он и есть. Бывало, на тебя и смотреть-то противно, даже мне. А Света твоя не погнушалась – с тобой таким беседы вела, в обнимку ходила – вся деревня видела.
- То беседы, а то …
- Погодь, говорю! Вот ты сейчас пить бросил? Бросил. По стакашке в день – не то. Щас все пойдет. Врачи говорят – много чего у нас, мужиков, от пьянки зависит. Глядишь, еще орел какой будешь! А Натаха твоя. …Что мужика на перо посадила – не тебе говорить. Тож за ним хочешь? Как че ей не то скажешь, да долго не похмелишь – она и на тебя с ножом кидалась. Али не так? Гони ты ее в шею!
- В шею-то оно да. В шею – особого ума не надо. А как она жить-то будет? Да и мне перед народом совестно: бабу взял и бросил, как щеняку ненужную.
- Вот тебя твоя доброта и погубит – помяни мое слово. Что ж ты про то не думал, когда мента ЗИСом в землю закапывал? Или когда из отрядника статую бетонную делал?
- Э-э-э! Не трожь! Я тогда за мужиков пошел! Мне тогда не было за то ничего! Да и когда то было! Да и не …
- Ага! Побежал я прям доказывать! Я не ментяра какой! А про то долдоню, что ты вот сейчас, нате вам, про совесть заговорил. А Натаха про совесть и не вспоминала давно. Как с Гришаниной постели враз в твою перепрыгнула, да и ноне по другим прыгает. Хоть и живете, почитай, лет десять.
- Да куда ж ей податься? Сын знать не хочет, родни нет…
- На колу висит мочало. … А тебе что за печаль? Она ж не думает про то, когда водку хлещет с мужиками при живом муже!
- Вот в том – то …
- Тихо! Твоя идет! Легка на помине. Водку-то я уберу от греха. А то самому мало.
Наталья «пошла в атаку» прямо с порога.
- Вот ты где, ирод несчастный! Ты мне что обещал? Похмелиться привез? А я тебя должна ждать? Подыхай, Наташка – я себе другую нашел. Так, морда шакалья?
- Натах! Не кипятись! Ну, пришел твой мужик, водки спросил – а нету. Передохнуть присел, да уж за то и ругань? И у Танюхи и у Сереги нету. Что ж ему – до соседней деревни без отдыха шпарить?
- Небось, для своей королевы бы побег, как миленький!
- Молодые! Давайте-ка со своими разборками: не здесь.
- Это точно. Иди-ка ты, Витек, домой. Сама пойду. Глядишь, и на твою долю выпрошу. Давай, пошевеливайся!
Дальнейшее случилось мгновенно: Наталья толкнула Виктора в плечо, а через пару секунд раздался ее крик: «А-а-а-аа!!! Убивают!»
Хозяин дома метнулся в кухню. Вернулся со стаканом водки в одной руке и полным пакетом – в другой.
- Вот. Для себя приберегал, да тебе нужнее. Вот, бери.
А тут бинты и йод есть. Дай, ногу посмотрю. Эх, как оно получилось! Тащи ее домой, Витек. Да беги в скорую звонить. Тут перелом у нее.
- Гад ты! Морда шакалья! Я все врачам скажу! Пусть засадят тебя, сволочь!
- Зря ты на Витька так! Сама и виновата. Кто ж так делает? Али не знаешь – с кем живешь? Зачем по плечу била?
- Я – чтоб быстрей, а он … Посажу, гада!
- Не получится. Я в свидетели пойду – сама упала: спьяну порог переступала, да и грохнулась. Своей скажу, чтоб пока не мыла. Кровь твоя у меня на пороге, значит свидетель – я.
- Все вы за одно!
- А то ж! Да не стой ты, Витюха, столбом! Тащи ее, говорю! Мне еще ее причитаний не хватает!
Тяжело вздохнув, Виктор взял Наталью на руки и понес домой.
 Всю дорогу она «ехала» молча. Только оказавшись на диване, снова принялась кричать.
- Да что ты копаешься? Ищи машину! Да не смей ее сюда приволочь – вертихвостку свою!
Виктор что-то хотел ответить, да рукой махнул.
Скорую он вызвал. Еще и бутылку у сторожа взял. Тот, к слову, сам предложил, как только про Наталью узнал.
Виктор не поехал провожать жену – шофер «скорой» поднял Наталью, как пушинку и пообещал до больничной палаты доставить «в лучшем виде». Возле машины от мужниного поцелуя Наталья отвернулась, а пару пачек сигарет взяла. С тем и уехала.
Виктор вернулся в дом – напиваться «с горя».
Бутылка как-то быстро кончилась, а забыться не вышло. Тогда Виктор решил, что попытается заснуть. Получилось. Проснулся он от вкусных запахов из кухни и позвякивания посуды. «Странно. … Или мне все это снится, или долго же я проспал. Только сегодня (или не сегодня?) отправил переломанную Натаху, а она уже на кухне возится». И еще удивило Виктора то, что похмелья не было.
Набрав побольше воздуха, Виктор крикнул:
- Натаха! Ты там как? Живая?
А в ответ прозвучал голос – такой долгожданный, такой неожиданный:
- Витюш! Зачем так громко? До соседей докричишься – разбудишь. Ночь на дворе.
Виктор мгновенно оказался на пороге кухни. Гостья, в Натальином фартуке и тапочках, колдовала кастрюлькой и сковородкой.
Хозяин дома задал первый попавшийся вопрос:
- А … э-э-э … чего … э-э-э … ты в тапочках?
- Посмотри на пол. Может, поймешь. Кстати, гостя напоют-накормят, а потом спрашивают. Ну, да ладно. Сама у вас на огороде покомандовала – сама тебя кормить буду. Топай к умывальнику – руки мыть.
- А … э-э-э … в нем …
- Уже есть вода. И в ведре – тоже.
- А ты …
- Не ругайся – два сразу принесла.
Виктор вымыл руки, вытер чистым («И где она его у нас выкопала?») полотенцем.
- Вовремя ты, Витюш, проснулся! Садись – все готово.
- Погоди, Ласточка!
Он обнял Светлану, тихонечко прижал к себе.
- Мне без тебя …
- Знаю. Мне тоже. … Особенно после сегодняшнего. Меня …  обманули меня у вас в конторе.
Он взял женщину за плечи, отодвинул от себя и засмеялся.
- Так вот почему ты и с ведрами и с огородом! Сначала в конторе, потом я … храпел тут, небось. Ты злость свою на пользу применила!
Светлана виновато улыбнулась.
- Угу! Давай поедим, а то я совсем засмущаюсь.
Виктор все ждал ее вопроса и, поэтому, во время всего обеда старался не смотреть на гостью – увлеченно разглядывал непривычно чистый пол.
Во время ужина Светлана спросила
- А Наталья опять гуляет?
Виктор закашлялся.
- Натаха … она … в больнице, в общем. Ногу сломала она.
- Витенька! Как же?
- Да вот так получилось. … А что за день сегодня?
- Как это: «что за день»? Вторник.
- А-а-а! Знать, сегодня то было. Утром. Да ладно! У тебя-то что? Как с деньгами обманули?
- Позвонила Ирке. Она сказала, что зарплату полностью отдадут. А приехала – директор приказ вывесил: «Уволившимся – зарплату выдавать живым весом». Ирка, оказывается, сама про тот приказ не знала.
- Погодь! Сегодня, кажись, к матери обещался Вовка приехать. Может, он согласится взять. У него ж свое хозяйство есть. Давай-ка утречком раненько к матери моей и сгоняем. Да я у нее кой в чем совета спрошу. Моя Степановна много чего знает.
- Витюш! Может, ты один сходишь? Я тут не заскучаю: в огороде покопаюсь, посплю, или к бабе Тане схожу.
- Ну, пошли вместе! Не хочешь со своим Витюшкой прогуляться?
- Да неловко как-то …
- Малыш! Пойдем!
- Ладно!
Ночью Виктор никак не мог уснуть.- Ласточка! – Тихонько позвал он. – Ты спишь?
- Нет. Не засыпается. Ты тоже?
- Ну, да. Может, вместе, а? Не боись – лезть не буду.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Светлана легла и тут же повернулась к нему спиной. Он тихонечко обнял любимую.
- М-мм..
- Тш-ш-ш... Не буду.
Только тогда и уснул.
Когда позавтракали, Светлана оценивающе посмотрела на Виктора.
- Может, ты переоденешься? А я пока посуду помою.
- Да, я, вроде, нормально одетый!
- Ты же к матери идешь! Собрался в таком виде? Что: неужели ничего получше нет? Ну, побудь хоть иногда красавчиком!
Усмехнувшись, Виктор побрел наряжаться. «Как же не похожа она на Наталью! – подумал он. – Той и разницы нет: как я выгляжу».
Нашлись и старенький серый костюмчик и мало-мальски приличная рубашка. И даже (вот удача!) немного одеколона, припрятанного Виктором то ли от Натальи, то ли от себя самого.
Светлана тоже преобразилась: с какой-то замысловатой прической, похорошевшая и даже кажущаяся немного старше своих лет (что ее совсем не портило).
- Ну, как я тебе, Витюш?
- Хорошо! Как это у тебя получилось?
- Смешной ты! Ко-сме-ти-ка! А ты лучше выглядишь!
- Я старался, матушка! – вспомнил Виктор фразу из фильма.
Они оба засмеялись, а по дороге вели себя, как малые дети – кидали друг в друга то цветы, то травинки и разглядывали облака.
Виктор не чувствовал такой воли, даже когда возвращался из своих «не столь отдаленных мест».
В доме Степановны им никто не открыл.
- Ох, сейчас бы попить! Жарко – сил нет, - пожаловалась Светлана.
- Сей момент! Только ничему не удивляйся и не ругайся.
С кошачьей ловкостью Уже далеко не молодой человек влез в открытое окно дома и вернулся, держа в одной руке почти полный холодного компота кувшин с ручкой и кружку – в другой. Умудрившись не упасть и не выронить свою ношу, Виктор очутился на земле.
- Вот. Пей. Тут вода только в домах – ни тебе колонок, ни колодцев поблизости.
Вошедшая во двор дома сухонькая маленькая старушка принялась ласково отчитывать Виктора.
- Ну, что у меня за оболтус? Сединой уж меня перегнал, а умом так в детстве и остался. Неужто нельзя было постучать? А, коли тебе не открывают, меня подождать?
- Оно можно, матушка! Да девушка пить захотела. А я, знаю – у тебя на столе завсегда – то квас, то компот, а то еще чего стоит. Вот ты бы ей то ж не отказала. Значит, и спрашиваться не надо. А что не открыли – их заботы. Мы стучали.
- Ну, пошли в дом.
Виктор со Светланой с радостью приняли приглашение.
- А, она, знать, та самая Светлана, о которой все говорят?
- Да, матушка! Вот и пришли к тебе за советом – как ей деньги взять, что конторой обещаны. Может, пособишь? Али с Вовкой поговоришь, чтоб бычка взял, да ей за него денег дал.
- А он тут. Спит, поди. Сам с ним и поговоришь, как проснется.
- Конечно. Заскучал я за ним. Да пока – с тобой поговорю. Ты, Ласточка, пока книжки почитай. Прости, но мы с мамкой без тебя обговорим. С разрешения Степановны, Светлана взяла книгу и устроилась на диване. Виктор со Степановной пошли в сад.
- Что ты хочешь узнать, соколик?
- Мам! Про Светланку. Тебе бабы, наверное, все рассказали. Так что же мне делать? Научи!
- Слышала. Любишь, говорят. Да любовь ли это?
- Ох, мам! И не дает мне Света, и сам я не беру … а отказаться от встреч, не видеть ее, не слышать: сил нету. Она же мне не тело – сердце молодым сделала. И все у меня с ней, как с Полей тогда. Помнишь?
- Помню, сынок. А Наталья как же? Ты-то сам помнишь? И убеждали тебя и просили: «Не бери ее – не будет из нее жены!» А ты не послушал: «Она одна меня понимает!» Не будет ли того тут?
- Не так, мам! Света уже просила к ней пойти жить. Каким есть пойти. А дом – Натахе отдать, а захочет Натаха – и отписать. Понимаешь – я ей нужен! Вот такая старая развалина – а нужен.
- Ты сам сказал: старый. А ну, как надоешь ты ей? И что тогда? Натахе дом отпишешь, молодая с тобой жить не будет – помоложе найдет. … И куда тебе деваться?
- Что же мне делать?
- Будет звать за собой – не уезжай. А так … встречайтесь, раз сердце просит. Натаху ведь ты не прогонишь – добрым я тебя родила. Ты и в детстве добрым был. И не знаю – как потом случилось такое.
- Мам! Не надо. Сейчас опять заплачешь. Все – в прошлом.
- Ну, да ладно. Иди, развлекай свою спутницу. А я на всю ораву пойду картошечки пожарю. Вовка с девками, небось, уже встали.
А в зале уже шел другой разговор. Володи и Светы. Виктор тихонько, чтобы не мешать собеседникам, остановился у двери.
- Ты же понимаешь, что этим самым нас позоришь. Витьке-то что. Его уже ничем не проймешь. Но мы-то с тобой понимаем, что ваша связь … м-м-м … Как бы получше сказать?
- Уж говорите, как есть.
- Скажу мягче: немного непонятна. Чего ты добиваешься?
- Представьте – ничего. И, к тому же, Вы слегка не правы. Невиданное дело? Разве нет таких пар? Соломон, например.
- Эка хватила! Ты – не Суламифь и братцу моему до Соломона далеко. Был бы мудрым – не прожил бы так.
- Ну, это – не нам решать.
- Да пойми – ты лезешь в чужую семью. Какая-никакая, но жена у него есть. И уже давно.
- Странно… Вы защищаете Наталью. Но даже не задумались. Ведь это она его споила, трижды пыталась убить. Или Вы верите в его россказни о несчастных случаях?
- Вот что, дамочка! У меня нет времени вести с тобой дискуссии! Я не позволю тебе расстраивать старого человека. Поэтому здесь ты больше не появишься.
При этих словах Виктор вошел в зал, явно собираясь поссориться с братом. Володя его не заметил, а вот Светлана увидела и молча покачала головой, что братья поняли по-разному: для Виктора это означало: «Пожалуйста, не вмешивайся!», а для Владимира: «Я не отступлю!»
- Ну, с Витькой вы там, как хотите. Но узнаю что серьезное – управу на тебя найду.
- Успокойтесь. Серьезного он сам не хочет. Вить! Сходи, пожалуйста, извинись перед Валентиной Степановной. Пора мне уже. Еще в контору заскочить надо. Я придумала – как с зарплатой поступить, раз не получится бычка взять.
Простившись со Степановной, парочка отправилась обратно.
Молча дошли до перекрестка, где одна дорога вела в контору, другая – в Акулинино.
- И куда же тебя провожать, голубушка?
- Не надо, Витюш! Я и одна дойду.
- Если ты – от разговора с Вовкой такая: не печалься. Он не знает тебя, вот и балаболит невесть что.  Зря ты мне не позволила ему все по нотам разложить. Негоже в дела старшего брата вмешиваться. И то: ежели у него машина новомодная, а у меня только домишко плохонький – он еще не хозяин жизни. Видал я таких хозяев! Ишь, позорю я их! Чем? Что к матери – не за бутылкой, али за деньгами пришел? Ведь ей, да малой конфеток приволок! Али думают, что ты мне за ночку бурную заплатила? Да ведь не было этой ночи! Как есть – совсем не было!
- Витюш, успокойся! Я не хочу между братьями становиться, потому и не позволила. И … ты же знаешь – он прав. Ты живешь с Натальей – значит, она жена. Ты встречаешься со мной – значит, я любовница. Все просто.
- Просто, говоришь? Да что вы все понимаете? Столько лет – псу под хвост! … Решетки да заборы всю душу выхолодили. Думал – ей я за добытчика сгожусь, а там и отогреем друг дружку. Так, опять – не в масть. Я, что ли, не вижу – ей только пожрать, да переспать. Так ведь порядочный мужик своих не бросает, а бабу свою – тем более. Жизнь по новой не перерисуешь! А вы… Что ж мне – всю жизнь маяться?
- Витя, но…
- А ты человека в Хищнике разглядела, каменюку стылую (он ударил себя в грудь) живой сделала! А они вырвать хотят? Не дам! Может, я и жил-то – чтоб напоследок с тобой встретиться. Ласточка моя! Знаю – любишь! И … моя ты! Слышишь – моя!
Виктор хотел было схватить ее, прижать к себе. Но, в последний момент сдержался и вздохнул только.
- Иди, ласточка! Делай, что решила. Да только … Не забывай старика.
Он ушел быстро, будто хотел убежать от нее, или еще от чего-то…
Весь вечер Виктору не давали покоя мысли: «Как добралась? Сладилось ли, что задумала? А если сладилось – приедет ли снова? Или привыкла, что Акулинино – лишь место для ночлега, а теперь незачем ей? А как же – без нее?»
Так ничего и не решив, Виктор уснул.

Он лежал, положив голову на свои огромные лапы. Его не удивляло, что он – волк. Удивительным было другое: на его спине спала девочка. Волк не мог пошевелиться, боясь потревожить свое сокровище. Пришли люди. Волка не тронули, а девочку забрали. Он вынужден был отдать им ее. Это – ее мир, ее люди. Он там – лишний, чужой, опасный.
Но она вернулась. Уже повзрослевшей. Долго смотрела на него, гладила его голову, целовала мокрый волчий нос. И снова ей пришлось уйти. Он ждал. Хотелось выть, сердце  болело. Но он молчал, боясь тоской и болью спугнуть ее.
Вот только вместо нее пришел тот майор, которого Виктор в своей лагерной молодости, размазал колесами грузовика по безлюдной таежной дороге.
«Ну, что, собака? Вот ты и проиграл! В свидании – отказано. А ждет тебя смертная казнь. В газовой камере, между прочим!»
Только когда майор получил удар в челюсть, Виктор заметил, что стал человеком.
Сразу подбежали двое в милицейской форме и скрутили руки. Виктор с ненавистью глянул на майора, сплюнул и собрался высказать то, о чем думал все эти годы …
Но сон так быстро кончился…   
Проснувшись утром, Виктор позвал Дика, накормил его куском требухи из холодильника и пошел на работу.
Доярки встретили его расспросами:
- Витек! Чего ты там с Натахой сделал?
- Чегой-то Натаха у тебя вся в крови была?
- Говорят, ты городскую к матери таскал? Чего надумал? Натаху на городскую поменять?
- А чего ты на эту фифу орал? Она чего – тебе, да своему инвалиду еще с кем изменила?
Виктор усмехнулся
- Бабоньки! Вы, почитай, наперед меня знаете – что я делаю. Али заняться нечем? Натаха у Мишани ноги переломала. Так я ж ее и пер домой не горбу. Али не видел никто? А Света давно в городе. Так что об ней зазря языками балакать?
Вновь потянулись длинные пустые дни. По дороге с работы покупал Виктор батон хлеба. Повесив на ветку в своем саду пакет с покупкой, срывал на огороде пяток-десяток сорных травинок, да домой. Выпив чайку с полбатончиком, ложился спать. Вот и все, что он делал за день.
Дождавшись выходного, поехал Виктор в Прилепы. Он плохо помнил – где живет сын Натальи. Только раз они были тут и … В общем, неприятная встреча была. Костик явно был не рад приезду мамы. Сын так и не простил матери ее преступление – убийство отца.
Где спрашивая, где вспоминая, дом Кости он, все же, нашел.
- А! Дядя Витя! Здорово! Если бы на часок попозже пришел – не застал бы. Ну, рассказывай – как там дела? Что там маманя натворить успела?
- Здорово, Костян! Все как-то нормально. Почитай, как всегда: я – работаю, Натаха – кухарничает. А натворил я.
- То есть – чего? Опять садишься?
- Нет. С этим я завязал. Тут позаковыристей тема. Я … я … влюбился я!
- Эка штука!
- Мы с Натахой уже давно только живем в одном доме, да больше лаемся. А то и кулаками махать друг на дружку начинаем.
- Не удивительно… с ней.
- Так-то оно: ничего. … Да не случилось бы чего. И что за семья – с кулачными-то ласками?..
- Знал – с кем связался.
- А когда зазноба моя приезжает, так Натаха вовсе потом со свету сживает. Так ить, понятное дело – соперница.
- Тогда я догадываюсь – с чем ты пришел.
- Некуда мне ее больше. Мать она тебе, так помоги. А там, глядишь, и с внучатами она понянчится, да и совсем пить бросит. Из-за пьянки у нее все это, похоже.
А то и мужичка себе какого найдет. Не получилась у нас жизнь. А теперь и подавно.
- Да как же я ей детей доверю?
- Так мож, пила она, что со мной – нелюбым жила. Да занятий себе не нашла: все огород да готовка. А у тебя в доме и думать забудет про бутылку – не до того ей будет.
- Не знаю, дядя Витя… Это надо с женой посоветоваться … А сейчас-то мать где?
- То-то и оно, что в больнице. Ногу сломала.
- Как ее угораздило?
- От соседа меня выгоняла. Я ж ей, дурехе, объяснял – не надо меня со спины по плечу … А она, вишь, меня так подтолкнуть захотела. Так я ее не бил – отшвырнул от себя легонько. От соседа потом я ж ее на руках и тащил. Скорую вот вызвал.
- Ну, что сказать? Получается – оба хороши.
- Оно так. И вот: не хочу я, чтоб она возвращалась ко мне. Но, как щеняку кинуть – не могу. Сам же знаешь: нет у нее никого, акромя тебя. Ну, я еще, вроде как, в родню подписался. Да не лежит душа – с ней жить.
- И как ты это себе представляешь? Я-то, в принципе, не против – уговорил. И жену постараюсь убедить. Вот только мне с ней поговорить надо. Вернее – нам. Послезавтра у меня – выходной. Встретимся у нее в больнице после обеда и поговорим.
- Тогда пошел я.
- Угу. А там все и решим.
Вечером Виктору пришлось довольно долго уговаривать сменщика отработать еще один день. Убедили только две бутылки самогонки.
- Чей-то ты к своей Натахе рвешься? Вроде как у тебя другая завелась. Али наново любовь началась?
- Колянь! Ты ж не мент, чтоб допрашивать. Сказал: «К Натахе мне надо!». Значит, надо.
- Да нет вопросов! Не всегда ж ты сам своими руками водку отдаешь.
- Вот это ты правильно заметил.
Виктор купил сигареты, сок, конфеты и отправился к Наталье.
Жена его встретила, как Виктор и ожидал – недовольным видом.
- Чего мало жратвы привез? Своей королеве бы поболе расщедрился. Да ты хоть знаешь, что я тут всем сестрам да врачам денег должна? Все ждали: муж мой родной приедет. Знает, небось, что жену только с двумя пачками курева отправил, да денег не дал. Я тут от боли да без курева мучаюсь. А он, ирод треклятый, и не чешется – жену навестить.
- Натах! Не кипятись. Вот тебе конфеты, да сок, да сигареты твои любимые. Пошли, покажешь: кому должна.
- Чей-то ты такой щедрый? Натворил чего? Али зазноба твоя тебя надоумила – меня задобрить, чтоб вы там и дальше нюхались? Да я – не жадная. Порись с ней, пока жена в больнице.
- Вот далась тебе эта Света! Да в городе она! Приехала за деньгами в поселок, поговорили мы, она и уехала. А тебе тут бабы уже невесть что наплели, небось.
- Во, во! Это не мне она далась, а тебе. Небось, и ночку вместе весело провели. За разговором – оно веселее. Знаю я вас, кобелей! Жена – за порог, и вы уж холостые.
Виктор с Натальей и не заметили, как приехал Константин – Натальин сынок.
- Мам! А тебе не вредно нервничать? Да ну их! Поедем лучше к нам. Тебя девчонки мои давно не видели.
- Так, Витек! Уже и с сыном моим все обговорил. Меня, значит, в Прилепы, в наш дом – кралю свою? А ты, Костенька, вроде как, видеть меня не хотел? А теперь – с ним, распутником, заодно?
- Ну, ты, мать, даешь! Во-первых, я не хотел тебя пьяную у себя дома видеть. А ты бы трезвая пришла – другое дело. Во-вторых, ты же дядей Витей вечно не довольна. У вас ругань – привычное дело. Тебе самой-то такая жизнь не надоела? У вас ругань – привычное занятие.
- Ну, возьмешь ты меня к себе, да потом выкинешь. А эти уже и мое выселение обтяпают – из Витькиного дома выпишут. И что ж это я – на старости лет без угла останусь? Дудки!
- Мам! А ты что предлагаешь? Я уже узнавал – вы с дядей Витей тут по очереди бываете. Это такая жизнь? А если кто из вас кого убьет – кому лучше будет? Так не проще ли разойтись?
- Так я ей это уже предлагал, Костян! Ну, боится она без хаты остаться. Да отпишу я ей дом. Танюхе да Светке такая хибара на кой?
- Вот твоей королеве и надо. Ей все надо!
Виктор с трудом сдерживался, чтоб не нахамить. И это – меньшее, на что он был способен.
- Да что ты все свое заладила? Да про дочу и бывшую я говорю! Хочешь, чтоб я с тобой добрым был? Сперва сама уймись!
 Константин встал между ними, как судья во время бокса.
- Вот что, вояки! Нам всем надо крепко подумать. Давайте так: я вам оплачу нотариуса и муж жене дом в наследство оформит. Но ведь там такое правило: если наследник ускорил событие, наследника сажают, а наследство государство забирает. И чтоб вам обоим было спокойней – надо все эти бумаги оформить. Согласны? А раз вы живете, как кошка с собакой – вам разойтись надо. Мам! Давай у нас попробуй пожить. Занятие найдется, мужички одинокие имеются; работу, если что, помогу найти. Ну, как? А дядя Витя пусть один поживет, да в себе разберется. Зазноба-то его не каждый день появляется. Будет время для мыслей. Что скажете?
Первым подал голос Виктор
- Идея хорошая. Никто, вроде, не в убытке. А коль Натаха там у тебя не ко двору придется?
- Вот это обмозговать надо, дядя Витя.
- Витек, Костян! А чего тут мозговать? На пару решили, на пару мне домишко какой-никакой снимете. Купить-то вы не потянете.
- Идея, мам! Но это – в том случае, если не у нас жить будешь.
- Так, мужики! Давайте, топайте! У меня процедуры начинаются. Витек! Как сможешь – еще придешь. И ты, сынок, иди. Твоя уж заждалась там вся.
Дорогу из больницы да два дня работы Виктор помнил смутно. В голову, как птицы, стали слетаться мысли. Но, стоило потянуться за одной, как все разлетались. Только вечер второго дня работы остался в его памяти телефонным звонком Светлане.
По дороге из поселка Виктор зашел на фабрику и попросил у Димона разрешения позвонить Светлане.
Трубку подняла она сама.
- Я слушаю, - произнес сонный, до боли родной голос.
- Ласточка! Ты завтра очень занята?
- Витюша! – Голос оживился и заметно потеплел. – Днем я работаю и на ваш последний автобус не успею – заканчиваем поздно. А ты успел соскучиться?
- Да, родная. Успел. К вам на работу посторонних пускают? Да и объясни, наконец – где ты работаешь?
Светлана подробно объяснила – как ее найти. Потом удивленно спросила:
- Витюш! Как же ты меня на вахте вызывать-то будешь? Они же поинтересуются – кто пришел?
- А дядя с Севера. Давно не виделись, вот и решил племяшку навестить.
- Так ты всерьез приезжаешь? Может, что случилось?
- Решил город посмотреть, да тебя повидать. Сегодня сосед в город едет – подвезет. Ну, до завтра, Ласточка!
- Угу! Приснись мне сегодня!
Сосед довез Виктора до города, а денег не взял.
- Светке с сыном купишь чего-нибудь.
После Светланиных разъяснений найти ее работу было не сложно: вот он – танк, вот – институт, вот – две одинаковые серые высотки за ним. В ту, что слева, Виктор вошел.
Заметив посетителя, молодой охранник вышел из своей конторки и, играя мускулами, преградил дорогу.
- Дядя, а ты адресочком не ошибся?
- Не серчай, браток! То-то и оно, что я – дядя. Да не тебе, а девушке, что у вас в сборочном работает. Я ее, почитай, лет 10 не видел. Повидать бы. Пособишь?
- Почему бы не помочь? Я сейчас позвоню в сборочный, позову. Только ты, дядь, не ходи никуда сам. А то мне от начальства влетит, а тебе – от меня.
- Да я тут на стульчике посижу. Ты мне только Свету мою найди. Так и спроси. Она там Света одна и есть.
Со своего стульчика Виктор слышал, как охранник кричит в трубку:
- Алло! Сборочный? Там к вашей Светлане дядя приехал. А? Чего? Щас спрошу.
- Мужик! Как тебя звать? Это в сборочном спрашивают.
- А вы ей скажите: «Дядя с Севера». Она и поймет. Я, кажись, у нее один там побывал.
Охранник понимающе кивнул, но вопрос повторил.
- Да Виктор я. Фамилия нужна?
- Попробую так и сказать: «Дядя Витя с Севера»
- Спасибо, браток!
Охранник так в свою трубку и крикнул: «Да к ней какой-то дядя Витя с Севера проездом… А он вечером уезжает»
Через пару минут довольный «страж местного порядка» уже сообщал Виктору:
- Она пошла на сегодня у начальства отпрашиваться.
Минут через десять, с криком: «Приехал!», к Виктору на шею бросилась Светлана. Он взял свою «племяшку» на руки и вынес из здания.
Во дворе соседнего дома Виктор заметил скамейку. На нее он и опустил свою ношу.
- Витюша! Что же все же случилось?
- Говорил я с Наташиным сыном. Он мать к себе заберет после больницы. А ты, коли хочешь, ко мне переезжай.
- Вить, я …
- С ответом не тороплю. Подумай – хочешь ли жить в деревне. Работать не погоню: прокормлю и тебя и Сереньку. Что детсад да школа – в поселке: ты и сама знаешь. Про жизнь нашу не тебе рассказывать. Определись только – хочешь ли жить … со мной?
- Хочу, Витюша! Конечно хочу. Но наоборот: не я – к тебе, а ты – ко мне. Акулинино мне нравится, жить я там справлюсь. Но я не уверена, что Наталья с сыном уживутся. А, если она вернется, ты же ее назад примешь. И как же тогда? Да, к тому же, я в школе так и не спросила – с Сережкиным заболеванием его в поселковую школу примут? Здесь в городе есть специальная школа для таких, как он. А там – вряд ли.
- Значит, не хочешь.
- Витенька! Я очень хочу жить с тобой! Только это тебя надо в город забрать. А в Акулинино мы можем летом жить. Тогда и Наталью не надо будет к сыну отправлять и тебе легче будет: и воду таскать тебе не надо и дров готовить меньше.
- А я что в городе делать буду?
- Разве ты на стройке не работал? Разве разучился?
- Эх! Не понимаешь ты! Совсем городская стала. В городе легче? Да я и подыхать – только в деревне буду! М-м-м … как там, вспомни. … «Постелите мне степь, окна туманом завесьте, в изголовье – звезду!» В городе – оно что: «Туда не ходи, там не стой!» Волюшка – она в деревне.
- Вот летом там и будем!
- Другая ты стала! Я говорю тебе – ко мне переезжай! Иди, пока зовут, а не то …
- Что?
- И-и-эх!
Виктор молчал, не находя слов. Эта девочка его не поймет. Там, в его Акулинино, с ней, он дышал вольно. Право на это и возможность давала именно она.
А что за жизнь с Натальей? Дни, погрязшие в попойках, ненавистные ночи, и, вечно пьяная, всем недовольная женщина рядом с ним.
В городе, пусть даже со Светланой … В этой бетонной тайге, где людей – как мошки? Где будет преследовать его, еще с той – другой жизни, ненавидимые слова: «нельзя» и «запрещено». Долго ли Светлана сможет жить с таким – постоянно раздраженным и напряженным Виктором? Долго ли он сам выдержит городскую жизнь с ее постоянной суетой и нелепыми запретами?
Но ведь и Светлана не сможет долго жить в деревне. Не из-за трудностей – его заботница с ними справится. А из-за того, что было дорого Виктору: размеренность, тишина и … ну, больше воли, что-ли.
Тогда … одному? Эх! Старая, никому не нужная развалина! Что с того, что так не вовремя вернулась молодость? Что с того, что появилось желание, чтоб любили, чтоб гордились? Ведь часто стала приходить мысль: «Никогда тебе больше не стать Хищником! Ты – Шакал. Одно твое существование всем мешает»
Виктор тряхнул головой: «Нет! Не бывать больше тому, чтоб Хищник сдался! Девочке надо дать время подумать. Не захочет, что ж: неволить не буду. Натаха … А на кой она? Было время – и один жил, когда молодой был. Хотя … то-то и оно, что был. Эх! Где наша не пропадала! А пока …»
- Ну, пойми, маленькая моя! Стар твой Витюшка, чтоб по съемным квартирам шляться от своего угла. Да и мамка твоя да с таким зятем … А что соседи скажут? В Акулинино все уже привыкли, что мы вместе. А Сережа … ему ото всюду хорошо, что мы в деревне будем. И места там почище и с учительницей я сам поговорю. Да и ты, лапушка моя – чем горбатиться на съемную квартиру, в саду да огороде копошись. Чай, свое – никто ни торопить, ни ругать не будет. А я с мальцом тебе пособлю. Да вместе мы его к труду так и приучим. Да ты не торопись отвечать, подумай хорошенько.
- Но мне …
- Надо подумать. На-до! Жизнь, что ветка – сломать можно, да назад прирастить – не всегда.
- Хорошо. Я подумаю. Но и ты – тоже.
Виктор сел рядом, обнял Светлану и вздохнул.
- Странная она штука: судьба. И свела давно уж, и никак вместе жить не дает. Видать, много я нагрешил, что никак не рассчитаюсь.
- Нам любовь подарили, а этого уже не мало.
Виктор улыбнулся. Только улыбка получилась с грустинкой.
- Верно, ласточка моя! Пока я жив – я твой весь. Да много ли того счастья мне осталось, чтоб с тобою быть?
- Все – наше.
Его ласточка как-то прерывисто вздохнула.
- Ну-ка, девонька, посмотри на меня! Э-э-э … А вот слезок не надо. Пойдем-ка лучше погуляем. В этот ваш … как его … парк культуры.
Они шли, держась за руки. И плевать – что подумают люди. Ведь она была рядом с ним и улыбалась иногда толи ему, толи своим мыслям. Что ж … снова: он – ждет, его – ждут. Так, да не так – эти заборы повыше, да замки покрепче. А вроде посмотришь – так и нету их …
Так и будут они жить: она – в своем городе, он – в своем Акулинино. И вряд ли это изменится. И будут редкие встречи. Но как же нежно да ласково она улыбается! И он все сделает, чтобы она почаще улыбалась. Может, он и смирится с городом … Только … не сейчас … потом … когда-нибудь.
- Ласточка! Проводи до станции! И … вот. Купи пацану чего. Мне на дорогу хватит. И там у меня есть, не беспокойся.
Светлана кивнула и улыбнулась. Он часто потом вспоминал ее улыбку – нежную и немного грустную. И часто давал себе обещание взять у нее фото. Хотя … К чему оно? И так ее образ не выходил из его головы. Но, странная штука – помогал жить. Давно с ним такого не было.
В конце декабря к нему подошел Димон
- Ты … это … не держи зла, Витек! И … это … я 30-го дежурю. Приходи. У нас с твоей Светой для тебя сюрприз будет.
- Какой такой сюрприз? Что ты мелешь?
- Ты приходи, а там разберемся. Ты не подумай чего. Хорошая она у тебя.
Как же теперь Виктор ждал этот день! Хотел было заревновать после таких слов Димона, но что-то говорило ему: приятный подарок готовится.
В тот день, только закончив работу, он почти бегом побежал к Димону на фабрику.
- Здорово! Что за сюрприз? Говори, на томи!
- А ты не томись, не с бабой, - беззлобно пробурчал Димон, копаясь в ящике.
После пяти минут поисков, Виктор не выдержал6
- Давай помогу! Чего ищешь-то?
- Да вещицу одну. Кабы ее сменщик не нашел… Не-е-е! Вот она!
На стол был извлечен пакет, в котором явно находилась бутылка.
- Так. Руками не трогать. Сколько там времени? Оп-па! Двадцать – шестого. Ну, давай разговоры разговаривать, что ли? Как там коровы? Не всех порезали?
- Ты мне зубы не заговаривай!
- Дык, я разговор начинаю. А Натаха еще не выписалась?
- Димон! Хорош темнить!
- Эх! Мозги у тебя старые, неповоротливые … Я время тяну, тебя развлекаю. Рано ты пришел. Минут на десяток бы позднее.
Через десять минут раздался телефонный звонок.
- Витек, подними трубку!
Виктор вдруг понял, что не сможет ответить. Трубку он поднял, но «Алло!» не сказал.
- Здравствуйте! Я с Дмитрием разговариваю, - спросила трубка родным голосом Светланы.
- Э-э-э … Это не Дмитрий … Это … Здравствуй, родная!
- Витюшка! Ты? Вот Диме спасибо! С наступающим! Самого светлого тебе, Витенька! И тебе, и Катерине Степановне, и … и даже Наташе!
- Лапочка моя! Любимая моя! Так вот какой сюрприз у Димона! Вспомнила деда! Как живешь? Здорова ли? Сережка там как?
- Все хорошо. Здоровы все. Серенька в саду за девочку заступился.
- Молодец! Мужик растет. А … ты не надумала еще? Хотя … нет. Зимой не надо. Мальца застудишь, как переезжать будишь. Весной вот если …
-  Да пока и не надумала. Я учиться в техникуме собираюсь. И с нынешней работы увольняюсь – на стройку пойду. Там и зарплата побольше, и квартиры для своих рабочих дешевле и со всяким квартирным ремонтом помогают.
- Осилишь ли, лапушка? И … так, значит, меня – в город? … Так и я еще не надумал. И-и-эх! …
- Не переживай! Придумаем чего-нибудь! Я к тебе в феврале приеду. Вот и поговорим. А хочешь пораньше – ты приезжай.
- Не могу, ласточка! Сама знаешь – на ферме зимой техника все время ломается. А слесаря толкового да трезвого нетути, окромя моего братана. А что он один сделает?
- Тогда будем до февраля ждать. Очень хочется тебя увидеть, да вот так получается.
- И я заскучал без тебя, Светочка – Светлое мое солнышко! Вот ты позвонила – будто рядышком постояла.
- Ой! Витюшка! А как тебе рубашка с галстуком? Подошли?
- Какая рубашка?
Димон вынул из пакета рубашку с галстуком в магазинной упаковке и отдал Виктору.
- Лапушка! Да это ж … Ну, зачем ты? …  Они ж таких денег стоят!..
- Примерить можешь? Там зеркало поблизости есть, кажется. 
- Я с работы. Да, ежели что – к Танюхе дойду, ушьет. Уж не должно бы …
Не вынимая из прозрачной упаковки, Виктор приложил рубашку к себе. Димон одобрительно кивнул.
- Вон Димон показывает – хорошо мне. Спасибо, Светушка! Только ты … это … приезжай. Видеть тебя хочу.
- В феврале, Витюша! В феврале только. Еще раз – с Новым годом! Всего тебе самого – самого! До встречи!
Димон молча отдал Виктору пакет с бутылкой, даже не предложив выпить эту бутылку тут же.
Домой Виктор шел, не замечая мороза. А еще (может, со зрением что?) видел он мир, словно через мокрое стекло. На душе было так светло и радостно, будто идет он, молодой, со свидания. Будто нет на его плечах холодной глыбы прожитых лет.
Разобрав дома пакет, бутылку «Белого аиста» («Не забыла, лапушка!») он поставил туда, где обычно хранил свои «стеклянные заначки» - за диван.
Он спешил, хотя бы во сне, увидеть ее, дотронуться губами ее волос, глаз и … но об этом желании он боялся признаться самому себе даже во сне.
Почти два месяца прошли, каждым днем не отличаясь друг от друга. И в тот день Виктор шел домой, ничего не подозревая. Открыв дверь, он услышал голос Светланы, с кем-то ругающейся. При виде чумазой Светланки, безуспешно пытающейся растопить, забитую до отказа, печку, он рассмеялся.
- Так вот с кем ты ругалась, растрепка моя!
- Вот, хотела к твоему приходу печку растопить, да не получается.
- Ну, мы быстро этому горю поможем! Мы с тобой вот так сделаем. И вот так. И вот так.
Виктор поправил задвижки, освободил печку, почистил от прошлой золы и заново заправил.
- Ну, зажги, женщина моя! Теперь все готово. А я пока воды погреть поставлю. Тебя помыть надо, а то моя заботница все перепачкает.
Он помог ей умыться. А потом случилось то, чего он и ждал и не ждал: Светлана сама обняла его. И так нежно, что он отстранил любимую только из страха – потерять сознание. Только когда сел на диван, притянул ее к себе. Но теперь уже Светлана увернулась.
- Ты обиделась, малышка?
- Нет. Но мужчина пришел с работы. Его нужно накормить, а потом уже о поцелуях думать. Я на несколько минут – в кухню. За занавеску не заходи. Хорошо?
- Да как прикажешь, хозяюшка моя! А я пока себя да тебя развлеку. Я ж магнитофон починил. Орет теперь, как зверюга и не заедает.
С первыми звуками песни Виктор сел на диван и закрыл глаза. «Она здесь. Она скучала. Она. Она!»
Ее рука погладила ему волосы… Как же он хотел, чтоб его Ласточка была бы вот так – рядом, всю его, теперь недолгую жизнь…
Он открыл глаза и улыбнулся.
- Ну, пойдем. Покорми своего мужичка, дамочка!
В кухне его ждал самый настоящий пир.
- Ого! Что празднуем, красавица?
- Совсем ты в своей деревне одичал, Витенька! Число-то сегодня какое? Ваш, мужской, праздник!
Виктор вернулся в зал за своей заначкой.
- Не стал я Новый год один праздновать. Так что пить будем?
- Витюш! А можно, и я – водку? Коньяк много не хочу, а я … осмелеть хочу.
- Зачем? – Не понял ее Виктор. – Разве ты чего боишься?
В голове влюбленного мужчины пронеслась и обожгла мысль: «Конечно, она там … А я, старый дурень! … Да на кой я ей? Прощаться приехала! И – по голове, как покойника…»
Светлана испугалась, увидев его, изменившееся, лицо.
- Витюша! Что случилось? Опять – сердце?
- Н-нет, Света. Ты … говори все … как есть, не бойся … старика.
- А я и не боюсь тебя – усмехнулась, успокоившись, Светлана. – Я … я, скорее, себя боюсь. Подарок хочу тебе сделать. А трезвой вряд ли получится. Только и ты ничего не бойся, ладно?
- Озадачила ты меня, матушка! Мне-то чего бояться? Я свое отбоялся.
- И еще озадачу. Не напивайся, пожалуйста! Ты мне сегодня нужен хмельной, но не пьяный.
Только утром он понял, что за подарок готовила ему любимая. Он был хмельным, но давно уже не от вина. Собственно, протрезвел он – когда он, одетая только в зимнюю ночь, пришла к нему и властным движением сдернула одеяло.
А дальше было то, что превзошло все его сладостно-пугающие мечты …
Сдувая с волос своей рыжей шалуньи пух от разорванной подушки, Виктор вспоминал горяче-нежную ночь и немного гордился собой. «Не старый еще, коль ей под стать был. Боялась, милая … За меня ты боялась. Такую всякий, который потише, испугается! А я не сдюжил, ублажил!»
Слегка проснувшаяся Света прошептала: «Витюша». Ее рука скользнула к его, уставшему, естеству. Виктор закрыл глаза от всепоглощающего чувства счастья. Сон принял его в свои нежные объятья.

Он был всем: ветром, теплом, светом … Всем и ничем. Везде и нигде. В нем было множество чувств таких сильных, что они, переплетаясь и проникая друг в друга, оставались неизменными. В то же время все они соединялись в одно. Что же это за чувство – он не знал, да и узнавать не хотел. Ему казалось, что найденное имя развеет эту красоту и ему останутся только земные радости.
Вдруг в эту музыку чувств ворвались нотки одиночества и тоски. Там, внизу, на земле (так он был в небе?), по дикому разнотравью, шла его Света. Глаза любимой были полны слез. Она все повторяла: «Не нашла! Я тебя не нашла!» Виктору захотелось заставить ее улыбнуться. Теплом своей любви он высушил слезы, нежностью чувств – обнял и утешил ее. А страстью играл с ней там, «где нельзя». И приз был получен: его ласточка улыбнулась. Она подняла лицо к небу и прошептала: «Спасибо, Витюша!»
Он понял – кого его Света не нашла! С одной просьбой обратился он к Богу: «Пусть она меня почувствует и услышит! Хоть раз! Последний раз!»
Виктор поцеловал ее лоб, прошептал: «Ты должна быть счастлива! Я люблю тебя! И всегда буду рядом!» Его Светочка, его лапушка закрыла глаза и улыбнулась так, как всегда улыбалась только ему.

Проснулся Виктор от поцелуев, становящихся все требовательнее. Он рывком перевернул Светлану и вновь дал волю изголодавшемуся желанию. Но в самый пик страсти сердце сдавило так, что он с трудом заставил себя не застонать.Светлана все поняла, выскользнула из-под него и мягко постаралась уложить рядом с собой.
- Витюша, отдохни. Ты же не хочешь умереть от любви прямо сегодня. Есть у тебя лекарства, или я сбегаю к тете Тане? Могу тебя ненадолго оставить?
- Ш-ш-ш, забот … ница … м…моя. Умаял ... ся …я … чуток … Передохну … и … провожу … тебя. Ты ж  … не только … к деду … приехала.
- Да я и на фабрику сбегала, и в контору позвонила. Вечером к твоему соседу сходим. Там я денежку возьму и в квиточке конторском распишусь.
- Вот и … славно. Зх, с-с-собака! …. Все ж надо. Дай там … в тумбочке.
Из одной ее руки он взял лекарство, выпил. Другую прижал к своим губам. Потом со счастливой улыбкой прошептал: «Вот теперь точно ничего не страшно!»
- Витенька, ты о чем?
- О том, что ты меня любишь.
Светлана улыбнулась так нежно, что и боль ушла. А от лекарства и вовсе все прошло. Виктор смог уже подняться.
Лукаво улыбнувшись, он достал из тумбочки плетеный берестяной ободок на голову и маленький хлыстик с резной ручкой.
- Вот. Не свиделись на Новый год, а я тебе подарочек припас. Сам смастерил. Примерь – подойдет ли? И Сереженьке вот на февраль теперь, стало быть, подарочек. Будет в городе собак бродячих гонять.
Вечером Виктор пошел провожать гостью. По пути завернули к «соседу» за деньгами. Тот встретил их с улыбкой.
- О, сосед! Здорова! И ты тута? Вот какой подарочек твоя Светланка сделала – на праздник прям приехала. А уж как к тебе льнет! Заскучала, небось. Так, красавица?
Светлана смущенно улыбнулась, а Виктор попытался принять серьезный вид, что у него плохо получилось.
- Мы тута не лясы точить пришли. Давай деньги, да показывай – где ей там расписаться надоть. Да и мы отвалим.
- Что-то твой кавалер строг очень, красавица! Я тут, можно сказать, гостей разговорами развлекаю, пока моя не пришла. Так еще и не правым оказываюсь. Я ж не маг-факир. Из рукава бумажки не достану. В конторе думают, что я пропойца ниччаснай: деньги пропью, бумажку потеряю. А я быстрей моей обернулся. Хоть у самого деньги – в кармане, а еще ни в одном глазу! Вот так вона!
Все дружно засмеялись. Светлана с Виктором угощались чаем и слушали болтовню «соседа» про несправедливое отношение «конторских» к «любителям горячительного».
Но вот деньги получены и Светлана засобиралась в город. На остановке Виктор обнял и поцеловал любимую. Да так нежно, что теперь она чуть не лишилась чувств. Но ей, похоже, в его руках это было не страшно.
- Спасибо, лапушка, за подарок твой! Век его не забуду! Да как ты таперьча доберешься? Может, утром?
- Давай часок тут постоим. Не поздно же еще. Вдруг попутка какая? А не поедет – вернемся.
Светлана уехала. Но он не чувствовал себя одиноким. То убеждая себя, что все это ему приснилось, то вспоминая до самой малой малости прошлую встречу, Виктор почувствовал себя, как прежде – молодым и сильным. Хотелось горы свернуть. Ну, или, хотя бы, весной отремонтировать свою хатенку. А пока на зиму подправить и утеплить боковую стену.
Перед «великими делами» полагалось вздремнуть. Что Виктор и сделал. На этот раз без снов.
Следующие две недели Виктору показалось, что сутки стали какими-то короткими. Не хватало времени почти ни на что. О выпивке он и думать забыл. На работе все надо было подлатать, починить. Дома возле стены уже давно требовали разборки завалы. Да и на террасе толстым слоем лежала пыль – как на нужных вещах, так и на том, до чего все не доходили руки выбросить.
И вот что еще было непонятно Виктору: бабы стали, с недавних пор, называть его не иначе, как Витюнька. Только и слышно было:
- Витюнька, не пособишь?
- Витюнька, подь сюды! Тута без тебя никак.
И пару раз с ним рассчитывались не водкой, а едой: за черенок для скребка – пирог, а что корову привязал – где просили: банку варенья.
Вот так – весь в заботах, встретил он новость, что зовут завтра всех за зарплатой. Бригадир сама к нему подошла, да на следующий день дала выходной.
- Ты ж, небось, своей Светке скажешь. Она ж к тебе приедет. Вот и отдохни, да с ней побудь. И вот что – ты сейчас в контору сбегай, да ей позвони. Если что, скажи: «Бригадир разрешила!».
И снова в трубке – родной голос. И снова – пьянящие слова: «Я приеду!»
- Малыш! Только ты в контору сразу. Там, говорят, с утра и целый день давать будут. Во сколько ждать тебя?
- М-м-м… Час – до станции, полтора – до вас, да полчасика – в запас. В девять должна быть.
- Хорошо. Я буду ждать тебя к девяти там.
В конторе снова для Светланы денег не было. Их, оказывается, давали только работающим. А остатки уже собирались понемногу раздать уволившимся. Но вот когда это будет – никто в конторе не знал. Чтобы хоть как-то оправдать свой приезд, Светлана только справку взяла – сколько ей должны.
- Ко мне заедешь, али спешишь куда?
- Я до завтра отпросилась. Так что могу и зайти и переночевать, если ты не против.
- Конечно, не против, Ласточка! А ты со мной тогда к Степановне моей сходишь? Это ненадолго! Она чего-то взять просила. Да и по магазинам там пройдемся, выберешь себе чего. Завтра ж ваш день.
- Нет, Витюш! Я же обещала к ней не ходить. Ты, если надо, иди. Я немного отдохну, да и на стол соберу. Вот праздник и отметим. А подарки … Купи какую-нибудь безделушку, раз так хочешь меня порадовать – и хватит с меня.
- Как знаешь, заботница моя! На стол-то мы и вместе собрать можем. А отдохнуть тебе не мешает. Чай, не к чужим пришла. А к матери мне надо. И рад бы завтра, да …
- Ну, что ты передо мной оправдываешься! Раз надо – иди. И маме твоей радость – тебя увидеть, и ты на нее поглядишь: как там она. А хочешь – и от меня ей привет передай.
Виктор отвел гостью домой и попросил дверь за ним не закрывать. Сам закрою. Чтоб все видели – дома никого нет, чтоб моей лапушке почивать не мешали.
Виктор не стал по обыкновению идти пешком. Водитель попутки оказался почти соседом Степановны и денег с Виктора не взял.
- Ты чего, остарел, ноги не ходют? Вроде, к матери ты завсегда пешком ходил.
- Да сердце, чего-то не на месте. И матери не откажешь – на сегодня звала, и чуется – не надо мне сегодня из дома уходить.
В начале улицы Виктор попросил остановить машину.
- Завтра восьмое. Зайду в магазин – хоть конфеток каких куплю.
В поселковом магазине Виктор купил пару коробок конфет-ассорти, «… а еще вон ту штуковину с цветочками – для младшей, и эту вот штуку тряпошную – для старшей» и будильник – для себя.
Степановна встретила сына с гордостью.
- Ну, совсем человеком стал! Вот что значит – давно не пьешь: и посвежел и похорошел. Вот только, как в детстве шалопаем был, так им и остался. Почто без сумки? Пакетишко-то гостинцев моих не выдержит.
- А ты не нагружай. Что мне одному надо? Молоко бабы на ферме нальют, да батон куплю. Вот и вся еда. Миха наш устроенный. Это у Вовки семья большая. Ему нужнее.
- А я тебя, да Натаху твою угостить хочу. Сынов у меня вас – трое. Всех вас одинаково люблю.
- Ну, уговорила. Давай свои гостинцы. Сумку потом отдам. Для того сегодня и звала?
- Слыхала я – зарплату вам давали. Небось, Светка сегодня вечером, али завтра утром приедет. Ей же денежка тоже полагается – чай, работала в колхозе. И ей выдели чего. Понравилась она мне. Ты ж ради нее стараешься. Пусть не живете вместе, так она тебя, шалопая, в разум помогает приводить. Мне-то все одно – кто невестка. Лишь бы вам хорошо было. Только Натаху не обижайте.
- Спасибо, мам! (Виктор просто не осилил это огромное слово: «мама» - голос дрогнул)
Пока Степановна собирала сумку гостинцев, ее сын справился с волнением.
- На вот. Тут варенье вишневое, соленые огурчики, да капустка квашеная. В пакете – пару кусочков крольчатинки. Светке дай один. У нее, небось, в городе крольчатина – мясо для богатых. А мне их держать проще, чем скотину.
- Мамка! Только ты меня и понимаешь! У меня для тебя подарочек. На вот: конфет и … эти … как ее … захватки.
- Прихватки, шалопай! Спасибо! А вторую коробку Натахе отвезешь? Привет ей от меня.
- Не-е-е! Она карамельки всегда просит. Это – для Светы. Она уже в деревне у меня. Меня поджидает. Умаялась с дороги. Я – к тебе, а она попросилась подремать остаться.
- Так что ж ты тут возишься? У тебя – гостья в доме, а ты сам в гостях! Бегом домой! Хотя … погодь! На вот. Первач на вишневой ягоде настоянный. Со Светой выпьете. Ей-то, как воробышку – чутка хватит. А при ней и ты много пить не будешь. Ну, уж завтра чуток можно.
- Ох, мама!
Виктор обнял Степановну, поцеловал в щеку. И, действительно, по мальчишески, побежал на остановку.
Еще подъезжая к Акулинино, Виктор насторожился. Волчья сущность давно не просыпалась в нем, но и человеческой он почувствовал что-то недоброе. У калитки подозрения подтвердились: к дому вели следы, да и калитку он не так закрывал.
В два прыжка преодолев расстояние от калитки до дома, Виктор дернул ручку двери террасы. Закрыто, но изнутри. У Виктора похолодело внутри. Он догадывался – кто в доме («В доме ли, или успел сбежать, пес шелудивый? И что он там натворить мог? И зачем он ТАМ? И что со Светланой?»). Отодвинув дощечку-тайничок, хозяин смог отрыть дверь своего дома. Но то, кто был в доме, вероятно, заметил движение за окном: Виктор услышал грохот закрывающейся двери в сад. Первой мыслью было – догнать незваного «гостя». Но важнее ему было знать – что с его Светланой. Рывком (хоть уже было и не обязательно) он открыл дверь в дом. Живая («Слава тебе, Господи!»), но расцарапанная и растрепанная (совсем как котенок после драки) Светлана крикнула ему: «Там! Туда!». Махнула рукой в сторону только что захлопнувшейся двери.
Виктор кинулся вдогонку, но проклятая старость не позволяла двигаться быстрее, чем того хотелось бы. В молодости ему не были бы помехой ни прыть убегающего, ни сугробы, по которым проходила погоня.
Грудь стянуло, оставив только возможность дышать. Преодолев эту тяжесть злостью, Виктор крикнул
- Я найду тебя, паскуда!
Перед глазами пошли круги, а воздуха, почему-то, почти не осталось. Теперь задачей бывшего Хищника было – добраться до дома и постараться не показать Светлане свою слабость.
А она тем временем собрала разбросанные вещи и подняла валяющиеся стулья. Потом села на диван и, ойкая, да постанывая, приводила в порядок прическу.
- Не догнал я его, маленькая моя! Ты уж прости старика – не тот я стал. Да ничего! Найду собаку! Не долго радоваться будет! Сама-то ты как? Сильно он тебя зашиб?
- Не очень. Исцарапалась вся, волосы немного выдернул, да бок немного болит – упала. Может, и не надо его догонять? Ничего он же не взял. Вот только я – такая, да у стула ножка сломалась.
Не смотря на боль в груди, Виктор не смог не улыбнуться. Так, по детски выглядела его Света.
- С тобой – это мы быстро. Только бы первач сладким не оказался. Все ранки твои повылечим.
Виктор ушел в кухню, а через пару минут Светлана почувствовала запах мяты.
Тихонько пробравшись в кухню, она увидела Виктора с пузырьком корвалола.
- Витюша! А я-то пришла спросить – что за самогон такой особенный. Хороший мой, ты-то сам как? Сильно плохо? Может, к тете Тане сходить?
- Вот ведь: избили ее, а она о других печалится! Живой твой Витюшка. Лечусь вот на всякий случай (он в один глоток осушил стаканчик). А про Танюху – это ты не плохо решила. Только это я тебя поведу. Пусть над твоими царапинами поколдует.
- А, может, я домой поеду? Зачем тебе со мной возиться?
- Да что ты, любавушка! Да нечто я тебя отпущу такую? Я ж места себе не найду, пока ты не позвонишь. А коли ты не домой, а в больницу попадешь – кто ж мне про то скажет?
У мужчины было такое испуганное и несчастное лицо, что Светлана и сама испугалась – за его сердце.
- Прости, Витюш! Конечно, останусь. Пошли, что ли, к бабе Тане.
Баба Таня намазала Светлане все ранки, да царапки какой-то жидкостью. Потом и голове досталось – ее измазали из другого пузырька. Сразу весь дом наполнился запахом свежесрубленной ели.
- Посиди у меня с полчасика. Я и покормить тебя успею. Эх, Витек! Что ж ты за зазнобой своей не усмотрел? Как же так приключилось? Уж ни в жисть не поверю, что и с нею ты поцапался.
- Да тут, понимаешь…
- Баб Тань! А можно мы не будем рассказывать? Это – точно не Витя. Он дверь забыл закрыть, а к нему гости зашли. Я им отпор зотела дать, пока хозяина не было, да им такой прием не понравился. Вот так, примерно.
- Так, значит, так. Не хотите – не говорите. Я ж не со зла спросила.
- Знаю, баб Тань.
- Барышни! Я за первачком сгоняю. Ваш праздник-то и отметим.
- Да зачем же ты сгоняешь, коли у меня свой имеется.
- Свой-то и приберечь можно. А тот – от Степановны. Я ж к ней и ходил сегодня – звала она меня.
- Ну, коли Степановны – уважаю. Отменно делает. Чай, не разучилась.
Пока «гонец» ходил за бутылкой, баба Таня собрала на стол. Нашлась работа и для «раненой» - резать хлеб.
- Баб Тань! А Вите-то можно? Он недавно корвалол пил.
- Можно, заботница. Немножко не помешает. А я ему для запивки водичку поставлю. Он и захмелеет малясь и вреда от того не будет вовсе. Водичка-то не простая.
Выпили по стопочке, закусили, и Светлана домой запросилась – не в город, а к Виктору.
- Ну, идите, гостеньки дорогие. И больной вашей ничего не грозит и Витькино сердце уже в норме.
- Спасибо, баб Тань!
- Спасибо, Татьяна! Уважила! Пришли Свету подлечить, ты и меня – зоодно.
- Витек! Коли выпить еще захочешь – сегодня только стопочку. Не нагружай сердце, коли оно опять о себе напоминает.
Дома Виктор включил для Светланы магнитофон, а потом собрал на стол закуску.
- Любушка! Танюха одну стопочку разрешила. Может, и выпьем по одной? Не больше – обещаю.
- Ой! А мы воду забыли!
- Я из колодца еще утром приносил. А … Понял! Да хоть если та – ее, и особенная была, не бойся. Танюха ж сама сказала: от одной хуже не станет.
- Ну … давай. Может, и меня совсем отпустит.
- Значит, и тебе полезно.
Выпив, Виктор принялся рассказывать о том – чем занимался эти две недели. Постепенно речь становилась все медленнее, понять было все труднее.
- Может, спать пойдешь, Витюш? Ты захмелел.
- Да, что-то я нете … нетрезвый.
Светлана помогла возлюбленному добраться до кровати, сама прилегла рядышком.
Виктор улыбался, глядя на свою Светлану: такую молодую, такую любящую.
Вдруг ему захотелось сказать то, что давно уже собирался, да так и не смог.
- Как помру, ты не печалься …
- Витя!
- Лапушка! Я ж много старше тебя. Все одно – раньше тебя помру. А ты, я вижу, крепко ко мне сердцем прикипела. Потому и говорю. Не плачь тогда, когда … прошу. А улыбнешься, вспомнишь своего старого Витеньку – мне там светлее будет.
(«Уф! Сказал! Осилил! – Подумал Виктор. – Любушка моя! Свет ты мой последний!». Мозг, на время прояснившися, снова погрузился в пьяную дремоту)
- Но почему сейчас о смерти? Я ведь уже согласна к тебе! Вот со всеми делами разделаюсь – и приеду.
- Ты ж хотела … в этом … кухмиму .. куме. Я … это … тоже … согласный … к тебе. И не спр .. спорь со ср .. старшими … А с этим … мы потом. Фпрптммммм
Виктор закрыл глаза и вторая половина его фразы прозвучала на непонятном языке.
Светлана прижалась к своему возлюбленному и уснула, уже совсем успокоившаяся.
Утром неожиданный звон будильника заставил обоих вскочить с кровати.
- Вить! Ты чего – обновку купил?
- И купил и на утро зарядил. Нам обоим пора. Тебе – домой, мне – на работу. А коли хочешь – оставайся. Куда ключ положить – покажу.
- Да что мне тут без тебя делать? Теперь уж и у меня сил много до дома доехать и ты спокоен будешь.
 Провожая свою драгоценную гостью, Виктор отдал ей ту непонятную штуку с цветочками и коробку конфет.
- Это тебе к праздничку!
- Витюша-а-а-а!!! Ты меня балуешь! Какая прелестная заколка! (Светлана тут же украсила ею волосы). Ты меня балуешь!
- Вот и хорошо, что понравилась. Чтоб старика своего не забывала. Когда еще увидимся – оба не знаем.
- Вить! Я, наверное …
- После вчерашнего. Да-а-а! Отдохни. Я понимаю. Только …
- Не забуду, мой родной! Мне надо много сделать. С техникумом разобраться, например.
- Может, останешься в городе, а я приеду?
- Н-н-н-не знаю. Созвонимся. Я по вечерам дома.
Позже Виктор все думал о той истории. Никогда еще волчье чутье не подводило его. А тут проворонил опасность. И ведь звал Светлану с собой, да не пошла: забоялась, что не ко двору будет. Вот на его дворе беда ее и встретила. И он не защитил и обидчика не наказал. «Эх! Ей бы мужичка сильного да молодого. А со мной – забот полон рот, радости – на копейку. Не приедет она больше. Оно и к лучшему. Сейчас я ее защитить не смог, да и ноги ослабли – не догнал я того … А потом? Чего еще не смогу? Что ослабнет?»
Потянулись для Виктора долгие дни без его маленькой заботницы Светланки. Да и без нетрезвой неверной «жены». Заново пить он не стал. Да это и не нужно было. В памяти все равно не оставалось от этих дней ни лиц, ни событий.