Выше моря только Бог. Вечность И. Цареве-26

ВЫШЕ МОРЯ ТОЛЬКО БОГ.  ВЕЧНОСТЬ И.ЦАРЕВА-26

http://www.youtube.com/watch?v=8ycQVGnnXrk - стихотворение "Город",
http://www.youtube.com/watch?v=bQCw5c1rfsE - "Тобол"
http://www.youtube.com/watch?v=IMS6YhQ-Rdk
- еще три стихотворения Игоря Царева


О, да, мы из расы
Завоевателей древних,
Взносивших над Северным морем
Широкий крашеный парус

Н.Гумилев

Тема моря и мореходов оборвалась где-то в серебряном веке, и  сколько не пытаюсь отыскать морских стихотворений у современных поэтов,  не нахожу циклов, новых открытий этой магической, таинственной темы.

 Наверное, моряки не пишут стихов, в поэты - народ исключительно сухопутный, им не очень понятна эта дивная тяга к морским путешествиям, настоящим стихиям.

Среди поэтов - морских бродяг главным остается Николай Гумилев, и врезавшийся в эту тему прочно (так было и со всеми другими темами) В.Высоцкий. Чего стоят его творения  «Человек за бортом», все пиратские песни, «Спасите наши души».
 
А потом все как-то стихло само собой. Потому с особой радостью искала стихотворения о море у Игоря Царева, зная, что он к нам пришел с Дальнего Востока  и уж об Охотском море  гимнов по-моему, вообще никто не писал.

В одной из статей  говорилось о морской романтике в поэзии И.Царева, на этот раз будет освещена  суровая реальность жизни у моря, творчества на фоне морской стихии.

Поэт, родившийся у моря, видевший его приливы, отливы, должен быть  особенным, еще Г.Гачев писал о том, как влияет на мировосприятие и творчество то место, где мы появились на свет, где прошли детство и юность – будь это горная местность, равнина средней полосы, или берег  северного моря. Суровая реальность и противоборство со стихией - вот тема этого разговора.

Самое первое морское  для меня  стихотворение  называлось «Время отлива», душа переносится к  морским берегам,  и сразу же погружаешься в нечто очень знакомое, до боли родное, хотя непонятно, откуда все это известно.

ВРЕМЯ ОТЛИВА

Томное пламя лениво играет в бокале кампари.
Спелые звезды над сонным заливом горят благосклонно.
Несуетливые волны отлива, как девочки в баре,
В медленном танце свое обнажают соленое лоно.

Бродят туристы прибрежной рокадой вдоль моря и суши,
Смотрят на пальмы, на желтые мачты и туши баркасов.
Пряные ветры ласкают им губы, а души им сушат
Знойные страсти испанской гитары и звук маракасов.

Как это странно, когда в иностранно-банановой чаще
В сердце ударят зарядом картечи знакомые трели…
Здравствуй, залетный, рязанский соловушка, братец пропащий!
Как же я рад неожиданной встрече, мой милый земеля!

Как ты бедуешь здесь, маленький гений, непризнанный югом,
В серое тельце вместивший раздольную русскую душу?
В этом крикливом раю попугаев, не пуганных вьюгой,
Песен березовых тихое таинство некому слушать



В этом стихотворении море только слегка обозначено.  Поэт  говорит с нами так, словно и нам все  прекрасно  известно и очевидно, такое странное складывается ощущение, но что же это стихотворение так напоминает? Конечно,  в первую очередь вспоминается Гумилев со всеми его морскими циклами о путешествиях, но в данном случае звучит другое, не морское вовсе:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Почему   так пересекаются два текста? И не только стилистический шарм тому виной, но и  необычная атмосфера и ритмика похожи. А еще  каждый из поэтов нам пытается рассказать нечто необычное в очень интимной, доверительной  обстановке, с той лишь разницей, что  Гумилев пытается удивить «веселыми сказками таинственных стран», а   Игорь Царев той сказочной реальностью, которая царит в обычном мире, но   на морском берегу.

Несуетливые волны отлива, как девочки в баре,
В медленном танце свое обнажают соленое лоно.

 Если в первом случае это экзотично и  романтично, то во втором -эротично, и на диво живо. Хотя герой Гумилева находится в комнате у камина, а герой И.Царева,  в каком-то  ином приморском граде.

Бродят туристы прибрежной рокадой вдоль моря и суши,
Смотрят на пальмы, на желтые мачты и туши баркасов.
Пряные ветры ласкают им губы, а души им сушат
Знойные страсти испанской гитары и звук маракасов.

Это явно  какая-то далекая и загадочная страна, куда внезапно нас всех вместе с ним забросила судьба. А разница в том, что перед нами мудрый и наблюдательный поэт, он очарован не иноземной экзотикой, а родными краями, которых тут ему не хватает

Как это странно, когда в иностранно-банановой чаще
В сердце ударят зарядом картечи знакомые трели…
Здравствуй, залетный, рязанский соловушка, братец пропащий!
Как же я рад неожиданной встрече, мой милый земеля!

Существенное отличие от  мироощущения  Н.Гумилева в том, что Игорь не  чужое  делает своим, а тоскует о родном, близком.   Если Гумилеву милее и дороже жираф, которого он так подробно с таким упоением описывает, то Игорю ближе  рязанская птичка, случайно  оказавшаяся в чужом краю

Как ты бедуешь здесь, маленький гений, непризнанный югом,
В серое тельце вместивший раздольную русскую душу?
В этом крикливом раю попугаев, не пуганных вьюгой,
Песен березовых тихое таинство некому слушать

Может быть по этой причине самому поэту тоже не удается стать морским бродягой и путешественником,  если   все время снится родной берег, мир, где его песни есть, кому слушать? Но это только одна сторона морской темы.

Рассказывая о старом адмирале, Игорь отметит:

Волна за дерзость воздала сполна,
Забросив за предел его мечтаний -
Он насмотрелся Даний и Британий,
До дна хлебнув и моря и вина -( но принесло ли это счастье?.

Но все равно, и поэт и старый адмирал навсегда связаны  с морем, только один уже знает то, в чем другому только предстоит убедиться - море безжалостно выбросит героя на берег и оставит в одиночестве- такова плата за это вечное стремление к плаванью.

А еще есть гимн суровому  Дальневосточному морю, родному берегу…

МОРЕ КАМНИ НЕ СЧИТАЕТ
Игорь Царев

Где берет свое начало
Притяжение Земли,
От надежного причала
Отрывая корабли?..
Берега как свечи тают,
Злой волне подставив бок…
Море камни не считает.
Выше моря только Бог.

Капитаны нервно курят,
Светит красная луна,
Корабли бегут от бури,
Под собой не чуя дна.
За кормою ветер злится.
Безысходность души жжет…
Море бури не боится.
Море сил не бережет.

О невыживших не плачьте,
Не пристало плакать нам.
Ломкий крест сосновой мачты
Проплывает по волнам.
В небе чайки причитают –
Душ погибших маята…
Море слезы не считает.
Морю солоно и так.

http://www.poezia.ru/article.php?sid=20288

Вот здесь уже вспоминаются, конечно, знаменитые «Капитаны» Гумилева - целый цикл из 4-х стихотворений о морской романтике, о истории мореплавания, легенда о  Летучем Голландце…   Но  в небольшом и  очень  лаконичном  стихотворении Игорь Царев написал все самое главное и важное о море: море -начало начал, но не стоит умиляться этой  суровой стихии:

Берега, как свечи тают,
Злой волне подставив бок…
Море камни не считает.
Выше моря только Бог.
 
Тут конечно, вспоминается знаменитая пословица о том, что Москва слезам не верит, но море еще более сурово в этом отношении, и там люди либо  закаляются, либо погибают. И  создается такое впечатление, что,  в отличие от Одиссея, образ которого еще появится в «Троянской опупее», сам герой дружен с Посейдоном, Нептуном, Царем морским- Владыкой морей, который относится к нему благосклонно, он будет еще не раз появляется в его творениях.

И в одном единственном штрихе: «капитаны нервно курят» - отражается  вся суровость происходящего. Наверное, каждый из нас видел в печальные дни, когда велись репортажи о спасении  подводной лодки «Курск», что такое северное море, как оно испытывает на прочность людей. Тогда мы видели не только капитанов, но и адмиралов, которые делали все, но были бессильны помочь затонувшей лодке и спасти ее экипаж. Могучие волны, бури, люди малы и слабы перед такой стихией и угроза гибели  висит над ними все время…

За кормою ветер злится.
Безысходность души жжет…
Море бури не боится.
Море сил не бережет.

На протяжении долгих веков человеку приходилось бороться с водной стихией.   На берегах северных морей рождались и выживали суровые люди. Они жили по  особым законам. Вот и в голосе поэта появляются совсем иные нотки:

О невыживших не плачьте,
Не пристало плакать нам.
Ломкий крест сосновой мачты
Проплывает по волнам.

Кстати,  вот  одна из рецензий на морскую тему:

Про море я действительно кое-что знаю (старлей ВМФ в запасе). Теперь о вантах. Действительно - это проволочные или пеньковые снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются с боков и сзади мачты, стеньги и брам-стеньги. С их помощью парусами, конечно же не управляют - но есть старинный авральный клич "Все на ванты! Налегай!" - так в последней надежде экипаж судна (или корабля) старался удержать рушащиеся от напора ветра мачты. Обычно это не удавалось и следовала команда "Рубить мачты". У меня, слава Богу, до этого не дошло :)

Игорь Царев 03.06.2002 16:11

И последние строки в этом стихотворении возникают не случайно:

В небе чайки причитают –
Душ погибших маята…
Море слезы не считает.
Морю солоно и так.

Но пора уже вместе с Игорем полюбоваться восходом в Охотском море, на все эти невероятные красоты Дальнего Востока, когда еще представится такая возможность.

Восход в Охотском море
Игорь Царев

На море все восходы превосходны.
Животворящ зари гемоглобин,
Когда под звук сирены пароходной
Всплывает солнце из немых глубин,
И через шторм и злые крики чаек,
Сквозь скальпельный разрез восточных глаз
Тепло, по-матерински изучает
Пока еще не озаренных нас –
Невыбритых, усталых, невеликих -
Сочувствует и гладит по вихрам...
И мы лицом блаженно ловим блики,
Как неофиты на пороге в храм.
Пусть за бортом циклон пучину пучит,
Валы вздымая и бросая ниц,
Пусть контрабандный снег лихие тучи
В Россию тащат через сто границ -
Наш траулер (рыбацкая порода!),
Собрав в авоську трала весь минтай,
Царю морскому гордый подбородок
Нахально мылит пеной от винта.

http://www.stihi.ru/2006/02/13-1715

Так рождается  морской эпос, то ли первый день творения, то ли  самое – самое начало жизни, когда суша отделилась от моря, или «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов». И только пароходная сирена  возвращает нам снова к реальности… А за пароходом появляются и  мореходы:

Невыбритых, усталых, невеликих -
Сочувствует и гладит по вихрам...
И мы лицом блаженно ловим блики,
Как неофиты на пороге в храм.
 
Такими они на восходе перед нами возникают, словно выходят из морских глубин и возвращаются на землю. Только это не путешественники, а рыбаки - труженики.

Восходы -превосходны и животворящи (или животворны, или живительны), гемоглобин - превосходен и животворящ.
Игорь Царев   19.02.2006 23:27

Скучаю по Дальнему. Родился, взрослел там, сколько видано-перевидано :)
Москва суетна. Но, этого не отнимешь, удобна для жизни.

Игорь Царев   13.03.2013 19:46

Кстати, как вы помните, вероятно, и в пору своей юности, при встрече со своей возлюбленной, Игорь предстал нам влюбленным капитаном. И сразу понятно, что  в такого капитана трудно не влюбиться. Но  надо отметить, что перед нами капитан, попирающий морские законы, один из которых гласит о том, что женщина на корабле – к беде. Довольно дерзкий поступок, если вспомнить о том, что он называет свою бригантину  именем любимой женщины. Так рождается  одна и самых пронзительных морских песен о любви, здесь нарушаются многие законы, но одно остается неизменным – этот капитан ведет свою бригантину «под управлением любви»

САНТА-ИРИНА
Игорь Царев

Видно чайки всю ночь голосили не зря -
Адмирала опять укачало.
И едва пронеслась над бушпритом заря,
Он с похмелья велел выбирать якоря
И сжигать за собою причалы.

Ветры дуют не так, как хотят корабли.
Ветры слушать приказов не стали.
Половина эскадры сидит на мели,
Остальных по пути волны так замели -
До сих пор еще дна не достали.

Только Санта-Ирина, моя бригантина, еще на плаву.
И команда, которая прежде не нюхала соли,
Налегает на ванты до хруста, до рваных мозолей,
Мертвый холод пучины спиной ощутив наяву.

Нас несет на утес. Справа мыс. Слева плес.
Берег скалится в злобной усмешке.
Как назло у штурвала заклинило трос.
Якорь цепь оборвал, как взбесившийся пес.
Кто умеет молиться, не мешкай!..

И не веря, что Бог в этот раз нас сберег,
И почти не касаясь штурвала,
Я влюбленно слежу, как встречая поток,
Режет Санта-Ирина волну поперек -
И плевать ей на всех адмиралов!
http://www.poezia.ru/article.php?sid=19596

Такой радости не выпало на долю Н.Гумилева, для него отношения с любимой – это поединок глухой и упорный, и страх он испытывает не в джунглях Африки, а когда возвращается домой, к ее порогу. Это становится определяющим различием в жизни   двух поэтов.

Конечно, на этот раз песня «Санта Ирина» созвучна строчкам Высоцкого,  только тональность другая, там будет яростная борьба с морем, и командой, и со всем белым светом, там страшная буря, а тут  совсем другая ситуация

Капитана в тот день называли на "ты",
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;
Распрямляя хребты
и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.
В.Высоцкий

У Игоря же просто  капитан  не справляется с Бригантиной «адмирала укачало». Но  нет ни отчаяния, ни растерянности, даже оттого, что у бригантины имя любимой женщины,(плохая примета) как раз это и вдохновляет.
Какой отчаянный напор в строчках В.Высоцкого

Ветры кровь мою пьют
И сквозь щели снуют
Прямо с бака на ют —
Меня ветры добьют:
Я под ними стою
От утра до утра,
Гвозди в душу мою
Забивают ветра.

В такую бурю сидят на мели, даже старые  морские волки– ситуация и в том, и в другом случае критическая, только что же спасает  вторую команду? Конечно, это любовь, которая  вырывает  корабль влюбленного капитана из шторма.

И не веря, что Бог в этот раз нас сберег,
И почти не касаясь штурвала,
Я влюбленно слежу, как встречая поток,
Режет Санта-Ирина волну поперек -
И плевать ей на всех адмиралов!

Когда перечитываешь строки о море  и Гумилева, и Высоцкого, то кажется, что они о любви ничего не знают и не верят в нее  в то время, когда они оказываются в море, в дальних странах, более того, перед любовью герой Гумилева оказывается бессилен и на берегу. О чем  так ясно говорится в стихотворении «У камина»,

Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь, в четырех стенах

У  Высоцкого женщина остается где-то  на земле, в другом мире,  она страшно далека, не  потому ли им так тяжко приходится в реальных или вымышленных морских походах?

Игорь Царев не только показывает нам красоты  и трудности морских схваток со стихией. Но он рассказывает нам,  как можно там выжить: стремиться к родному берегу от всех иноземных красот, и самое главное,  а в бурю спасает только  любовь, она помогает влюблённому там, где погибают и более сильные моряки.

Казалось бы,  очень просты истины, но часто ли мы возвращаемся к ним?
Завершить морскую тему хотелось бы  «Балладой о старом адмирале», стихотворением уникальным не только в жанровом отношении. Сам Игорь говорить о том, что прошло время баллад. Но это своеобразное время подведения итогов и для него самого. Ведь он мог остаться  моряком при другом раскладе, а потому внимательно, как он это всегда делает, поэт вглядывается в черты и линию судьбы человека, всю жизнь  отдавшему морю.

Как ни странно, вспоминается и адмирал А.В. Колчак и Николай Гумилев, погибшие очень молодыми, но в данном случае перед нами  человек, прошедший свой  путь до конца…

Да. Круг замыкается? Счастлив ли он? Я это и пытаюсь понять :) Что ощущает человек, который мечтал о море, а оно, наигравшись с ним, выбросило обратно на берег... Но ведь он все же побывал там...

Игорь Царев   21.10.2003 16:06

Что чувствует человек, всю жизнь проведший в море, и выброшенный на берег?

БАЛЛАДА О СТАРОМ АДМИРАЛЕ
Игорь Царев

Он с детства торопил свою судьбу -
Смешной пацан с вихрами на затылке
Сдавал еще невинные бутылки,
Чтобы купить подзорную трубу,
И грезил у подножья маяка
Сырой тельняшкой и каютой тесной.
Жизнь на земле ему казалась пресной,
А интересной – доля моряка.

Волна за дерзость воздала сполна,
Забросив за предел его мечтаний -
Он насмотрелся Даний и Британий,
До дна хлебнув и моря и вина.
Ни разу не сломался и не слег,
Хоть и плясал под боцманскую дудку,
И проклинал судьбу как проститутку,
Укравшую в Бангкоке кошелек.

Наверное счастливая звезда
Вела его сквозь бури и авралы,
И незаметно «выпал» в адмиралы
Смешной птенец «вороньего гнезда».
С изящной сединою на висках,
Он так азартно танцевал кадрили...
Все женщины его боготворили,
А моряки носили на руках...

Но время, как полярная вода,
Холодная и в середине лета,
Нас судит по закону Архимеда,
Из жизни вытесняя навсегда.
Лишь тем, кому года благоволят,
Судьбой дано познать иные штили:
И адмирал к награде был пришпилен,
И под фанфары списан с корабля.

На дно шкатулки спрятав ордена,
Подставив солнцу зеркало затылка,
Он ходит к морю собирать бутылки,
Чтобы купить дешевого вина,
И вечером надраться до слезы
В компании с таким же старым коком,
И позабыть про шлюху из Бангкока
С глазами цвета юной бирюзы.
http://www.stihi.ru/2003/10/21-495

Человек, рожденный  моряком, чувствует себя совсем по другому в нашем мире, морская романтика захватывает его душу целиком:

Жизнь на земле ему казалась пресной,
А интересной – доля моряка.

То, что кроме романтики нам дарит море, мы успели узнать из текстов, приведенных выше. И одна из главных трудностей – это постоянна разлука с домом и близкими, которая для Игоря была неприемлема, судя по всему. Но для моряка, капитана – это необходимое условие, где о домашнем уюте можно только мечтать.

Волна за дерзость воздала сполна,
Забросив за предел его мечтаний -
Он насмотрелся Даний и Британий,
До дна хлебнув и моря и вина.

Судьба героя оказалась все-таки счастливой, потому что он «ни разу не сломался и не слег», хотя порой кажется, что нас хранит судьба, для какого-то еще более сурового испытания… Пока же он достиг высот небывалых:

Наверное счастливая звезда
Вела его сквозь бури и авралы,
И незаметно «выпал» в адмиралы
Смешной птенец «вороньего гнезда».

И даже  не адмиральское звание –самая большая удача  в жизни этого человека, а всеобщая любовь тех, кто рядом:

Все женщины его боготворили,
А моряки носили на руках...

Но наступает момент, когда приходится уходить на пенсию, вот это испытание проходит, увы, не каждый, особенно бывшие всеобщими любимцами люди, оказавшись в одиночестве, без любимого дела. По разному складываются судьбы этих людей. Перед нами этакий Пилат, который не трусил никогда в сражениях, но перед столкновением с реальностью в мирное время оказался бессилен. Если для Пилата это был странствующий проповедник, который навсегда изменил его жизнь, то для адмирала оказалась просто жизнь на морском берегу, где он так и не смог найти себя. Да и вообще старость – это суровое испытание, все началось когда-то  с малого –собирания бутылок –так и замкнулся круг…

 Человек, у которого не было  домашнего мира, личного Эдема ( это уже и не Одиссей, а скорее Язон), оказался у своего выброшенного на берег корабля.

Такая вот история, и в ней есть какая-то закономерность, потому что любовь побеждает любой шторм и позволяет не сломаться и матросу, и адмиралу, и горе тому, у кого в жизни не было дома и любви. А завоевавшие весь мир победители, могут оказаться побежденными, как только выброшены на берег, если в их жизни не было ЛЮБВИ и ГАРМОНИИ, если они не прошли главного испытания, которое дарит им не Нептун, а богиня Лада.

И не веря, что Бог в этот раз нас сберег,
И почти не касаясь штурвала,
Я влюбленно слежу, как встречая поток,
Режет Санта-Ирина волну поперек -
И плевать ей на всех адмиралов!