Петербург в тринадцатом году

Душеспасительное  чтение  -  записки  корабельного  врача,
с  крейсера,  чей  первый  корпус  съедает  вода  залива.
В  городе  ночь,  и  на  Садовой  пожарная  каланча
философски  торчит  над  крышами,  горда,  прозорлива.
Половина  диска  неоном  освещает  силиконовый  век,
слишком  много  Южной  Америки  с  модами  кишлака  и  аула,
хлебни  текилы,  станцуй,  съешь  кровавый  стейк,
на  экранах  уже  не  Красс,  но  ещё  не  Сулла.
Да  и  ты  не  в  Риме,  вот  Египетский  мост  в  тени  пирамид,
ритуальный  бег  фараона  вдоль  фронта  ублюдков.
Раздел  анатомии,  что-то  вроде   души  и  она  болит,
и  весть  из  рук  вон  плоха,  как  "сухая"  укрутка.
И  если  голос  плывёт  на  дым  эскадренных  облаков,
он  должен  быть  вещим  с  открытками  для  туристов,
тринадцатый  год  разделил  на  рты  едоков  -
Идиот  Полифемович,  лысый  судебный  пристав.
Щемящие  шлюхи,  шёлк,  "хаммер"  вместо  ландо,
котировки,  банки,  дождь,  но  чаще  "мусора"  и  узбеки.
Хлоргексидин  волшебный  после,  но  неплохо  и  до,
нового  зверя  число  159,  под  крах  ипотеки...
Белый  ветер  несёт  тополиный  пух,  бумажная  тишина
рассыпается  мелом  треснувшей  штукатурки,
"дяденька,  ну  за  что?"  кадром  вечного  "Лапшина",
мышь  обречённо  играет  в  кошачьи  жмурки.

июнь 2013