eam et igni

скрипит, скрипит поюзанная фальшь пластинки, обескровленной годами. хоть прожито немало генеральш, но стрелки не сошлись в угоду даме. в адажио тревожится гобой, ревниво сберегая чувства Баха. и женщина, довольная собой, лежит, с душой распахнутой от паха. и вечных воздыхателей десант фланирует под окнами, ревнуя. но мне-то что? я только адъютант любви. ведь я открыл её иную. и пусть ей маяком горит лампас  на форменной штанине генерала. но это я приплыл за ней и спас, когда она в сиротстве умирала. пока она летала на спине, четырежды спикировав в полёте, я дал ей то, чего в помине нет в их спальне, утонувшей в позолоте. мне лишь порой казалось – я несу. но, рук не разжимая, не бросая, она меня держала на весу, от собственной горячности спасая. ей виделось я вспыхну и сбегу на дно опустошённого бокала. с её, от поцелуев мятных губ: «люби меня», как «не убий» стекало.
она легко могла богиней стать, раздаривая нежность, как искусство. но мне сегодня утром уезжать. ей спальня станет пыточной прокруста. разлуки боль не даст её рукам насытиться теплом прикосновений. уходит ночь по тоненьким мосткам и тянет за собой тугие тени. разбрызгивая солнечный оранж и, в хрустале мерцая бриллиантом, рассвет играет утренний пассаж, прелюдию июньского бельканто.
глаза в глазах – прозрачней и нежней, чем небо на японских акварелях...

я в это утро шёл, как маршал Ней, командовать при собственном расстреле.


05.05.2013  12:50