Три девушки стояли у черты. Марфа

Старославянское слово "хованка" - секрет, что-то потайное, спрятанное от глаз.

Излюбленное народными сказаниями постоение реальности на "трех китах".

О чём собстенно начало? Опера русского композитора Модеста Мусоргского "Хованщина".

Существовало когда-то одно старинное сказание повествующее о трех девицах во времена Владимирской Руси, которые пожелали быть выданными замуж за Киевского князя. Как оберег и дар, каждая носила исключительно ею лично избранный пояс. И этот малозначительный  казалось бы предмет одеяния, предопределил судьбу каждой из девушек-претенденток на престол Киева.

Самый яркий женский образ в "Хованщине" - Марфа - раскольница.

Девушка, исповедующая старую православную веру, к моменту действа практически запрещённую на территории Московии. Постановщики оперы всегда избирают на данную роль очень красивых девушек, с сильными грудными голосами  широкого диапозона. Марфа - исключительно выразительная личность в театральном действе "Хованщины", привлекающая характерностью, многогранностью, глубокой народностью собственного восприятия жизни.

Защита и опора Марфы - иегумен Дисофей. Её духовное начало. Дисофей, как практически все мужские роли оперы, имел реального прототипа, почитаемого старообрядцами священноиноком. По свидетельствам жития обладал даром видеть божественный свет.

Этот человек самостоятельно избрал Марфу в духовные ученицы, всячески способствовал поддержанию в девушке главных христианских  благодетелей: веры, надежды, любви и софии (мудрости). Именно духовник не давал Марфе отступиться от своей любви к князю Андрею Хованскому,  отвергшему былую возлюбленную ради любви к новой пасси - Эмме, убеждая:

- Терпи, голубушка, люби, как ты любила, и вся пройденная прейдет.
- Терпи, голубушка, люби, как ты любила, и славы венцом покроется имя твое. Прости.

Именно в уста обреченной на одночество раскольницы Мусоргсий вложил одну из самых своих любимых картин оперы  - "Любовное отпевание Марфы". Любви - так и не случившейся в жизни, как взаимное светлое человеческое чувство.

Имя Марфа почерпнуто из Евангелистических историй, как имя одной из жен-мироносиц, причем не самой любимой и тогда, в начале христианского повига, её Учителем.

Удивительными глазами посмотрела на судьбу Марфы когда-то Марина Цветаева, на судьбу вечно вторых, без которых первые просто немыслимы.

       Проще, проще, проще, проще
       За Учителем ходить,
       Проще, проще, проще, проще
       В очеса его глядеть -
      
       В те озера голубые...
       Трудно Марфой быть, Марией -
       Просто...
      
       И покамест............
       Услаждается сестра -
       Подходит..............
       - Равви! полдничать пора!
      
       Что плоды ему земные?
       Горько Марфой быть, Марией -
       Сладко...
      
       Вечен - из-под белой арки
       Вздох, ожегший как ремнем:
       Марфа! Марфа! Марфа! Марфа!
       Не пекися о земном!
       ==========
      
       Стыдно Марфой быть, Марией -
       Славно...
       ==========
      
       Бренно Марфой быть, Марией -
       Вечно...
       ==========
      
       ... Все-то мыла и варила...
       Грязно - Марфой быть, Марией -
       Чисто...

Тем не менее, произведение не было бы русским, останься Марфа в том отведенном ей христианском  прообразе сестры Марии и воскрешённого Лазаря.

В "Хованщине" Марфа наделена не только со-Вестью. Но и со-Знанием. Причем к её пророчествам совершенно серьезно относятся все сталкивавшиеся с девушкой. И духовник Дисофей, и бывший жених Хованский, и возлюбленный царевны Софьи князь Голицын.

Отдадим должное гению Мусоргского, который не запер светлый ум Марфы с столь любимые мастерами потусторонние сны, приходящие из мира Нави. Нет и ещё раз нет. Марфа получает свои сведения о будущем в совершенно сознательном состоянии. Как жрица, как волхв, как:

- Колдовской обзову тебя, а стрельцы чернокнижницей добавят; на костре сгоришь ты всенародно, - в бессильной ярости вернуть Эмму, кидает обвинения Марфе Андрей Хованский.

Марфа соединяет в себе два начала Руси: ту, дохристианскую с её знанием, и новую, но тоже уходящую - христианскую "раскольническую" с её вестью. Заметим, ни разу девушка не покривила душой. Даже предсказывая князю Голицину грозные грядущие события его опалы, а не "трона Московии", Марфа не схитрила. Разумеется, как пророчица девушка понимала: гнев негласного властелина Москвы на её нелицеприятные слова - неизбежен. Князь действительно прикажет умертвить гадалку, дабы скрыть вопрос, на который ему требовался от неё ответ.

Мало одного со-знания. Марфа обладает другим бесценным даром: со-вестью. И говорит правду - каким бы горьким для всех её слово не оказалось.

- Волхвы не боятся могучих владык! Правдив и свободен их грешный язык и с волей Господнею дружен! (Пушкин)

Марфа и собственного зримого ею неоднократно будущего не пугается. Она внутренне готова принять любой удел дарованный Богом.

- Словно свечи божие,
Мы с ним скоро затеплимся.
Окрест братья во пламени,
А в дыму и в огне души носятся!

Но игумен останавливает всякий раз такие речи:

- Гореть . Страшное дело!. Не время, Не время, голубка.

Обладающий даром видеть Божий Свет - знает ли Досифей, что "раскольники" обречены, что им не вернуть утраченную на Руси веру, что его последователи пойдут за ним не в восстановленные храмы и соборы, а в скиты, в отшельники, в огонь. Мужественные люди сгорят ради веры. Веры его, веры Марфы, веры Аваакума и иже с ними.

К тому ли дню призывает старовер свою духовную дочь, убеждая любить князя Андрея Хованского, который не станет в итоге мужем и возлюбленным немецкой девушки Эммы, а взойдет на костер вместе со скитом Марфы.

"Звуки труб раздаются еще ближе. Костер все более и более разгорается.

Досифей и ЧЕРНОРЯЖЦЫ
Господа правды исповемы ничто же лишит нас!

МАРФА
Вспомни, помяни светлый миг!

АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ
О Эмма, Эмма!

ДОСИФЕЙ и ЧЕРНОРЯЖЦЫ
Аминь!

Черноряжцы погибают в пламени. К скиту подходят трубачи, а за ними "потешная" рота: они отступают в ужасе при виде костра.

Конец."

продолжение следует