Лафертовская маковница

Чугунный глас
контраважного баса
дразнит
и вводит в спираль заблуждений.
Мариус,
милый,
спит на кровати,
под черным покровом
волос паутины.
Ветер шумит,
обозленно срывая
листья
со стонущих голых деревьев.
Те, опьяненные
мессой ветрЯной,
гнутся и бьют
обоюдно ветвями.
По мрачному небу
плывут сонно тучи,
месяц лениво ползет
в спинах тучных.
Швыряемы ветром,
стучат кошки в окна,
И сон коченеет
в зеницах Марата.
Тот просыпается,
смотрит в окошко,
воет на месяц
лимонного цвета,
глазом кошачьим
глядит в дебри ночи,
смотрит вперед,
а видит что сзади.
Тени предметов пред ним оживают,
стук беглой стрелки часов замирает.
Силентию в страхе
зовет он истошно,
плачет, дрожит,
кусает колени.
Мысли о ней
обретают телесность.
Шагает она
твердым шагом в реальность, спускается сверху
на ложе Марата,
любя, обнимает
и шепчет кантаты.
Гладит густые
черные власы,
лаская лицо,
прижимаясь щекою.
Селений ложится,
усталый и сонный.
Она благодушно
к нему примыкает,
поет колыбельную.
Ветер стихает,
немеют деревья,
и он засыпает.
Месяц сменяет
лиловое солнце,
пускает лучи
под покров одеяла.
Ранние птицы
купаются в свете,
и мир просыпается
в сонной улыбке.