Поэма Сатпрема

О брат... похожий на меня, возле могилы. Что оживляет человека?
Что, этот единственный вопрос.
Я не прошу ни величия, ни удачи, ничего фантастического, ни проявлений, ни видений, ни баснословных сил, одно простое то…
Что заставляет биться моё сердце,
Что становится всем: то…

Этот простой вопрос, не больше, чем огонь светлячка.
Я задал столько вопросов в своей жизни, и в этот вечер я вижу, что то - всегда то же.
Только один вопрос в человеке. Маленький крик внутри, который спрашивает всегда: что…
Что, всё отчётливее.
Это всё, что есть у меня. Всё, что я несу в моей ночи.
То - всё мое добро. Вся моя жизнь.
Моя жизнь слепа, моя жизнь жжёт, моя жизнь более настоящая, чем жизнь.

Можно всё потерять, останется: то... Можно всё приобрести, и то не шелохнётся.
Можно поместить то в тюрьму, во дворец, в поезд; то всегда одинаково.
Брошенное в золото, в грязь, то сверкает ещё, то горит внутри.

То - крик человека. Возможно, крик зверя, крик растения.
Маленькое пламя внутри, что горит везде, что обитает во всём.
Как золотая искра в сердце вещей,
Как чистый звук в глубине всего, что всё сильнее, что отовсюду взывает, вибрирует;
Вибрирует в пустыне и в звёздах, в страдании и в радости;
То... то... везде, в начале и в конце; в середине всего.
Единая жизнь миллиона огней.

Я снял завесу мира.
Я взял этот огонь как птицу в свои ладони, и я не знал, что делать;
Было что-то совсем чёрное и гнетущее в глубине этого тела;
Возможно, это было ничто, но оно было всем... Ах, кто здесь другой?
Снаружи поезда, что идут, люди, что проходят; это как смерть с открытыми глазами.
Внутри - как жизнь, что ещё не родилась, и я смотрел на это ничто,
это маленькое нечто, которое горит; оно было неощутимо, но жило.
Мне показалось то, что было в глубине моей груди.

Я взял эту жар-птицу и я держал её крепко возле моего сердца, возможно, она собиралась ожить.
Я смотрел на неё, возможно, она собиралась раскрыть крылья и унести меня;
И я говорил моей птице, или это была она, кто говорил …
Это был шёпот; молитва никакой церкви; подобно одному-единственному звуку, который бормотал...
Я не знаю, я не знаю, но я чувствую…
Я не вижу, я не вижу ничего, но я чувствую, я чувствую, чувствую…
Это маленькое пламя нечто иного, которое хотело жить, которое настолько нуждалось в том, чтобы жить...
О, это должно существовать, так же, как я имею жажду, это должно быть... это должно быть…

То было почти болезненным в глубине груди. Где то; где оно…
Я прожил миллионы лет, я стучал во все двери. Где пространство, жизнь
Мое большое солнце, погружённое внутрь; открытые крылья; и будет То, наконец, То.

Ах, жизнь не живая, жизни нет ещё, и что же есть…
Недели, дни, что проходят, тела, что идут, тела, что умирают;
Сердца, которые верят, что любят;
Часы и часы, чтобы украшать, питать, одевать тело
Где настоящая минута, просторная минута, ни для чего, для радости быть…
Где жизнь как удар крыльев чаек по большой поверхности зыбей;
И всё моё сердце сосредотачивалось там... в этом растущем пламени... этот крик без слова…
И я висел, висел напротив этих стен; я был в компактной плотности,
В удушье, в шаре, содержащем пространство.
Веря, что все зыби мира и все крики диких чаек были собраны там…

Сатпрем