Жизнь

Ряд выкриков невнятных.  Громозди
не Пелион на Оссу, но слова,
что закипают темнотой в горсти
и совмещают степенью родства
как ворох оскудевшей тьмы, так и
пронзительные выстрелы строки.

Провытый колокольнями псалом
ещё не станет вечным; стук и скрип:
затворы не хранят замолкший дом
и прихотливый лестницы изгиб…

Порой твердящий о своей любви
куда ничтожней бросившего клич
о ненависти горькой… Позови,
но этот зов скорее обезличь.

Так станет ночь единственным судьёй –
клеймящим полулживость милых лиц:
здесь спугнуто пожарищ вороньё,
камнями опадающее ниц,

и будет долго: жил, твердил, что мир
есть лишь игра, где тень восходит в свет…
Врывается, как лезвие: кумир
давно повержен,
вычеркнут обет,

и книга жизни не желает быть
пристанищем для всех, кто сир и наг!

Не стану отрицать.
Клеймо тоски
на равнодушной плесени бумаг.

Дряхлеет механизм, ржавеет жесть -
не это ли стремимся мы избыть?

И каждый вздох, и каждый робкий жест –
всё сложится в торжественное:
жизнь.