Не оценив, центр тяжести

ГЛАВА ИЗ РОМАНА "ЗАПИСКИ МАРТЫ И ЧЕ ГЕВАРЫ"

Не оценив, центр тяжести

- Спасаюсь от причала к причалу. Мою лодку до бесчисленных пробоин задевают случайные якоря, которые находятся в вечном поиске новой суши, временного устойчивого дна, в которое им так необходимо свалить тоннальную тяжесть груза всего судна. Они такие разные. По-своему, красивы и, в то же время, уродливы, как Квазимоды. Соборов Парижской Богоматери не хватит на каждого такого несчастного. У каждого корабля свое б-Ля и свой Франсуа Рабле – с блефом перед и после акта…
-Да уж, не церемонитесь вы, барышня, со словом…
- Ну, да, ну, да…а вы не бережетесь, батенька, в такое-то время…денег что ли не хватает?
На этот раз якорь упал острием в сердце, поддев его так умело, как мастерица, вязальную петлю. Вывернуться, подавшись влево или вправо, было бессмысленно и опасно, так как хотелось просто жить. Одно неаккуратное движение, и этот мешочек, вместе с его венозной и кровеносной системами, грёбнется, не успев прошептать «прощай».
Но не может сердце выдержать все, если даже ты сам себе психолог и сексуальный партнер ( ненавижу это словосочетание), священник и мама, босс и раб одновременно…
Может, дело всё в оттоке мозговых извилин…подсознательный бордель куда ужаснее, чем трезвый взгляд на объект со стороны и на его «внутренности».
- Ты хочешь остановиться, сердце?
- Нет, я хочу отбивать каблуками и кастаньетами Flamenco. Если я буду останавливаться, это будет тебе напоминанием, что все подвластно времени, и, рано или поздно, я остановлюсь, как сломанные часы…
- Тебя устроит одинокое Flamenco? Или необходим ток, исходящий из-под двух пар неутомимых ног?
- Мне нужен танец!
    Корабль был громоздким, тем не менее, была надежда, что это не «Titanic», и Франсуа Рабле, думающий о сексе ежеминутно, вспомнит о присутствии других палуб на судне. Странно, что на этом убежище неуравновешенной душевнобольной богемы, была молельня, о которой знали только два человека – Рабле и капитан. 
Рабле приходил туда по ночам и всю ночь проводил в коленопреклонных молитвах при свечаъ, что запрещалось, так как пожаров боялись все. Он тоже их остерегался, особенно в душе. Ведь они рождали глубокие мысли, но от них становилось тошно. Рабле ничего не просил. Он привык всего достигать собственными человеческими силами, и никак иначе.
- Только бы вовремя и правильно бросить якорь… чтоб не дай Бог, не в касатку, не в дельфина, не в коня-горбунка и, тем более, не в русалку… ведь она обязательно окажется сиреной и затянет в свой несуществующий оазис…если я убью её якорем, выживу и не сойду с ума. А если отрубить ей хвост?.. Тогда она не сможет плавать и останется рядом…
Или лучше вырвать ей язык или заткнуть уши медузами? Они обожгут меня медом липкообразных уз…Медь твоего голоса поглотит папа Нэп-тун и заложит его в ломбард для какого-нибудь провинциального барда…
Поднять якорь и на всех парусах, вперед! Режьте на части мешочек с кровью! Стань вином для изголодавшихся касаток, хотя одного маленького сердца едва ли хватит для всех кровопийц Окей-а-нии. Помойте якорь, юнга, не будем же мы плыть, наблюдая за багряными кровоподтёками.
- Есть, капитан!
Взяв старую тельняшку, юнга взялся омывать нержавеющий я-корь. Когда дошел до левого острого края, тряпьё порвалось, и он поранил руку. Полилась кров, и якорь снова стал красно-горячим.
Рабле не мог уснуть – как-никак, с ним еще жила совесть. Он вышел на палубу, чтобы стать еще ближе ночному океану и попросил ветер прогнать дурные мысли. Увидев окровавленное железо (по непонятной причине кровь не смывалась), он заблевал всю палубу и велел спустить шлюпку за борт, для того чтобы найти то сердце, которое еще несколько часов назад отчаянно трепыхалось под грузом его корабля и молило не бросать его на растерзание акул. В ту секунду ему захотелось стать волшебником и оживить все, чего он так боялся…
- Я осознаю свое ничтожество и отдаю себе отчет в том, что ничего не вернешь назад, но помоги мне, Господи, хотя бы найти эти изувеченные кусочки мяса…похороню или сожгу…огонь очищает, а пепел спасает от скорби. Посыплю голову пеплом, и буду отращивать волосы, в преддверии нового Пути.
Прости, милая, что не оценил центр тя-жести…всё, оказывается, мучительно просто…надо лишь научиться любить и принимать любовь, которая пристает к твоему нелюдимому берегу…
….И тогда он вышел в открытое море…навстречу себе настоящему…навстречу ей…