Малоизвестные поэты. Василий Бетаки

субботу, 23 марта, во Франции в возрасте 82 лет умер русский поэт и переводчик Василий Бетаки.

Об этом сообщает в своем блоге поэт Наталья Горбаневская.

Василий Павлович Бетаки родился в 1930 году в Ростове-на-Дону, учился на Восточном факультете Ленинградского университета, заочно окончил Литературный институт, ученик Павла Антокольского и Татьяны Гнедич.

© pergam-club.ru

Работал учителем, режиссером самодеятельных театров, инструктором верховой езды, главным методистом Павловского Дворца-музея. Публиковался с 1956 года, в 1965 году вышла его первая книга стихов.

Василий Бетаки переводил поэзию с английского и немецкого, писал литературные передачи для радио. В 1971 году стал победителем конкурса перевода трёх «главных» стихотворений Эдгара По («Ворон», «Колокола», «Улалюм»), которые были опубликованы в двухтомнике Эдгара По 1972 года.

С 1973 года жил во Франции. Двадцать лет проработал на радио «Свобода» и восемнадцать — в журнале «Континент». Был одним из организаторов переправки в СССР запрещенных русских книг, изданных на Западе. Во Франции выпустил восемнадцать книг стихотворений, книгу статей о современных русских поэтах и восемь книг переводов.

С 1989 года снова публиковался в России. Был постоянным автором журнала «Звезда», франкфуртских журналов «Мосты» и «Литературный европеец».

 
"...Есть время искать и время терять,
время собирать и время рассеивать..."
Экклезиаст

...И сам изменяешься лишь от того,
Что видел, что слышал, вдыхал...
Кожей помня
Лес, море, свою и чужую постель,
Уют площадей и размашистость комнат,
Дороги, собак, новогоднюю ель,
Лиловый прибой бугенвиллий,
и белый -

Жасминов...
Так вот - география тела:
(Брось карту - на ней лишь глубины да мель) -
Вот тут на ладони наверно, Брюссель,
А это - Флоренция въелась в колено,
Затылок печёт? - что ж, как видно Палермо,
В хребте холодок - Царскосельский лицей,
Венеция плещет в глазах, не смолкает,
 
И солнце идет петербургским ночам,
Витражные розы Париж распускает,
А Рим предъявляет начало начал ...

. . . . . . . . . . . . . . .

Теперь, улыбнувшись и дням и годам,
Раздай по молекуле всем городам,
Всем креслам, где сел хоть на миг,
всем садам,
Зверям или женщинам -
Так, чтоб остаться
Во всём,
чего жизнью случалось касаться...

2001

* * * * *

Какое множество зелёных склонов,

 
Какое множество зелёных склонов,
Какие жалкие домишки ниже...
Что горше черепицы и бетона,
На скалах, полу-серых, полу-рыжих?

Над ними вечное как в книгах небо.
Сравнить по вечности - ну, с Римом разве!
И облака так весело и немо
Ползут себе на свой альпийский праздник.

А Рим - он, к сожаленью, за горами.
Тут только Франция. Точней - Пьемонт.
Щебенчатые скалы в синей раме
Из облачка творят ненужный зонт...

А скалы - то готические шпили,
То - наподобье девушек в причёсках...
Лишь перевал, да считанные мили
Отгородили Юг. Италию. Роскошь.

Мы были тут вчера.
В деревне горной
На ярус ярус громоздясь, теснится -
И вся поездка показалась вздорной,
Пустою дневниковою страницей.

Перевал Баталья. Альпы

* * * * *

МЕЛЬКАНИЕ ЗА ОКНОМ

Этрусков облезлая охра,
Покрытая нынешней пылью...
И вылепленные дома
Вломились на склоне холма
В бурьян - но ничто не заглохло.
Вьюнков бело-синяя тьма...
И это - Романья-Эмилья.

 
А может - Эмилья-Романья?
Торчат тополиные свечки,
Да мелкие, мутные речки
Устало урчат по каменьям.

И как непохоже на это
Глядится Италия Блока,
В которой и Рима-то нету...
Нет: лучше в не слепленных строках,

В не бывшем, наверное, веке,
Увидеть этрусков следы
Там, около Чивитавеккии,
Где пальмы, да в охре пруды...

Шуршит вулканический пляж.
Стен серых облуплена глина,
И роются пёстрые куры,
Как будто написан с натуры
В манере совсем не старинной
Печальный, не южный пейзаж...

 
В туннели, туннели, туннели
Все время вбегает вагон,
Туннели давно надоели...
А охра темнее, светлее,
Желтее, краснее сквозь сон...

Писать невозможно в вагоне...
И в зелени охра потонет,
И в море поля убегают,
А пинии слазят с горы,
Светлеют в закате и тают
От дымки морской, от жары...
Руины какие-то мимо...

И это - дорога до Рима?

* * * * *

В бирюзовых осоках Азова,
В бирюзовых осоках Азова,
На песке, среди лодок плоских,
Как умели казачьи вдовы

Утешенье найти в подростках!
Как тяжелым двигали крупом,
Помощнее донской кобылы...
Вспоминать это, может, глупо,

Только все это было, было,
И ведь все - без единого слова,
Без единого скрипа двери!
Из-за них - до сих пор не верю,

Что не стать мне подростком снова...

* * * * *

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ О ПОГОДЕ

Туман в Париже течёт с каштанов и с Пантеона.
Он серый - серую Сену лижет тихо и сонно.

Давай зигзагами через реку идти мостами.
И каждый раз будет новый берег перед глазами.

Он постепенно к нам из тумана кусками зданий...
Он постепенно кусками зданий к нам из тумана...

Окошко...дерево... между ними, наверно, пусто -
Одни фрагменты - и не собрать их в одном экране.

Одни фрагменты. И не включаются в ткань романа.
То выступают, то исчезают: страницы Пруста.
Мир фрагментарен. И не выстраивается томами.
Туман в Париже... И не собрать их...
Париж в тумане.

2.

Мистраль в Марселе.
Порывы воют,
Порой срывая с окошек ставни,
Весь день он ухает без сна совою, - не перестал ли?

Нет: чашкой пальма кверху свернётся,
как старый зонтик, -
Пространство временем обернётся
на горизонте.

А время целится бесконечностью стать...
Оно-то
Крутясь, беснуясь, собой заполнит в тебе пустоты,
В любые трещинки оно вотрётся, в любые раны...

В Париж вернёшься - в тебе мистраль, а кругом туманы,
В Париж вернёшься - мистраль с тобою, и не стихает,
И время пойманное застревает между стихами!

2002.

* * * * *

Эдип, ну при чём тут трагедия?
Эдип, ну при чём тут трагедия?
Ну и что же, что Иокаста
через двадцать лет оказалась?..
Ведь баба-то какова!!!
Надутая ветром луна взлетит
шариком жёлто-красным,
от яркого света спрячется белеющая трава...

Останься зрячим, Эдип!
Не цветаста, не разномастна
цыганская шаль в ночи: узоры бледны и легки,
исчезла дневная тяжесть,
исчезли тяжелые розы
Ночные цветы - табаки!
Белые, зеленоватые - притягивают прозрачные росы...
Так морскую пену тащит луна, запирая устье реки.

Запах ночных табаков - женский, неистребимый...
Ну, и что же, что белые -
И легчайшая пена бела!
Из пены ночных табаков луна Афродиту делает.
Какие там клумбы, Эдип! Качаются белые мимы,
их, тонких, целое море,
чтоб она по волнЮм шла...

Ну и что же, что Афродита,
что ночью шаль не цветаста,
что луна так легко отбеливает
розы, не нужные ей?

Ну и что же, что кажется дико,
Что тебя родила Иокаста,
Что табаки эти белы, Эдип?
Бывают ещё белей!

* * * * *

КАНЦОНЕТТА

Ямщик лихой, седое время
Везёт, не слезет с облучка...

А. Пушкин. "Телега жизни"

Огни за стёклами вагона
Как спички чиркают в окно,
Мелькнёт бездонной ночи дно,
Как закопчённая икона.

А мне, пожалуй, всё равно:
В квадрате, где черным-черно,
Мне предъявите хоть дракона -
Георгию определённо

Завидовать не стану, но
Мне жить мешает лишь одно:
Стук рельс в начале перегона.
Потом становится темно,

И вроде - тихо, вроде - сонно...
Огни за стёклами вагона,
Года за стёклами вагона,
Как спички чиркают в окно.

Из них слагается канцона
О том, что у меня вино
Стоит на столике вагона,
И где-то там, нескоро - дно...

 

Так будет же повторено:
"Года за стёклами вагона
Как спички чиркают в окно"...

 
-- Поезд Париж - Базель.

* * * * *

КОКТЕБЕЛЬ

Тут незачем мерить пространство
От солнца до желтой глины,
Отсюда в странствие странствий
Уходят сухие долины,

 

Холмы без следа растений,
Роняя кофейные тени,
Единственный цвет хранят:
Обёрточная бумага -

Измятый склон Карадага.
Здесь - три, ну, четыре шага -
До ближнего спуска в ад.
Всё гуще кофейные тени...

 

А Данте считал, что в Сиене!