Письма

Тане было плохо в школе. Она совершенно не понимала этого мира, и он был для нее чужой, и она была чужой в нем. Серая тоска и отчуждение – то, что чувствовала Таня в своей первой школе.
В начальной школе этот школьный мир состоял из непонятных «игр во врача» на переменах. Таня никогда в них не участвовала. И дети считали ее странной. Еще школа была опасной – на переменах по огромным коридорам как глупые лоси бежали старшеклассники. А Таня в не менее глупой коричневой форме с бантом прижималась к окну в страхе, что ее задавят.
В средней школе появились плевки на перилах и окурки в раздевалках. Серые стены и серые лица. И откровенная травля тех, кто не был совсем своим среди мира «серых».
 
Всегда вспоминается урок истории. Серые пустые стены, ветер бьет голые окна ветками, во дворе воет собака. Дети испуганно смотрят в жесткие холодные глаза директора-историка, и не могут отвести глаз. Ни от ее глаз ни от рук, на которых не хватает нескольких пальцев... после института будущая директор много лет добровольно работала к колонии для несовершеннолетних. Одно лишь чувство – нужно сидеть тихо и быть невидимкой – чтобы не вызвали… и страх…
С тех пор Таня не то, чтобы не любила историю, а просто не воспринимала никакую информацию, связанную с историей – она не помнит ни одной даты, ни одного исторического события… 
Многие из тех, кого «серые» не принимали – сломались… и некоторых уже нет… именно в результате этих поломок. И многого другого  Таня тоже  так и не поняла и не смогла в своей жизни.  Может быть, это тоже результат школьных «поломок».

Но речь не об этом. О письмах.
В школе Таня не находила ничего из того, что искала.
Нужно было искать в других местах. А кто ищет, как известно, тот находит. Таня нашла во Дворце пионеров на Ленинских горах. Ехать нужно было не менее трех часов в один конец. Но она ездила каждый день. В разные кружки. И все нравилось. Даже возвращаться ночью домой в пустых «голубых» автобусах.
Выбор кружков часто был необъяснимым. Например, она целый год проходила в кружок астрономии, в которой не понимала ни слова… Дело в том, что ей необходимо было быть в этом цветном и ярком мире каждый день, где не было ничего серого, и она не была чужой… ей это было необходимо, чтобы справиться… Здесь что-то правильно выстраивалось у нее в голове и вставало на место. И сама она была на месте.

Ходила она и в КИД (клуб интернациональной дружбы), по необъяснимой причине, в кружок совсем не нужного ей югославского языка.

Как-то Таня узнала, что в КИДе можно взять адреса ребят из разных стран, которые хотят переписываться. Работник КИДА предложил на выбор огромный мешок писем со всего света.  Дети искали друзей. Выбор был не ограничен. А с чувством меры у Тани всегда были проблемы. Начиная, она часто не могла остановиться. Она набрала очень много писем. В основном это были письма от девочек. А Таню немножко больше интересовали мальчики, и она взяла все, что было связано с «мальчиками» - одно письмо от китайца, корейца и всего одно – от «настоящего» мальчика-ровесника Димы из далекой Удмурдии.

Надо сказать, что написала Таня всем… и села ждать писем… несколько раз в день с замиранием сердца бежала к почтовому ящику. Наконец, письма начали приходить. Со всех концов света, в ярких конвертах, с необычными марками, с фотографиями и открытками, значками, календариками и фантиками… в основном от девочек, но также от китайца, корейца и от мальчика Димы из Удмурдии.

Честно сказать, в своем первом письме в КИД Дима не писал, что хочет познакомиться с девочкой. Он просто писал, что ищет друзей. Дима чувствовал себя сильным и «крутым» «металлистом». Он прислал Тане много фотографий, где он со свирепо разукрашенным лицом в кожаной куртке и в цепях, в разных вариантах – с друзьями и без, на дереве и у машины. Таня не знала, что она об этом думает. Видимо, ничего не думала. Но в ответ нужно было отправить фотографию, и Таня выбрала самую-самую красивую, одна такая была, и не жалко. Получив фотографию, Дима написал, что влюбился.

Потом он стал писать о своей любви. Таня опять не знала, что думает, но видимо, немного гордилась, так как показала одно письмо двоюродному брату. Тогда они были очень близки и рассказывали друг-другу тайны.  Брат отнесся к ситуации с уважением. У него такого еще не было.

Таня не писала о любви, так как любви у нее не было. Она писала и кружках, о школе, о своей жизни… А потом жизнь изменилась…
Началась перестройка. Пионеры и комсомольцы и прочие "активисты", к счастью, закончились. Таня перешла в другую школу, где она узнала много интересного – про хиппи, шведские семьи, спиритические сеансы, занятия йогой и экстрасенсорикой, арбатские переулки, про «Мастера и Маргариту»,  таинственный «булгаковский» дом с «нехорошей» квартирой.  И еще у Тани появилась настоящая любовь, настоящий мужчина, не из писем… она забыла про Диму и перестала ему отвечать.

Но Дима продолжал писать, иногда он путал факты и задавал не те вопросы, и Таня была уверена, что он пишет многим «просто так» и всех путает. Диму забрали в армию и он написал, что когда вернется из армии, обязательно приедет к Тане… потом он продолжал писать из армии. Наверное, ему так спокойнее, это его поддерживает, думала Таня. Но то, что она не отвечала, не только снимало с нее всю ответственность, но и она как бы совсем не участвовала в этой диминой выдумке-игре.


В тот вечер она возвращалась со своим настоящим мужчиной из театра. На ней была миниюбка и туфли на высоких каблуках. Эпоха перестройки и «сексуальной революции» для Тани даром не прошла, зачем-то она непременно пыталась вписаться в это в общем-то совершенно чуждое ей течение истории… Они вышли из лифта и собрались как обычно целоваться на площадке, но не успели… высокая фигура отделилась от окна и направилась прямо к ним… фигура была с армейским «узелком».

Я – Дима. Таня, здравствуй, я приехал к тебе… немая сцена… Я люблю тебя...Я ведь писал тебе, что приеду… Но я ведь не отвечала Вам… Лицо у Димы изменилось и он убежал вниз по лестнице… в темноту… Где же он будет ночевать сегодня? – подумала Таня.

И больше она практически ничего не подумала. Наверное, это тоже последствие школьных «поломок». Она не знала, что нужно подумать в этой ситуации…

Я если бы знала, то, наверное, подумала бы, что человек всегда несет ответственность за свои слова, и должен внимательно прислушиваться к самым невероятным мечтам и надеждам других людей, если они как-то связаны с ним… даже если они просто написаны на бумаге… даже если это просто слова… просто письма… даже если это письма без ответа, неотвеченные письма…