Фатальность. продолж Бараки

Я выбрал день рождения во время неудачное,
Страна живёт, примерно, как у негра в темноте,
Дома высотные, но в них система, суть барачная,
Где повелось нужду справлять в подъезде и лифте.
Царит особая мораль, устав никем не писаный,
Его и чтут и нарушают, кто во что горазд,
Татуируют на груди и на душе расхристанной:
"Нет в жизни счастья!" - а потом рыдают с пьяных глаз.
Врезают хлипкие замки, где всё вокруг колхозное,
И без зазренья совести у ближнего крадут,
Интриги мелкие плетут и каверзы стервозные,
А собутыльнику последнюю рубаху отдадут.
Я здесь живу, и здесь я рос в барачной этой гадости,
Где, при живых родителях, по сути - сирота,
Воспитывался улицей и помню-то из сладостей
Дешёвые "подушечки" и больше ни черта.
Здесь росписи настенные, как клинопись наскальная,
Учебник нашей грамоты и школьная доска:
Любовь, пронзённая стрелой, слова сакраментальные
на "Х", на "П" и точка - след засохшего плевка.
Что толку "Х" на "Х" менять, на всей просторной родине,
Куда ни кинь, куда ни плюнь - один "патриотизм",
Кипит в бараках жизнь - не жизнь, тупая тягомотина,
Где понимают всякий "изм", как полный по... .
Друг друга режем каждый день по пьянке и с похмелия,
Честим и кроем Бога - мать беспутное житьё,
Мы даже свадьбы превращаем в похоронное веселье,
Нам то-ли водочка для драки, то-ли драка под неё.
Законы? Что они для нас - они не нами писаны,
А раз не нами писаны, к чему их соблюдать,
К тому же, знаем из чего законы эти высосаны,
Ведь наверху известная от нашей плоти власть.
Нам друг на друга наплевать, а на себя - тем более!
Ведь мне на родине моей всего-то грош цена,
Не вижу разницы большой между тюрьмой и волей,
Когда на них заборами поделена страна.
Опять заехал лбом в забор, как в медную копеечку,
За спину руки завели, остригли кое-как,
Я кожаную куртку поменял на телогреечку,
А место жительства сменил с барака на барак.



Я постигаю жизнь свою, как школу равнодушия,
Где три предмета: "Не жалей! Не бойся! Не проси!",
Я две молитвы выучил и по любому случаю,
То: "В Христа Бога - душу мать!" - то: "Господи, прости".
Кому венок лавровый, кому венец терновый,
Кому-то виснуть на кресте, кому-то крест на грудь...
И не постигнуть мне никак - такой я бестолковый -
Кто судьбы так распределил, в глаза б тому взглянуть.
Трибуны заняли козлы, ну; в смысле, депутаты,
Не избраны, а засланы откуда-то они,
Как черви расплодившиеся Понтии Пилаты,
Друг в друга тычут пальцами: "Распни его, распни!"
Россия простодырая, когда же ты прохмелишься,
Живёшь в тени тяжёлого, дубового креста,
Несёшь его проклятие и падаешь, и стелишься...
Сама ж на нём в 17-ом распяла вновь Христа!