Живой живое думает...

Если тоска невыносимая, можно, наверное, вместе сесть, или скажем вместе застрелиться. Что бы ещё ты мог предложить? Ведь всё равно жить нельзя, и ни одного дня не было, чтобы можно было чувствовать, радоваться, стихи писать. И у тебя, кстати, тоже. И у меня. И если не делать ничего, придётся наконец застрелиться, ещё если успеешь раньше чем полностью и волю потеряешь, и ту ясность рассудка, какая хоть на данный момент есть. Какая ж тебе разница, когда и где вместе застрелиться? А зато кто-то что-то сделал, одновременно с кошмаром, или пока ещё совсем кромешный кошмар не начался. Дал в морду кому-нибудь, победил в сражении, почувствовал свою силу, это разве плохо? Как у Высоцкого про боксёра,

Вот он ударил раз-два-три
И сам лишился сил,
Мне руку поднял рефери,
Которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша.
Кому хороша, а кому - ни шиша!

В "Триумфальной арке" Ремарка, там про еврея-гениального врача, загнанного, вроде волка, дважды высланного из Франции и в третий раз живущего там во Франции по подложным документам. Я сегодня сюжет уже пересказывала. У этого врача замучали жену, она повесилась в камере, гнали его по всей Европе, скотина-главврач французской больницы за копейки допускал врача-еврея оперировать, и тут же писал в прессе заметки о том, какое это бедствие во Франции, бегущие, без гражданства, евреи и прочие переселенцы, свою врачебную практику безграмотную открывающие.

То, что замучали жену, простить нельзя, да и жить нельзя в общем-то после этого - но её замучали бы тоже без войн и без фашистов, если она была приличным человеком.

А врач испытывает страшную, лютую, хоть и спокойно-ежедневную уже ненависть. Врач снимает номер в отеле, в этом номере сидит в одиночестве, в окно на вид смотрит, пьёт алкоголь. Всякий раз, как едет он куда-нибудь по Парижу, проезжает он под Триумфальной Аркой, и это постоянное присутствие Триумфальной Арки уже вроде одной из галлюцинаций. Врач понимает красоту, Парижа, окраин, прекрасно, гениально оперирует. Потом влюбляется. Не то едет с любимой на море, не то только планирует. После смерти любимой и выловленного гада, жену замучавшего - выловленного и закопанного тут же в окраинном парке Парижа - жизнь для врача теряет последний смысл, и он больше не убегает от вошедших во Францию фашистов - все собирают вещи, выезжают из отеля, а врач остаётся с перспективой оказаться в концлагере.

А всё-таки, даже этой проклятой жизни могло не быть у врача, и могло не быть, в противоположность проклятой жизни, своевременной смерти - если б кто-то кому-то морду не бил, сражений не выигрывал - а в качестве серии таких выигранных сражений была захвачена Франция. Не было бы ни одиночества в номере отеля, с алкоголем и видом в окно, ни Триумфальной Арки, ни врачебной практики; ненависти бы не было. Не было бы человека, была б пародия на человека, пустышка, кукла, и никакой не было бы возможности прервать эту не-жизнь по собственной воле.

*
Вот, видишь, как. И тебе на ладони, и тебе караси, и тебе грузди. Солнце на горе.

Агата Кристи Ак   22.10.2013 01:13   •   Заявить о нарушении