Mea culpa
в конце выживает одно только чувство вины,
не жгучей уже, остывающей вместе с душою.
Среди фейерверков пылающих зла и добра
оно несгораемо в принципе, словно зола,
на поле, где тешились пиротехническим шоу.
Не грея, но блестко оно прогорело дотла -
и в этом вина, что душе не хватило тепла
для тех, кто любили её, берегли, выручали.
Но поздно скулить им вдогонку: простите меня,
друзья и подруги, ушедшая к Богу родня.
Осталось искать искупления в острой печали.
Хранить её, словно обет – и в боях и в пирах,
нести её бережно и осторожно, как прах
всего, что угасло, что не согревая блестело.
Вот так, ни на миг передышки не притормозив,
валун одиночества на гору катит Сизиф,
без жалоб, поскольку привычка – великое дело.
Свидетельство о публикации №113060505710
Геннадий Болтунов 30.10.2013 19:38 Заявить о нарушении