Охи у Опрохи

    
     « Дак каково, хоть Опроша, живёшь-поживашь, да здоровьё-то каково?
 « О, Олюха, чого спрашивашь-то про  то, чого смолоду не бывало. Сама знашь, како нашо здоровьё-то. Не  житьё , а одно стонаньё, поктаньё  да нытьё. Глазами-то всё бы кабыть сробила, переробила. Стану робить-то, дакеть всё из рук выпало. Из  кокор недельных да суковатых . Куды вся могута-то  дёваласе ? Ох, не та стала боле роботнича, не та».
 - «  Дак чого, порато болешь що ле или чого ино привязалосе»? –  « О, да  ишко ты, ишко-ты, чого ето рука-та   рясухой-те замотана»?  «Вередила шщо ле где, ну-ко росказывай».
 - « Худому-то, говрят, всё до обуха. Вот и мине само-то исделалосе. Вечор пошла в садник, на маленьку печку дровеч перетюкать. Поленья-те порато долги, дак только большу печь нима топить. Кабыть все перемельчила, стала последнё полено-то перетюкивать. Оно, то ле порато тонко, бат и  сучок был, кверьху вылетело, вокурат мине в лобашку. Одва не отомарило миня, да устояла на ногах-те. Оклёмаласе маленько, дрова-те в охапку склала да и понёсла в избу. Ума-то и так нету, а тут овсё не стало. Забыла, що порог-от из садника высокой. Бат помнила бы, дакеть полено в башку прилетело, остатки ума выстёгнуло, да и не порато видко на мосту-то. Ноги-те и так-то худо шагают, а пошла в великих катанчах-те.  Они на худых-те холочках лягаютче да хлябыкают. Не началасе, как  за порог-то запяласе,  и вростежь пала.»
- «  Порато-ле вередиласе-то хоть» ? – спрашивает Олюха. 
-  «  Да не овсё яро пала-то, чурбудь  руку- ногу  не обезвечила.  Поленья-то выпали из худых-те рук, роскатилисе по мосту. Собирать по темне стала,  акеть опеть спичу в долонь завезила. Сразу-то не хватиласе, не до того было. Спича-та в долоне нарывать стала. Решила  приколкой выкопать, да порато глубоко окаянна сидит. Дак равзе приколкой выкопашь, не порато велика.  Чого мине делать-то, чем спичу-то выкопать?  Глежу, що порато долонь-та нарыват. Взяла парушничу – живо роскопала и достала спичу. Парушнича долга и востра, не здря катанчи ушиваю.  Ето, дефка, ишо не все беды-те. Дакеть, ковды за порог-от запяласе, платьё за гвозь зачепила, славной иревень высадила. Платьё-то хоть и старенько, да порато мине любо носить. А топерь броском, нету боле екой-те заплаты-то. Вот так Олюха и живу, не живу – а маюсе, кажоной день вережаюсе. Да, пока, чурбудь, не порато больши уразины-то сибе ставлю».
- «  О, ишко-ты, ишко-ты, порато жо ты,   Опроха, обезвечиласе, да хоть нечого не вередила. А то ведь, на грех-от, упасти недолго, руку ле, ногу сломать - не в кою пору хруснёт. Старо-то косьё не сростётче ладом-те, майсе до самой смерти, так що оправлейсе. А я боле насиделасе, набаяласе, домой пойду. Топере ты заходи проведать миня».