Вновь брезжится утро, на горестях ставя заплатки

Вновь брезжится утро, на горестях ставя заплатки.
Всё так же под небом, всё тот же в умах непокой:
Чей призрачный взгляд, виртуозно играющий в прятки,
Смыкает столетья навылет, в искристый овал над рекой?

Который из Сущих Живым почитается Богом?..
Не в моде ль вдруг совесть, и сколько личин у зла?
…Расчесан висок.  Язвится нахально проседь.
Дурная погода?.. Карта не в масть легла?

Послушай, товарищ. Я знаю нелепую шутку:
Тот жить обречен, кто тянется в муке за край.
Иные уходят. Кто душу б отдал за минутку
Сердечного стука. Без визы. На вип-места в рай.

Но ты не скули. Всё едино ведь: раньше ли, позже…
Ты стой пока можешь, солдатик, за пядью вытаптывай пядь.
И, главное, помни:  мы счастливы, счастливы тоже
Однажды вдруг станем. Дойдет наш черед  умирать.

Дойдет наш черед.  И окна раскроются в Запад,
И тени на веках залягут, последний найдя в них приют.
А там далеко кто-то, вместо того чтобы плакать,
Трубу золотую возьмет и на память сыграет маршрут.

Затеплятся звезды, и явью предстанет былое.
Пока лишь Луна заполняет слезами старинный бокал.
Кругом стонет ветер, наречье утратив земное.
Ба! Снова рыбачить собрался? В такой-то вот шквал?

Неужто босой? И чего только им не сидится!..
Простуду, знать, схватит  – зараза на поступь легка.
Гляди вон, в окошко забилась тревожно синица.
Дурная примета. Плесни-ка и мне коньяка.

«Таким не помеха ни стужа, ни рваные снасти,
Давно их гробница, как имя без розы, пуста»…
Пространство любви. Еще что-то об истинной власти…
Но брезжится утро. В сетях лишь обломок креста.