Пройти по краешку твоей судьбы

Пройти по краешку твоей судьбы…
(документальный роман)

Глава 1. 28 декабря 1969 года.

Академгородок. Новосибирск. Оксана

- Папуль, а мне опять сегодня всех выручать? – трёхлетняя Ксюша уже натянула беленькие колготки, поверх вязаные гамаши, затем теплые штанишки «с начёсом», толстые пушистые носочки и теперь так и сидела на кровати: худенькие, щуплые плечики в тонкой голубой маечке сверху и раздутый кочан зимнего обмундирования снизу.
- Что, доча? – папа Витя оторвал затуманенный взгляд от свежей газеты, рассеянно глянул на ребёнка и крикнул куда-то, в глубину квартиры – Шура! Мне кажется у Оксаны какая-то половинчатая экипировка!
- Свитер в шкафу! Там же шуба, шарф, шапка и варежки… - супруга впопыхах гладила накрахмаленную юбочку «снежинки», стараясь не задевать бусинки и блестки, пришитые по подолу. Ей вовсе не требовалось заглядывать в комнату, чтобы разобраться с проблемой. – Ешь быстро, одевайтесь, и вперед! Костюм я упакую в газету и еще в две простыни. Приведешь Оксану в садик, проверь, чтобы платье нагрелось. На улице минус тридцать!
Костюм!!!
Ксюшу мигом сдуло с кровати. Как же она могла забыть? Ведь сегодня в садике утренник. Значит, будет и Дед Мороз, и Снегурочка, и много-много гостей. И, конечно же, самой красивой девочкой в группе будет она – Ксюша. Только у неё есть такая замечательная мама, и бабушка, и, конечно, папа Витя, который принёс из института какие-то хрустальные шарики и еще волшебные «золотые» штучки, которыми вместе с мишурой и бабулиными «жемчужинами» из старых бус вся семья вчера расшивала хрустящую от крахмала балетную пачку.
 А ведь всё могло быть как всегда… Никакого праздника, обычный день, обычные хлопоты…
Девочка вздохнула. Нет, она была совсем не против «обычных дней». Ей, трехлетней, даже нравилось, что воспитательница из её младшей группы и даже воспитательница из средней настолько доверяют ей, что оставляют за «старшую», читать остальным детям книжки (Ксюша уже год как умела довольно бегло читать) или рассказывать сказки, пока оба педагога «быстренько-быстренько» сбегают в ближайший гастроном, чтобы, заняв очередь в пяти отделах сразу, успеть купить в самый разгар рабочего дня дефицитные сардельки, или масло, или даже самый настоящий зеленый горошек.
 Старенькая нянечка, которая «помогала» Ксюше развлекать группу, вечно угощала ребенка домашним пирожком с брусничным вареньем и девочка подозревала, что пирожки эти живут в её фартуке постоянно. Ну, примерно так, как живут вечно золотые денежки в сказке о бездонном горшочке, который волшебница подарила бедной девочке за то, что она была очень хорошей и даже чем-то там помогла старушке, в которую волшебница превратилась, чтобы испытать сиротку. «Я бы тоже помогла! – торжественно пообещала самой себе Ксюша. – Я бы, например, перевела её через дорогу, когда в светофоре погаснет красный фонарик и загорится зелёный».
Хотя, кто его знает, чего удумают эти волшебницы? А вдруг бы она попросила Ксюшу сварить ей манную кашу, а этого девочка, увы, пока еще не умела…
 «Надо срочно учиться готовить!»
- Эй, красавица, хватит мечтать! – папа Витя был уже полностью готов к выходу и теперь стоял над дочкой, держа в руках кучу девчачьих одёжек. – Тебе помочь, или сама справишься?
- Конечно сама! – фыркнула малышка. – Я же уже большая-пребольшая.
- Согласен. Но, давай, дочура, договоримся… - Папа Витя присел на корточки. – На утреннике ты деда Мороза перебивать не будешь, стихи вместо других детей рассказывать тоже, а песенку исполнишь только одну, а не весь репертуар маминых любимых  пластинок. Договорились?
- Договорились… - буркнула обиженная Ксюша, но тут же широко распахнула огромные голубые глазищи – А если Вова или Толик опять забудут свои стихи? Это как? Весь праздник насморкаться?
- Не насморкаться, а насмарку! – засмеялся молодой ученый и крикнул в сторону дальней комнаты, откуда так и не появилась его любимая жена. – Шурик, мы пошли! Вечером у меня ученый совет, так что Оксану Викторовну из сада забирать тебе.
- Ленка с Наташей заберут! – голос мамы был каким-то заполошным и страшно деловым. – Можно подумать, что учёный совет только у тебя. У нас сегодня вообще в лаборатории новое оборудование завозят. Так что раньше девяти я дома не появлюсь.
Ксюша захлопала в ладоши.
 Лена и Наташа были сестрами её детсадовского приятеля, того самого Вовки, который вечно забывал стихи. И когда детей забирали они, то была большая вероятность, что никто не станет ругаться, заметив, как аппетитно хрустят на морозе вкуснющими льдинками или сосульками одетые кое-как малыши….



Спортивный интернат. Таганрог. Виктория

- Бабуль, ну, пожалуйста… Ну, хоть на канику-у-улы можно к тебе? – ныла второклассница Виктория, сидя в гулком и зябком холле спортивного интерната.
- Вика, не рви мне душу! – Фрида Яковлевна с неизбывной болью в тяжелых темно-шоколадных глазах наблюдала, как внучка с аппетитом молодого волчонка вгрызается в фаршированную куриную шейку. – Ты прекрасно знаешь, что я сама живу у Льва Валерьяновича на птичьих правах.
- Лев Валерьянович – это хахаль твой что ли?
- Где ты нахваталась такой гнусности? Впрочем… - Фрида вздохнула, - Я прекрасно понимаю, где… Когда она приходила?
- Мамка? – уточнила девочка с набитым ртом, - Три дня назад.
- Пьяная?
- В умат…
Фрида поморщилась. Мама Вики, Валентина, жена её покойного сына Бореньки, безбожно пила уже лет пять. Точнее, вполне вероятно, что пила она и раньше, но хоть стыдилась первое время. Теперь же совсем сорвалась с катушек. Дочку свою, Викусю, Викторию, Победу, как любил говорить Боренька, Валентина спихнула Фриде на руки в возрасте двух лет. И женщина, оставшаяся в одночасье без сына, погибшего в автомобильной аварии и мужа, скончавшегося буквально через месяц после трагедии от обширного инфаркта, была такой «обузе» только рада. Но радость эта длилась не долго. Этим летом домик Фриды, которую соседи не именовали иначе как «жидовской мордой», кто-то облил керосином и поджег. Хорошо хоть, что сама хозяйка и её внучка гостили в это время в Ленинграде у школьной приятельницы Фриды Леночки Варламовой. Оставшись без жилья, фактически без родни, Фрида решила (точнее, решилась) согласиться на уговоры своей двоюродной сестры Фаины, уехавшей не так давно в Израиль из Киева и присылающей очень оптимистичные письма с приглашением к эмиграции.
Беда заключалась в том, что до отъезда в землю обетованную (разрешение Фрида получила на удивление легко) жить женщине и девочке было совершенно негде. Точнее, их пригласил погостить Лев Валерьянович Рубинчик, самый известный в Таганроге врач-стоматолог, еще один школьный товарищ Фриды. Но тут встала на дыбы пьяная Валентина. Она категорически запретила дочери переезжать в этот «жидовский шалман» и, недолго думая, отдала Викусю в интернат. Фриде Яковлевне пришлось сильно постараться, чтобы Вику перевели из убогого сиротского приюта в более или менее терпимые условия спортивного интерната. Какое счастье, что её Боренька, успешный художник, часто бывал в Москве с выставками и всегда привозил маме чешскую бижутерию (хрустальные цацки и побрякушки),  которые, к счастью, не сгорели вместе с домом, а находились в ридикюле у хозяйки в момент страшного пожара. Эти украшения, подаренные чиновницам из районного отдела образования и стали залогом «перевода» Виктории Блюм в закрытую школу олимпийского резерва.
- Ба! А давай ты меня с собой в чемодане провезешь? – Вика расправилась с курицей и теперь старательно чистила мандаринку обкусанными до мяса коротенькими ноготочками.
- Ты же слышала, что сказала твоя мама.
- Ага! Про твой труп.
- Именно. Она даже поговорок уже не в состоянии запомнить. Обычно говорят «через мой труп», Валентина же решила, что в данном контексте достаточно будет, чтобы труп был всё-таки чей-то еще.
- Ба! Ты всегда так сложно выражаешься… - Девочка поморщилась. – Даже уши вянут. А про чемодан я зыковски придумала. Нам кино показывали на прошлой неделе, про разведчиков. Так в нем один наш разведчик другого важного какого-то коммуниста через границу в огромном чемодане провёз.
- Не фантазируй, Виктория! – Фрида всхлипнула и высморкалась в батистовый платочек. – Ты же сама знаешь, что рвёшь мне сердце. Меня греет только одна мысль… Мысль о том, что всего через десять лет ты сможешь уже без всякого согласия твоей мамы приехать ко мне, и мы снова будем вместе. Как раньше.
- Бабуль, я тебя люблю, ты это знаешь, но…. мама говорит, что ты раньше подохнешь, чем я паспорт получу. Ты же старая совсем.
- Эх, деточка… Сорок восемь лет – это не совсем старость. Поверь мне. И ещё… Пообещай, пожалуйста, что ты перестанешь разговаривать языком своей мамаши-алкоголички. За три месяца ты словно забыла нормальную человеческую речь. Помнишь, когда у нас умер старенький кот Кузя, мы с тобой так и говорили – «умер», но никак не «подох».
- А в интернате все так говорят. Особенно пацаны из четвертого класса, ну, те, с которыми меня заставляют плавать.
- Ох, плавать.. – спохватилась Фрида. – А ты сказала тренеру, что у тебя в прошлом году был сложнейший отит? Можно ли тебе так много времени проводить в бассейне?
- Да говорила, говорила, не боись… Но он ответил, что с моей тощей жопой и широкими плечами из меня получится только пловчиха. Для гимнастики у меня прыгучесть не та, а для остального рост маловат… Да и не болят у меня уже уши совсем. Глаза только от хлорки режет. И вот ещё… - Вика споро задрала штанину трикотажных треников, - Видишь? Все ноги в струпьях как у бродячей собаки. И чешется – жуть!
- Я буквально сейчас сбегаю в раймаг, куплю тебе детский крем. Несколько тюбиков. Только ты его не транжирь, экономь. Я не знаю, разрешат ли мне слать тебе посылки. И когда разрешат…
- Не, бабуль, тут ныкать что-то по тумбочкам не получится. Если девчонки увидят, что я жадюга – такую мне «тёмную» устроят, только держись! А оно тебе надо? – улыбнулась девочка.
- Не надо, - растерянно ответила Фрида.
- Вот то-то и оно!....



Запорожье. Инна.

- Почему ты еще не собрана?
- А я в садик не пойду!
- Инесса, не зли меня! Ты же мечтала об этом утреннике… - Анна Георгиевна строго посмотрела на внучку, которая, надувшись, лежала на кровати лицом к стене. Рядом стояла растерянная невестка Люся, мать девочки.
- Мечтала, а теперь перемечтала! – отрезала упрямая пятилетняя вредина.
- Изволь объяснить нам с мамой, что произошло?
- Это пусть тебе Лида Романовна объяснит. Как, значит, ёлку у тебя в обкоме просить, так я ей нужна. А как роль Снегурочки давать, так Маринке Иванич, потому что она самая красивая. А мне всего-то роль какой-то Бусинки в восьмом ряду.
- Но Марина, действительно, самая красивая девочка в вашей группе.
- Ну и чему ты, бабуля, радуешься? Родили себе уродку на мою голову….
- Во-первых, не уродку, а вполне нормальную девочку. А во-вторых, в человеке важны не только красота, но и ум, душа, характер.
- Ага! – Инна резко села на кровати. – Тогда почему Аркашка и другие мальчики целуются за павильоном с Маринкой, а не с моим характером замечательным?
- Что они делают? Какой ужас! – охнула мама Люся и схватилась рукой за сердце.
Свекровь сурово повела бровью, и этого было достаточно, чтобы невестка покраснела и быстро вышла из комнаты.
- Продолжаем разговор без слабонервных, - Анна Георгиевна достала из кармана пиджака мундштук, пачку сигарет «Новость» и, приоткрыв форточку, закурила у окна. – Итак, ты полагаешь, что смыл жизни заключается в том, сколько мальчиков хотят тебя поцеловать? Или кто будет играть Снегурочку, а кто какую-то Бусину?
- Предположим! – было видно, что девочке холодно от морозного ветра, пробравшегося в комнату, но она принципиально откинула одеяло, скрестила руки на груди, копируя бабушку, и точно так же нахмурила брови.
- Должна тебя разочаровать. Ты сильно заблуждаешься, дорогая моя. Целовать и аплодировать, назначать на главные роли будут тех людей, кто сможет чего-то добиться. Внешность, фигура – это иллюзия. Ум и характер – вот что действительно важно.
- Что такое «иллюзия»? – споткнулась на незнакомом слове Инна, но тут же вспомнила, - А! Знаю. Это фокусы, как в цирке. Мы с тобой ходили на фокусилюзиниста, помнишь?
- Не заговаривай мне зубы! – у Анны Георгиевны до начала рабочего дня оставалось еще тридцать шесть минут, и она собиралась их потратить на очередной разговор с обожаемой внучкой. – На чём я остановилась? Ах, да! Ты не хочешь идти в детский сад, ты готова подвести товарищей только потому, что какая-то девочка будет на утреннике играть Снегурочку, потому что она красивее тебя.
- Не какая-то, а противная Маринка Иванич!
- Допустим… Но не кажется ли вам, барышня, что вы сейчас просто элементарно завидуете этой девочке? А зависть это что? Как мы с тобой обозначили это чувство?
- Зависть – это пустая трата времени… - уныло повторил ребенок.
- Именно! А почему? Уточните-ка мне…
- Потому что, если я завидую красоте Маринки, или там еще чему-нибудь, скажем, новому платью у Ленки Кот, то у них от моей зависти ничего не пропадет, а у меня ничего не прибавится…
-И, следовательно, что?
- Следовательно, я просто зря потрачу хорошие минутки на плохие переживания…
- Великолепно! – Анна Георгиевна с любовью глянула на внучку и громко крикнула в соседнюю комнату – Людмила! Неси дочери нарядное платье, мы готовы ехать в сад.
Мама Люся, словно тень, проскользнула мимо грузной и статной свекрови к кровати дочери и нежно чмокнула ребенка в пушистую макушку:
- Одевайся, котёнок. Там уже дядя Вася ждёт…
- Мусь, а можно я дома поем? – опять захныкала девочка. – Меня от садиковского тошнит…
- Я всё слышу! – повысила голос Анна Георгиевна. – Тебя не может тошнить от нормальной еды. В твоём «Ручейке» настолько меня бояться, что не смеют воровать, а посему готовят сытно, вкусно и исключительно из свежих продуктов.
- Только у них всё равно гадость получается! Мне только капустняк нравится. Я по три тарелки съедаю. Но они его дают очень редко.
- Людмила??? – изогнула бровь бабушка, - Изволь выяснить, что это за таинственный капустняк и приготовь ребенку. Впрочем, я лучше Василия Петровича попрошу. Тебе же всё время некогда. Ты же в это своё КаБэ как на праздник из дома вырываешься. Хотя вполне могла бы не работать….

Через пять минут Инна и её бабка вышли из широкого подъезда самого престижного в городе «сталинского» дома, сели в отполированную до зеркального блеска «Победу», чтобы отправиться к «месту службы», как называла внучкин садик и свой обком Анна Георгиевна. А еще через минуту из подъезда, спеша к остановке, выскользнула хрупкая фигурка мамы Люси, с зажатой в руке кулебякой с мясом. Это угощение она быстро опустила в миску, у будки общедворовой любимицы дворняги Азы и, подпрыгивая на тонких шпильках, побежала к автобусной остановке.

(продолжение следует)