валтасаров пир

Сменила вечер бархатная ночь,
Но духота с небес ещё струится,
Не в силах ветерок дремоту
Превозмочь
Чуть-чуть заставил листья
шевелиться.

И, наконец, устав, совсем уснул,
А небеса усыпали светила,
У берега реки негромкий слышен
гул.
Тьма тяжкая живое поглотила.

На стенах крепостных перекликалась
стража,
На город надвигались отдых сон,
Движения почти исчезли разом,
Заснул огромный шумный Вавилон.

Лишь во дворце царя бушует жизнь,
Собрались тысячи вельможей,
И отовсюду всадники неслись,
По зову сердца и царя, быть может.

В огнях сияют царские чертоги,
А в подземельях стон и звон оков,
И изваяний каменных здесь много,
Быки у входа с ликами богов

Курятся благовонья, запах пота,
Смолы горящей им не перебить,
Столицы на ночь заперты ворота,
И даже мышь сквозь них не
пробежит.

Кого теперь бояться Валтасару?
Отец его – Навуходоносор
Оставил сыну мощную державу,
Не знавшую беды до этих пор.

Потоком лились золото…рабы.
Ограблены до ниточки соседи,
Порублены их рощи и сады,
Им радостей простых уже не
ведать.

Огромный зал. Высокий потолок.
Горят у стен большие чаши с
маслом.
Прозрачный курится и стелется
дымок.
То там, то там свеча погасла.

Рабы меняют их, внимательно следя,
Чтоб свет был мягким, ровным.
А чтобы зал был теплотой объят,
Пылают угли в бронзовых жаровнях.

Внутри дворца бокалов стук и звон,
И музыка простая льется,
Заздравница царю звучит со всех
сторон,
А Валтасар ликует и смеется.

Он возлежит на царском ложе
И цветником вокруг в нарядах жены,
Полураздетых тьма ещё наложниц,
Рядами рослых стражей окруженных.

Пирует Валтасар, который день
подряд.
Припухли веки от еды и хмеля,
Над ним лишь опахала шелестят,
Взглянуть в глаза царю никто не
смеет.

Огромный стол, заваленный едой,
Смешались все дары земли и моря,
Неведомое здесь увидится порой,
Здесь невозможны шум и споры.
 
Поодаль ломятся столы от яств и
вин,
Мелькают руки, тянутся за ними,
И ладана витает легкий дым,
Все запахи приправ, смешав с своими.

Там пьют, едят, там шутки, смех,
Там голых женщин обнимают,
Там каждый испытал и радость и
успех,
Там злых богов так часто поминают.

Там виден алчный, похотливый взор.
Швыряют на пол со стола объедки,
Там все давно забыли про позор,
Недобрым словом, поминая предков.

Сменили музыку еврейские напевы
Плывут в тяжёлом воздухе дворца.
В расцвете красоты, танцуют девы –
Бесспорно образцы создателя, творца.

Сплетаются в движеньях руки, ноги
Изгибы тел чудесны, без прикрас,
Здесь в позах эротические Боги.
Здесь царство безмятежное проказ.

И вновь по знаку всё сменилось,
Начались грубые и плотские утехи.
В глазах гостей двоилось и троилось,
Тут не до легких шуток, смеха.

Чем больше хмель одолевал гостей,
Спадали чаще с душ их покрывала,
И действия разнузданней, смелей,
Им нежности уже не доставало.

По членам пробегал любовный
трепет.
А в жилах их чудовищный огонь,
Им юных дев уже не нужен лепет,
Они взорвутся, только дева тронь.

Похоже, здесь порок любой, разврат
Приправой стали к яствам и вину,
Вступают в связь сестра и брат,
У друга обесчестят здесь жену.

Кровосмесительство – не грех
Здесь, на пирах у Валтасара,
Кого-то в блуде ожидал успех,
А чья-то жизнь спокойно угасала.

Храм похоти земной и грубой,
Такой нигде не ведал сам Эрот,
Тела людей мешались голой грудой,
Где руки слишком действовали, рот.

Поз смены, как в калейдоскопе,
Где страсть кипит, визжит, зовёт,
Мелькают спины груди, «попы»…
И тут же кто-то ест и пьёт.

Бесшумны и рабы, и слуги,
Скользят, как тени, меж гостей,
Здесь царство яств и царство блуда,
Здесь храм безумнейших страстей.

Смерть не служила здесь помехой,
Рабы убрали всё, и трупа нет,
Печаль не прерывает смеха,
Тут танцовщицу заменял поэт.

Сулит царю он в этом мире славу,
И царство в жизни неземной,
Хвала всегда приятна Валтасару,
Он – сибарит, а не герой.

Поднялся царь, и всё умолкло,
Он пошатнулся, икнул, говорит,
Что в бронзе, кажется, вино умолкло,
Из золота и серебра пора нам пить?

«Из кубков будем пить вино,
Доставленных отцом из Иудеи,
Пусть их Яхве пьёт с нами, заодно,
Перечить мне и он не смеет!

Кто там шипит ужом, подать на свет,
Кто б ни был, пусть познает кару,
Прошло не менее семидесяти лет,
Иуда под пятой у Валтасара.

Оливковых нет рощ и виноградных
лоз.
Огонь пожарищ пусть не полыхает,
Потушен он давно потоком горьких
слёз,
Над Иудеей прах ещё летает.

Что кара мне богов, пусть содрогнется
мир,
Желания мои безмерны и бесценны,
Сегодня с вами продолжаю пир.
Мои слова пусть слышат эти стены.

Легко я пью  из божьего сосуда,
И вам вино приказываю пить,
Нет ничего прекрасней блуда.
Пусть нас Ягхве благословит!»

Вдруг треск и, свечи в пляс,
Отвисла челюсть Валтасара,
Запрыгал в пляске правый глаз,
И сердце, кажется, в живот упало.

Тяжелый грохот зал потряс,
От страха кровь застыла в жилах.
В огромных чашах свет погас,
Из воздуха рука явилась

Вдоль по стене перстом ведёт,
И четко пишутся слова под ним,
Царь потрясён, он не поймёт:
«Мене, мене, текел, упарсин».

Рука исчезла. Надпись – нет.
Все замерли, кругом ни звука,
Лица на Валтасаре нет,
Трясутся мелко чресла, ноги, руки.

Усильем воли, сдерживая дрожь,
Он восстаёт живым из праха.
Он снова царь и вавилонский вождь,
Победу, одержав над страхом.

Сбежались мудрецы, астрологи и
маги.
Сияют письмена на извести стены.
Что в них заключено, земные блага,
Иль предсказанье гибели страны?

Ответа нет, хотя царь ждёт,
И тут царицу мигом осенило.
Ушла, вернулась, за руку ведёт
Пророка, иудея, Даниила.

Слова из уст пророка Даниила
Обрушились, как тяжкий молот,
В них убежденность, вера, сила,
Хотя пророк довольно ещё  молод:

«Слова начертаны те Богом,
Хоть и четыре – грозный смысл,
Бог слов использует немного,
Но в них заключены и смерть, и
жизнь.

Не забелить, не вырубить слова,
И изменить нам не дано,
Сосчитаны грехи и взвешены дела,
И наказание определено.

Исчислено всё, наконец,
Ты взвешен царь, стал очень легким,
Таким когда-то был и твой отец –
На вид тяжел, а пухом лег он.

Такого не бывало встарь,
Ведь «упарсин» – раздел и тесно,
Ты царство потеряешь царь,
Достанется оно мидянам, персам.

Использовавши Божие сосуды, -
Хоть тело крепко, как гранит, -
Ты превратишься в пепла груду,
Но перед этим будешь ты убит.

Ты сеял зло, теперь ты видишь
всходы,
Добавлены несчастья прошлых лет,
Кровавых дел закаты и восходы,
Воспоминания растаяли, их нет.

Не плевела, взошли те зерна,
Посеял их отец, Навуходоносор,
А сыну собирать приходиться
бесспорно,
За всё один он понесёт позор.

Не ты был, царь, творец истории,
А отвечать придётся все же
Ведь даже твой отец – орудие,
не более,
Был в промысле великом Божьем.

А время мчится, словно от погони,
Бег лёгок, скор его, игрив,
У тёмной ночи – вороные кони,
А белоснежные у дня расчесы грив.

Сегодня срок истёк терпения,
Разрушил Валтасар до основания,
Что создавалось столько времени –
Всё государственное здание!»