Запахло смрадным серным духом

( из поэмы "Мой Лазарь" )


Где волны бе'рега коснулись -
Там вырос огненный цветок,
Там тени Древних шевельнулись,
Там замер жизненный поток –

Застыло время. Сто мгновений.
Тринадцать дерзких мановений,

Тринадцать рун на полотне,
И жезл сверкнул на чёрном дне.

Лучи пурпурные взметнулись.
Зарделась алая вода.
Весы вселенские качнулись.
На мир надвинулась беда.

Объекта тайных вожделений
Дождался сумеречный гений.

Трепещут фибры, сладкий страх,
Пурпурный жезл дрожит в руках.

А в нём неистовая сила,
В нём Зло венчается с Добром,
В нём Тьма на танец пригласила
Адамов Свет (ещё с ребром),

В нём страсть, в нём голод всех умерших,
В нём боль и знанье всех воскресших,

В нём злоба старца, детский смех,
В нём миг любви, в нём вечный грех.

Запахло смрадным серным духом,
Виска коснулся влажный рот,
И шёпот вкрадчивый, над ухом,
Заставил сдвинуться вперёд.

Пытаться скрыться – труд напрасный.
Чуть слышный голос, сильный, властный,

Бесовской хваткой держит нить,
Пристрастно, с пылом учит жить:
 
«Читать какие-то книжонки?!
Учись, мой друг, спускать курок!
Что?! Снова с юга похоронки?!
Так нужно, ты поверь, сынок!

Ведь это очень романтично
За игры дядей пасть публично!

Вы – мясо?! Что вы! Вы – народ!
Рабы?! Совсем наоборот…»

Лукавый бес явился миру,
И выбрав образ простака,
Стучится в каждую квартиру,
Твердит: «Впустите дурака!»

Не пьёт вино в огромных дозах,
Не жмёт людей в случайных позах,

Хвостом касаясь нежных душ,
Он шлёт их в ад под бравый туш...

Над ним, в углу, раскинут полог,
На ткани – роз роскошный куст.
Лежит, печальный «гинеколог»,
И ждёт высоких, чистых чувств.

Живот целует ниже, ниже.
Объект работы ближе, ближе.

Язык у алых губ в плену,
То вверх скользит, то в глубину.

А мысли там, в далёких звёздах,
Где млечный путь, где белый свет,
Где пенье птиц и свежий воздух,
Где тишь, где «женских кресел» нет.

Но он не может без оценки
Объятий будущей «клиентки»,

И видит он – опять не та.
Ей в ад пора, прощай мечта.

Один, в узорчатой постели,
Играет кисточкой хвоста,
Надежда тлеет еле-еле,
Глаза пусты, глава пуста,

Напрасна ложь, напрасно слово,
Как раньше, снова бестолково

Свой час использует калиф,
Задумчив, грустен, молчалив.

Не ведать бесу исступленья.
Игрой любовь не воссоздать.
Пора заканчивать вступленье
И волю новым чувствам дать –

Подать Учителю прошенье,
Свое увидеть воскрешенье,

Попасть в пучину новых слов,
На «блюдо» выложить «улов».

Тебе, читатель мой пушистый,
Я должен кланяться в ответ,
Читаешь опус неказистый,
В котором, каюсь, смысла нет –

«Созвездье» странных  алогизмов,
Избитых фраз и афоризмов

(И эклектизмов в нём не счесть).
Читать сей труд – не перечесть.

Несообразное сказанье,
Точнее – длинный монолог,
Греховных мыслей наказанье,
Нелепой жизни эпилог.

Сей труд бессовестно растянут.
Пока прочтёшь, цветы завянут.

И в нём всего одна глава,
А в ней слова, слова, слова...