Не забуду
сараюху с инжиром, под стенкой подпорною хлам,
старый грек там паял немудреную нашу посуду
и седой караим, вечно пьяный, сапожничал там.
Всё куда-то ушло, вместе с юностью кануло в небыль,
но кусок Старой Ялты по-прежнему в памяти свеж.
Всё куда-то ушло, только то же лазурное небо,
то же море и горы над Ялтою высятся те ж.
Всё равно мне от грусти избавится нынче не просто,
с этой грустью смотрю вслед летящих на юг лебедей;
словно туча, беда наползла на родной полуостров,
изживая российскую мову из русских людей.
Так душа моя ноет, как будто бы дробью изранена
браконьерской, и ей уже свет, извините, не свет,
а друзья мне звонят, кто из Штатов, а кто из Израиля,
и у них с русской речью проблем, понимаете, нет.
Я лекарства беру – украинским одним аннотации,
в чинодралах порой неприкрыта вельможная спесь.
Как поэт, я далёк, чтоб читать здесь кому-то нотации,
но душок шовинизма в политике Киева есть.
Я готов претерпеть всяких козней и каверз хоть груду!
Всё равно я скажу, пальцы, с болью сжимая в кулак:
дом с верандой резной во дворе проходном не забуду,
не затмить сараюху с инжиром высоткам никак.
Потому что мы все, чтоб ни пели нам, родом из детства,
жаль, конечно, что нам выпал подлый, безжалостный век,
а мой русский язык – от родителей милых наследство,
унижать его может лишь низкий совсем человек.
Свидетельство о публикации №113061500717