Вспоминай

Труд в сто томов оказался легко листаем,
ждали прописки внутри меня Каин с Каем,
хватит пролистывать, выжжен я. Страх окалин –
верный заслон от их цепких и длинных рук.
Пуд алогизма в подкорке таких историй.
Взгляд выхолащивать, ста постранично вторить?
Вдоль берегов замерзающих акваторий
вместе дойти до ручных категорий «друг»?

Мы так устроены, всё у нас либо-либо,
Шаг не туда – «пли» командуем всем калибрам.
Грустно и холодно… Вечер. Давай, Ван Клиберн,
пластикой пальцев и нот успокой продром.
Шанс у надежды не схлынуть, не съехать кровле,
нет, не увидим, как в гавань заходит «Кромвель»
Только смотрящим доверится алый промельк.
Столик в каюте. Свеча. И сто первый том.

Мы ли решаем? А может, как лягут кости?
Нам ничего или всё, как придумал Остин.
Треть капитанов шутя забывают мостик,
если всерьёз штормит, а земля щедра.
Если уютна земля, а штормит с апреля,
надо им ветер, когда паруса сопрели?
Сколько ни думай слова, что когда-то грели,
их всё труднее сказать без ненужных драм. 

Время не водопадно, а боль не кратна,
здорово, что не кратна, я даже рад, но
нет перешедших реку туда-обратно,
кинувшим этот берег легко на том.
Труд в сто томов оказался не морем - полем.
Перелистали и каждый до корки понят.
Но перестанем ли мы хоть когда-то помнить?
Вечер. Ван Клиберн. Закрыт сто последний том.