Мертвец

МЕРТВЕЦ
СТРАШНАЯ СКАЗКА
ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ ЛЕТ ДЕСЯТИ.
И ДЛЯ ДЕВОЧЕК ТОЖЕ.

Легенда разыскана,
подготовлена для печати
и прокомментированна
НИКОЛЬСКИМ,
исполняющим обязанности
португальского короля в изгнании


Лист первый, ректо.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВСТУПЛЕНИЕ

В долинах рек пасутся стада,
желтеет рожь, стоят города,
сражаются храбрецы.
На кухнях жарят окорока,
в лазурном небе плывут облака.
В могилах спят мертвецы.
Сосны растут у студеных морей,
волки в лесах слышат крик егерей.
Молятся Богу слепцы.
От жары сгорает в полях трава.
Корабли ищут новые острова.
В гнездах пищат птенцы.
Перебирает четки монах.
Узник не спит в четырех стенах.
А в могилах спят мертвецы.

Жатва кончилась, люди собрали рожь,
но упало, пропало ОДНО зерно,
четки порваны – если их соберешь,
то увидишь: пропало ОДНО звено.
Сто слепцов молилось – прозрел ОДИН,
а другим вовек не увидеть свет.
Паладины дали святой обет,
каждый думал, что в песнях будет воспет,
что от смерти спасет его амулет,
но убил их безжалостный Саладин!
Все погибли от сабель, кинжалов, стрел,
но ОДИН из них уцелел!

Лист первый, версо.
Да! Один – всегда не похож на всех.
Почему? Кто ответит мне?
И приходит всегда к ОДНОМУ успех,
у него горит в темноте доспех,
когда он летит на коне.

Вышла на площадь толпа, гурьба –
этого не отличить от того,
но протянула руку Судьба
И ВЫБРАЛА ОДНОГО!
Он выбран, поднят и окрылен,
у него в короне рубин, топаз,
у него в короне сапфир, алмаз,
и он становится королем,
владыкою мира и гордецом,
а потом становится стариком,
а потом становится мертвецом.
Я о нем поведу рассказ!

Вторая страница у книги – изорвана,
мышами и крысами сильно обгрызана,
обрызгана грязью, шпаной разрисована,
никто не поймет, что там было написано,
(Филологи! Не помогайте советами!)
и даже профессору это неведомо.
Страница похожа теперь на мочало.
Начало пропало навеки. Поэтому
рассказ начинаем ПОЧТИ ЧТО с начала.

Лист третий, ректо.
Отрывок Первый   
ТРУС

...Жил да был солдат веселый,
но немного трусоватый,
чтоб не слышать грома пушек,
затыкал он уши ватой,
чтоб не видеть вурдалака,
супостата, людоеда,
он зажмурясь шел в атаку
и стрелял из арбалета.
Был бы наш солдат удал,
если б в цель он попадал.
И за то его ругали офицеры, генералы
говорили об отчизне, об уставе, о морали,
угрожали, что посадят, не дадут ему медали,
и его на самом деле посадили и не дали.
Потому, как всякий воин,
был он этим недоволен.
Он сидел на гауптвахте неудобной, как пенал,
и с утра до поздней ночи на судьбу свою пенял:
 «Смелости не нужно слугам,
смелости не надо прачке –
а солдату неприлично опускаться на карачки.
Смелости не нужно ветру,
небу смелости не надо –
а солдат немного струсил – все смеются до упаду.
Писарь пишет дни и ночи
документы и бумаги,
и никто не озабочен, что у парня нет отваги!
Храбрости не надо морю,
храбрости не надо волнам...»
(Он не только был трусливым, но еще и недовольным.)
Из-за страха в каждой сече
он пускался в эти речи.
Из-за страха в каждой сшибке
совершал солдат ошибки.
В каждой стычке и бою –
заикался: «Я б-б-б-ою...»

Как-то раз в одном сраженье
все попали в окруженье,
офицеры и капралы
от испуга заорали,
сразу начали сдаваться,
в юбки переодеваться,
по канавам уползать,
завещания писать,
победившим генералам
части разные лизать.

Лист третий, версо.
И солдат,
наш солдат, дал тогда стрекача,
непонятное что-то крича.
побледнел, побелел, полетел, заорал,
и решил убежать за Урал!
Он икал, он потел, он зубами стучал,
и безумное что-то мычал.
Он бежал напрямик, он бежал напролом
через пропасти и бурелом.
Ударял себя в грудь, день и ночь удирал,
и дорогу в лесу потерял.
Заблудился солдат, заплутался,
в странном месте солдат оказался.


Лист четвертый, ректо.
Отрывок Второй
В ЗЕМЛЯНКЕ АЛХИМИКА

В чаще леса у тесной, забытой землянки
громоздились реторты, пробирки и склянки,
там лежали и тигли, и фигли, и мигли,
непонятные колбы, железные иглы,
перегонные кубы, бутылочки ртути
порошки, корешки, кучи дряни и мути.
В том лесу, где растет голубой можжевельник,
жил не ворон, не мельник – алхимик-отшельник,
он сто лет проработал там в поисках злата
и судьба привела туда труса-солдата –
к незаметной-секретной, малюсенькой дверце...

Наш вояка дрожал и глядел одичало,
стал желтее китайца, краснее индейца,
его сердце от страха стучало, стучало...
Он в землянку пробрался и в угол забился,
и на сутки забылся.

А отшельник?
Отшельника не было дома –
он оставил землянку на десять недель,
плащ накинул, взял посох и лапти надел
и на Кубу поплыл за бутылкою рома,
и за снегом поехал на Северный полюс,
и на рынок – купить себе кожаный пояс,
потому что давно такой пояс хотел.
А землянку забыл запереть...

(Между нами –
лучше дел никаких не иметь с колдунами.
Подфартило солдату. Ему повезло!
Лишь бы он не использовал это во зло!)

Через сутки проснулся пугливый солдат
и подумал : «Не слишком ли я бородат?»
Стал искать он, где можно побриться,
сделать утренний кофе, потом маникюр,
(педикюр – это было б уже чересчур!)
стал искать он, где можно умыться,
стал водою плескать,
стал он мыло искать,
а  на тумбочке что-то искрится!

Лист четвертый, версо.
В пузырьке, что светился в холодном в чулане, –
Голубой Эликсир Исполненья Желаний:
ВЫПЕЙ СНАДОБЬЕ СЛАДКОЕ И ГОЛУБОЕ,
И ИСПОЛНИТСЯ СРАЗУ ЖЕЛАНЬЕ ЛЮБОЕ!

И солдат – этот трус, неудачный стрелок,
кого вы не пустили б к себе на порог,
кто не брал, как положено, под козырек,
кто бежал через горы, не зная дорог,
кто в землянке залег, как пугливый зверек  –
он схватил пузырек,
голубой пузырек!

Крепко призадумался солдат:
чтоб ему такое пожелать?
Не желать же сладкий шоколад?
Или жвачку, чтобы пожевать?
Это можно просто так купить,
если много денег накопить.
И решал он сто часов подряд
так, что наступил сперва закат,
так, что наступил потом рассвет,
а потом еще один закат,
а потом еще один рассвет...
А желаний не было и нет!

Что хотеть – солдату не вдогад.
Он был сыт, умыт, согрет и выбрит,
и не мог придумать, чтобы выбрать:

 «Выпью чудо-эликсир –
стану рослый кирасир...
                Хорошо бы... а то я совсем замухрышка...
                Впрочем нет – мне не нравится эта мыслишка....
Если выпью эликсир,
буду сильным, как буксир!...
                Как буксир? Может быть, хотя тоже не слишком...
Мне поможет эликсир,
стать богатым, как кассир!               
                Всё не то! – Потому что не в золоте фишка!»

Разозлился.
Заснул он.
(И выспался сладко)
И во сне озарила солдата догадка!


Лист пятый, ректо.
Отрывок Третий
ЭЛИКСИР ОДНОГО ЖЕЛАНИЯ

«Я не хочу быть трусом, я не хочу быть робким,
прятаться под кроватью, в землянке или коробке,
Быть я хочу ужасным, страшным и беспощадным,
неумолимым, смелым, жутким и кровожадным!
Чтобы в Сахарах, Альпах или Гвадалахарах
мною людей пугали и молодых и старых,
чтобы я людям вечно снился в ночных кошмарах,
Чтобы не я бежал, а от меня бежали,
чтобы не я дрожал – из-за меня дрожали!
Чтобы забор мой мертвые головы украшали!»

И он выпил немедля волшебное снадобье!

Эх, не надо бы, милый солдатик, не надо бы!

Лист пятый, версо – пуст.

Лист шестой, ректо.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Отрывок Четвертый
ПОЛНОЧНЫЙ КНЯЗЬ

На земле проходит за годом год –
был котенок, а стал полосатый кот,
радость сменилась горем,
был старик, а ныне – могильный холм,
берег размыт от ударов волн,
и земля стновится морем.
За сто лет оврагом станет гора,
за сто лет горою станет дыра,
в городах поменяется мода.
За сто лет всё изменится, но посмотри
что в Холодных горах случилось за три
многострадальных года!

За перевалом в Холодных горах появился великий страх!
Там поселился Полночный Князь, он убивает смеясь.
Разбойник, насильник и лиходей, убийца, подлец и злодей!
Он у крестьян отнимает детей для страшных своих затей.
Пускает им красного петуха, чтобы сказать «Ха-ха!»
Ему всегда отвечают «Да!» и слуги, и господа.
Крестьяне залезут на свой топчан и молятся по ночам.
Губы от страха не могут разжать и боятся бежать.
Князь преследует беглецов, их матерей, отцов.
Дворцу его не нужна стена, стража ему не нужна.
Его охраняет великий страх, он жжет людей на кострах.
Его дворец называется «Ад»,
там живут подлецы и мразь,
Кого раньше звали «трусливый солдат» –
зовется «Полночный Князь».

Лист шестой, версо.
Пять лет пролетело и тридцать, и сорок –
Князь время проводит в сраженьях и ссорах.
Свирепствует Князь, не боится ни старых,
ни малых, ни срока в тюряге на нарах,
ни горя, ни худа, ни лиха, ни лажи,
ни кошек, которые черны, как сажа.
А Князя боятся его домочадцы,
монахи, герои, враги на границе.
И кажется даже, и кажется даже,
что смерть его тоже боится!

Лист седьмой, ректо.
Отрывок Пятый
СМЕРТЬ ПОЛНОЧНОГО КНЯЗЯ

Но смерть не боится, лишь медлит и скалится –
все ей достанутся – каждый состарится!
(Каждый ей в ноги когда-то повалится).
Дряхлой старухою станет красавица –
нравится это ей или не нравится.
Тот, у кого была тяжкая палица
с ложкой березовой нынче не справится.
Звонкий осипнет, а стройный ссутулится –
нет ничего нерушимого, прочного.
Дряхлость,
однажды пришедшая с улицы,
стала жилицей у Князя Полночного
В месяцы зимние, в месяцы летние
силы у Князя слабеют последние               
(правда, сильнее становятся слабости).
Хоть у него не убавилось храбрости,
волосы редкие стали и белые,
мышцы у князя теперь ослабелые
руки усталые, ноги – усталее
ну, и так далее, ну, и так далее...

И приходит час, наступает срок,
когда спускает судьба курок,
и на шее затягивает шнурок.

Ночью темной, ночью тихой
спит в кровати донна с Донном
деверь с дверью, шут с шутихой,
дспит джена с дсупругом Джоном.
Вдалеке спит кто-то дальний,               
дремлет в извести – известный,
в петле – висельник (отвесный),
в почве – червь (горизонтальный).
Спит москвич и сам-не-местный,
дремлет сторож в тесной будке,
исчезают смех и шутки
умирает свет небесный.
В небе звезды заблестели,
над землею путь молочный.
И НАВЕК уснул в постели
Князь полночный.

Лист седьмой, версо.
Во дворце часы пробили,
Труп лежит в алмазном зале.
Он на траурном настиле,
он с закрытыми глазами.
Князь – его не наказали,
ничего не отрубили.
Князь – ему не отомстили!
Умер он в своей постели.
Без царапины на теле,
руки, ноги – все на месте.
Не наказан кровопийца!
В бархате лежит убийца,
у него на пальцах кольца.
Можно ли вообще добиться
справедливости и мести?
Не нашлось на князя горца,
самурая, корсиканца,
чтоб готов был ради чести
за ужасные деянья
в сердце поразить поганца.
Есть ли, есть ли, есть ли, есть ли
в этом мире воздаянье?

Лист восьмой, ректо.
Отрывок Шестой
ПРОКЛЯТИЕ

Если кто колдовством заниматься отважится,
то оно от него никогда не отвяжется.
Кто людей лишал счастья и жизни, и света,
тот заплатит, заплатит, заплатит за это!
За окошком кричит полуночная птица,
что злодею спокойно лежать не придется,
а придется ему по счетам расплатиться!
Ко дворцу кто-то черный и страшный крадется!
Почему он к недвижному трупу крадется?

Это был чернокнижник, колдун, чародей,
кто не запер землянку на горе людей,
у кого эликсир был когда-то украден.
Он пришел! И он будет теперь беспощаден!

Почему лишь сейчас, а не сразу, не сразу
наказать он решил кровопийцу-заразу?
Потому что известно от Волги до Буга –
не накажешь того, кто не знает испуга!
Расспросите спеца, мудреца, знатока –
смерть мгновенна, а боль коротка, коротка!
Знают все от Памира до гор Карабаха –
не накажешь того, кто не ведает страха!
Как же можно тогда отомстить мертвецу?
Ведь не дашь ему в морду, пардон, по лицу!
Но злодею колдун подыскал наказанье.

ВОТ ЧТО НАМ РАССКАЗАЛИ В ЛЕГЕНДЕ-СКАЗАНЬЕ!
               
Темной ночью у князя в алмазной палате
произнес чернокнижник такое проклятье:

Лист восьмой, версо.
В небе крячет черный ворон,
в чаще леса тьма клубится.
Ты был трусом, ты был вором –
стал злодеем и убийцей.
Ухает сова лесная,
червь ползет по розе чайной.
Сам не ведая, не зная,
ты коснулся силы тайной –
силы тайной, силы грязной,
силы грозной, неотвязной.
Силы верхней, силы нижней,
силы липкой, страшной, клейкой!
Лучше было быть калекой,
чем касаться чернокнижья!
Князю – княжье, Богу – Божье,
запорожцу – Запорожье,
Диснейленду – кока-колье,
для дебилов есть дебилье...
Князь, не знать тебе покою,
не лежать тебе в могиле.
Ждет тебя судьба иная....
Через час рассвет забрезжит...
Князь, ты превратишься в нежить!
Проклинаю, проклинаю!!!

Глупые человеки
тебя разбудят однажды
и ты проснешься от муки,
боли, голода, жажды.
И дрогнут мертвые веки,
дрогнут мертвые руки.
Мчатся горные реки.
Над кладбищем коршун реет,
волки в лесу завыли.
Жажда тебя одолеет
и в темной, тесной могиле
тебе уже не забыться!
Гроб задрожит от воплей,
от плача, стонов и рева!
Ты будешь страдать и биться.
Крови красной и теплой,
густой человечьей крови
ты захочешь напиться!
Но кровь тебя не утешит
не напОит, не успокоит.
В полночь собака брешет,
ветер холодный воет.
Рождённый людям на гОре,
умерший людям на гОре –
тебе не узнать покоя,
будешь страдать поколе
ты не встретишь героя
в горах или в чистом поле...

Дальше в книге
пропали четыре страницы!
Это свинство, товарищи! Так не годится!
Чтоб нечистый побрал за такое барыгу!
Господа, берегите пожалуйта книгу!

Лист одиннадцатый, ректо.
Отрывок Шестой
МОГИЛА ПОЛНОЧНОГО КНЯЗЯ

Грозной ночью на кладбище князя зарыли,
для приличья слезу промакнули на рыле,
слуги руки друг другу зачем-то пожали
и сбежали из замка, в долину сбежали!
Плоскогорье, откуда творились набеги,
люди из деревень покидали навеки –
мудрецы уходили, рабы, остолопы,
понимавшие только узбекский узбеки,
понимавшие только нагайку холопы,
мужики убегали и дети, и бабы,
псы и кошки (и мышки), и курочки-рябы.
Все решили, что надо отсюда бежать им,
(тут мы видим, что князь был нерукопожатым).
Побежали,  и жито осталось несжатым,
побросали амбары, сады, огороды,
чистый воздух, красивые виды природы.
И не взяли крестьяне с собой ни черта –
только деньги, права и загранпаспорта.
С Гор Холодных текли вереницей в низины
мерседесы, повозки, возы и дрезины.
Не осталось людей в этой горной долине.

ВОТ ЧТО НАМ РАССКАЗАЛИ В ЛЕГЕНДЕ-БЫЛИНЕ!

Лист одиннадцатый, версо – пуст.

Лист двенадцатый, ректо.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Отрывок Седьмой
ПЕРЕВАЛ В ГОРАХ

У подножья гор – хутора, деревни,         
вешняки, часовня и кладбище рядом –
безымянные плиты, кресты, ограда,
ибо край этот древний, древний, древний.
Всюду прошлое, прошлое, прошлое.
Вот крестьянин возделывает свой сад,
вот хозяйка ткет белое полотно,
ибо так поступали и век назад...
И куда ни взглянешь – всюду оно –
прошлое, прошлое, прошлое.
Оно волком заглядывает в окно,
паутиной затягивает углы,
что случилось когда-то давным-давно,
неожиданно колет больней иглы.
Это прошлое, прошлое, прошлое.
В горах есть прОклятые места,
почва там плодородна, черна, жирна.
Но, увы, все равно целина пуста
и никто не сеет там семена.
Ибо рядом прошлое, прошлое, прошлое.

Лист двенадцатый, версо.
Первые годы людская память крепка,
и люди дрожат от шума или хлопка,
и боятся подниматься на перевал.
Шум времени долетает из-за окон,
cтрах исчезает, тогда издают закон,
что нельзя подниматься на перевал.
Но люди забывают слепой запрет,
рассказывает легенду столетний дед,
как люди поднимались за перевал.
Легенда становится сказкою Братьев Гримм,
она не страшней, чем Чехов или Куприн,
И каждый может подняться на перевал!

Лист тринадцатый, ректо.
Отрывок Восьмой
ИСТОРИЯ ПЯТИ КРЕСТЬЯН

Жили-были на селе пять крестьян,
каждый весел был и пьян, сильно пьян –
раскрасневшиеся лица,
шутки, крик, в глазах двоится –
и в горах они решили поселиться –
там дешевая землица,
нет милиций и полиций,
ламца-дрица – заведем себе баян!
И пошли: крестьянин Бут – грубиян,
Тер – буян, а Брод вообще – обезьян,
а еще крестьянин Смас, а еще крестянин Лом –
в горы двинулись они за рублем.
За рублем и за землей, за землей,
каждый был такой герой удалой,
каждый был веселый и молодой,
каждый был с такой большой бородой,
Каждый грубо на закон наплевал
и поднялся в горы за перевал!

Лист тринадцатый, версо.
И в горах они пахали впятером
и мотыгою махали, и кайлом,
веселились, выпивали за столом.
Каждый посадил пшеницу,
каждый захотел жениться...
А потом там поселились костолом,
парикмахер (чтобы бриться),
бутафор и агроном
тридцать грузчиков, певица,
безответственные лица,
и красавица, попавшая в полон.
Там крестьяне напевали на работе трали-вали,
для жены или подруги очень часто буги-вуги,
ели мед и караваи, огурцы, икру белуги,
пили пиво, а потом – под столом,
просыпались по утрам под столом.

Лист четырнадцатый, ректо.
Первый год так и жили – и пьяно, и сыто,
жили жирно, счастливо, и шито, и крыто –
в смысле жили одето и жили обуто,
но однажды овца потерялась у Бута.
Даже две.
Или три.
Или целое стадо!
Вот досада! Теперь отыскать его надо.
Или было не так – было наоборот?
За коровою в горы отправился Брод.
Или это был Тер? Или это был Лом?
И отправились в горы они за козлом?
Словом, наши крестьяне ходили, бродили,
всё искали, искали и не находили,
звали коз, ели хлеб, пили воду горстями,
отдыхали и пахли, как пахнут крестьяне,
подошли к неизвестной, старинной могиле,
но и там не нашли ни козы, ни овцы
и поэтому дальше пошли молодцы...

Человека запах сладкий
у могилы той остался,
в землю влажную впитался
крест могильный зашатался
крест могильный изогнулся
Там проснулся кто-то гладкий,
и подняться попытался,
кто-то скользкий,
кто-то гадкий,
кто-то призрачный проснулся.

Лист четырнадцатый, версо.
В могиле лежал охладелый труп,
под гробовой доской.
Он не слышал пенья небесных труб,
но почуял запах людской!
Проснулся вдруг, шевельнулся вдруг,
дрогнули мышцы рук.
Он проснулся и больше уснуть не мог,
и вошла в него сила подземных рек,
гор подземных,
подземных глухих дорог.
Он не хочет лежать там век!
Ему чернозем набивается в рот,
жмет и давит, и гонит его земля,
его тревожат то червь, то крот,
он проснулся и к свету пополз скуля.
Ему нужен свет, а не темный грот,
его не удержит ни крест, ни гроб –
он дорогу наверх проскреб!
Из могилы выполз на белый свет
и теперь наделает бед!

Лист пятнадцатый, ректо.
Нашлись и коровы, и козы, и овцы,
домой возрватились усталые хлопцы,
уснули,
проснулись
и отперли двери
на улицу вышли, глядят и не верят –
у Бута крыльцо, дымоходы и кровля
испачканы кровью, испачканы кровью!
Разбиты стаканы, мечты и корыта,
а жители дома убиты, убиты!
Убиты кухарка и конюх и плотник,
заезжий торговец, наемный работник!
Толпа собиралась и рот разевала,
людей от кошмара парализовало,
до самого завтрака тама и тута
народ говорил про убитого Бута!
К обеду они успокоились трошки,
и стали копаться в грязи и картошке.
Но завтра случилось ужасное дело
беда добралась до могучего Брода –
когда он стоял посреди огорода
его растерзало, убило и съело!

УБИЛО И СЪЕЛО!

Лист пятнадцатый, версо.
От ужаса воя,
толпа потрясенного страхом народа
застыла, потом затрясла головою,
совсем помешалась от адреналину,
и с гор побежала в долину, в долину!
Бежала в долину безумная масса –
племянники Лома и родичи Смаса,
бежали девицы, бежали ребята...

Лист шестнадцатый, ректо.
Отрывок Девятый
ПРОСНУВШИЙСЯ МЕРТВЕЦ

Вы помните? Так уже было когда-то!

Было так, да не так! Было так, да не так!
Крови жаждал мертвец, а не жалкий злодей!
На ночную охоту поднялся мертвяк,
но в домах опустевших – не встретил людей,
и на запах пошел, и пошел по следам,
он ревел,  и словами я не передам,
как ужасен он был, как хрипел и плевал!
Темной ночью мертвец перешел перевал
и спустился в долину. На первых порах
притаился. Но жажда его повела
к деревням, где играла в войну детвора,
где курилась зола, шум стоял на дворах,
где готовили жирный обед повара,
где всю жизнь богачи проводили в пирах!
Он пришел, он пришел – и теперь в хуторах,
в дальних селах, таможнях, портах, крепостях,
деревнях – некрологи одни в новостях,
и вороны пируют на белых костях.
Дни и ночи мертвец убивал, убивал –
кого в бровь, кого в глаз, а кого наповал!

Его мучила жажда и ночью и днем –
полыхала в груди негасимым огнем!
Его плющило, жгло, донимало, ломало,
он напиться не мог, он забыться не мог,
он горел (от него поднимался дымок),
он не мог успокоиться без люминала.
Хотя кровь адский жар на мгновенье тушила,
через миг его снова проклятье душило!

Липкий ужас теперь поселился в округе
Что деревни! Сейчас в города, в города
заглянула беда, зачастила беда.
Нынче гибнут в лохмотья одетые слуги,
и в шелка упакованные господа.
Даже житель столицы дрожит и боится!
Восклицают: «Что скажет о нас заграница?
Может смыться скорее на озеро Рица,
или выждать, покуда король разозлится?
Разозлится и распорядится».

Лист семнадцатый, ректо.
Отрывок Десятый
ВОЙНА, ВОЙНА, ВОЙНА

Через месяц – и правда! – воскликнул король:
«Где герой, чтобы эту беду поборол!»
Эй, скорее пошлите к герою гонца,
чтоб скорей победил... как его?... мертвеца!

А героем служил у них дюжий атлет...
только старый... ему было семьдесят лет,
Да, конечно, когда-то он был молодым
и опасным, а в старости стал он седым,
чуть замедленным, с левого боку облезлым...
но остался разумным, логичным и трезвым –
прочитав только первые строчки письма,
беззаветный герой удивился весьма,
чуть подумал и сразу на пенсию вышел,
и никто с той поры о герое не слышал.

Нет героя? Пусть едет его заместитель!
Эй, князья, помогите ему, оснастите,
дайте меч, дайте шлем, портупею из кожи!
Заместитель подумал... уволился тоже.

Лист семнадцатый, версо.
Что такое?
Всегда с мертвецами загвоздка... 

Собирает король тогда лучшее войско!
В этом войске служили лихие испанцы,
(по уставу – испанцы закованы в панцирь).
В этом войске служили лихие славяне,
(по уставу – славяне всё Славы да Вани).
В этом войске служили лихие эстонцы,
(по уставу эстонцам платили червонцы).
Маркитантками были у них иудейки
(полагаю, за очень приличные деньги).

Объезжает король свое грозное войско,
перед замком на площади воины встали.
«Докажите, ребята, что вы не из воска,
не из пыли. Что вы из негнущейся стали!
День сегодня погожий, Господь вам поможет!
Вас не сможет какой-то мертвец укокошить!
Ждут вас слава, награды, бельгийское пиво!
За Свободу! За Родину!
Словом – счастливо!

Лист восемнадцатый, ректо.
Из ворот потянулись стальные отряды,
пели песни, потом заряжали заряды,
крикуны там кричали крикливые крики,
а пикейщики пикали острые пики,
кавалерия шла и шагала пехота.
Было жарко. Но вдруг поменялась погода:
снег пошел в середине зеленого лета.
(Это очень и очень плохая примета.)
Значит, ангел-хранитель их не охраняет,
горько плачет, холодные слезы роняет.
Становилось понятно, что смелая рать
не идет побеждать, а идет умирать.

Ночь настала, солдаты разбили палатки
(раньше были такие смешные порядки),
суп сварили из репы, бобов и моркови
(так любили поужинать в средневековье).

Лист восемнадцатый, версо.
Караулы поставил седой генерал,
выпил водки, потом на солдат наорал,      
чтобы, глаз не сомкнув, сторожили, не спали,
чтобы ночью внезапно на них не напали.
Стража мерзла и стыла на сильном ветру,
а мертвец прогрызал под землею нору,
в тишине, в темноте выползал на простор,
он простер свою руку (и ногу простер).
Было поздно, а может быть рано.
Произнес заклинанье, чего-то растер
и погас освещавший округу костер,
крепко-крепко заснула охрана.
Подобрался к солдатам убийца-мертвец
и на лагерь напал, словно волк на овец.
Он налево рубил,
он направо дробил,
он испанцев убил
и эстонцев прибил,
он славянам кольчугу пробил,
генералу сперва надерзил, нагрубил,
а потом и его погубил.

И монах записал в государственной хронике:
«Все мертвы – командиры, солдаты и конники».

Лист девянадцатый, ректо.
Отрывок Одиннадцатый
ГИБЕЛЬ КОРОЛЯ

Войско разбито и сам король
Должен выйти теперь на бой.
Раньше он рубил и колол
и любил мордобой!
А теперь он стар,
он устал, и лыс,
у него катар
и какой-то криз,
он боится ходить босиком,
он еле ворочает языком
и от крови его кривит.
Но главный закон, но древний закон,
его заставляет махать мечом,
улыбаться и делать вид,
что по-прежнему битвой он увлечен
и что все ему нипочем!

Хотя он чихает, хрипит и пищит –
дают ему в руки щит,
и хотя охота пойти прилечь –
дают ему длинный меч.
Дают тяжелый стальной доспех –
хоть надежды нет на успех.

А когда посылают на бой короля –
то никто не поет «тра-ля-ля, тра-ля-ля».
Если убьет короля мертвец,
королевству – конец!

Лист девянадцатый, версо.
Ехал сутки король, ехал двое,
на задание, на боевое.

(А известно, что стало с ним, детки,
потому что король вел заметки,
путевые такие заметки.)

Он
«...сначала налево, потом под мостом,
видел деву, свернул за терновым кустом,
и проехал три долгие мили
так, что конь был и в пене, и в мыле,
дальше были поля, кирпичей штабеля
(я не знаю, откуда взялись штабеля),
а потом тополя, тополя, тополя,
ел тушенку и спал без кровати.
(Скучно вам? Но ведь это дневник короля!
Замолчите и не прерывайте!)
И опять тополя, тополя, тополя
(Потерпите, совсем уже скоро конец!),
тополя, тополя, тополя, тополя,
спать хотелось, глаза закрывались,
тополя, а потом появился мертвец...»
Тут заметки его обрывались.

Лист двадцатый, ректо.
Государь вынул щит, государь вынул меч
и сказал очень краткую, грозную речь.
Вот она:
«Я тебя зарублю, паразит!»
Но клинок не сумел мертвеца поразить.

(Почему? Потому что клинок затупился.
Почему? Потому что кузнец утопился.
Почему? Его милка сбежала с солдатом.
Почему? Потому что солдат был усатым,
а кузнец неусатым и сильно поддатым
по субботам и праздничным датам.)

Хоть сражался король, как орел, как орел,
был он слаб, словно из пластилина.
В этой битве мертвец короля поборол,
и на завтрак он съел властелина.

Не знаю, милые, как вам,
хотя король и был болван,
но мне его немного жаль –
сражался он и не бежал.
И вот теперь король убит!
Окажем королю почет.
Он будет скоро позабыт. 
А наш рассказ вперед течет.

Лист двадцатый, версо – пуст,

Лист двадцать первый, ректо.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Отрывок Двенадцатый
ПОЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

На центральную площадь идут мясники,
лесники, рыбаки, скорняки, силачи,
слабаки, у которых везде синяки,
несерьезные девы и их усачи.
Людям надо решить,
как им быть, как им жить,
людям нужен начальник, король и режим,
высший суд, властелин и свободы зажим,
нужен отзыв, пароль, лагеря и закон!
(И вообще, каждый любит трепать языком:
я, к примеру, знаком был с одним стариком,
у него была дочь, а у дочери муж,
он был лыс и выращивал флоксы
он болтал день и ночь и вертелся, как уж...
впрочем... впрочем я малость отвлекся.)
Людям нужен закон, людям нужен покой,
и они документ составляют такой:
«Кто сумеет убить подлеца-мертвеца,
будет нам и король, и заместо отца.
Ждем спасенья и молим о чуде!»
Дата. Герб. И подписано «Люди».

Лист двадцать первый, версо.
Покуда народ бушевал и галдел,
жил себе дурачок – он на небо глядел,
чего-то писал, был всегда не у дел.
в архивах работал и в библиотеке,
над чем-то дурацким химичил в аптеке.
Приличия все безнадежно нарушив,
ходил он без шляпы, без трости, без кружев,
на счетах считал непонятные иксы,
курить не любил и по моде не стригся,
не пил и не бегал потом неглиже,
на башни собора не лез в кураже.
Короче – балда и дурак дураком!
Такой идиот всем по школе знаком –
есть в классе блондины, красавцы, качки,
а этот читает и носит очки.

Однако, вот этот балда и кретин,
ботаник и олух, позор и зараза –
и есть тот герой,
судьбоносный ОДИН,
обещанный в самом начале рассказа.

А как его звали?
Конечно же, Яном!
В то время занятьем его постоянным
была расшифровка смешной закорючки
на камне, который за четверть получки,
по почте прислали ему из Розетты.
Он чистил тот камень кусочком газеты,
и видит внезапно – в газете статья,
в которой какая-то галиматья:
«Король и мертвец... наше правое дело...
победа... награда... долой неудачи!..»
Статья дурака заняла и задела –
любил он решать на досуге задачи.

Лист двадцать второй, ректо.
Отрывок Тринадцатый
ПОИСКИ КНИГИ

Не медля, не мешкая и не обедая,
он лезет на полку, где энциклопедия,
и там, разобравшись среди инкунабул,
он прыгает с нужною буквою на пол,
читает, читает, дуреет немного –
там мало по сути и много про Бога,
но важную ссылку находит в конце
на книгу ученую о мертвеце!

Но где драгоценный найти фолиант?
На рыночной площади?
Не вариант!
В архиве, где редкие книге в подвале?
В архиве – не будет! В подвале – едва ли!
Убейся о стену, ножом заколись ты –
не держат подобных томов букинисты,
желанья людские им пО фигу, пО фигу!
А значит,
придется идти в вифлиофику,
в бумагах копаться и пылью дышать.
Но смелым не может и пыль помешать!

Лист двадцать второй, версо.
И через неделю, усталый и бледный,
он книгу находит на полке последней.
Ее он читает от корки до корки:
как роют покойники норы и норки,
про то, как живут мертвецы под землею,
измазаны кровью и черной смолою,
про то, что нельзя мертвеца побороть,
про то, что нельзя мертвеца заколоть,
про то, что нельзя мертвеца убедить,
но можно обманом его победить!

Лист двадцать третий, ректо.
Отрывок Четырнадцатый
ПЛАН

Начал наш Ян размышлять и мерекать,
что-то чертить и чего-то писать,
думать, придумывать, мыслить, кумекать,
дакать и некать, в затылке чесать.

Думал весь день и придумал попутно
пудру, чтоб вывести блох у дворняги,
выдумал плед, чтобы было уютно,
велосипед, чтобы ездить в Гааге,
выдумал, хоть дурака не просили,
способ, чтоб были в далекой России
совесть, богатство и братство, и воля
(водки не пить и вообще алкоголя).

И так, от обилия мыслей балдея,
сидел наш герой в кабинете уныло...
Внезапно
пришла к дуралею идея,
пришла среди ночи и в дверь позвонила.

Лист двадцать третий, версо.
Ян-дурак тогда бросился в ткацкий посад,
неумыт и небрит (в смысле – был волосат),
С речью он обратился к швеям и ткачам
(были в древности неравнодушны к речам),
он сказал им:  «Сотките мне саван
и тогда я убью мертвеца, упыря!
А ткачи, закричав: «Наконец-то! Ура!», –
стали ткать ему полным составом.

А потом Ян-дурак отыскал кузнецов,
произнес (угадайте, что он произнес):
«Самый жуткий и подлый из всех мертвецов,
нашу родину жутко и подло разнес
на кусочки!
На подвиг отчизна зовет!
На борьбу! Помогите же мне, мужики!
Мне для этого нужен железный живот
и перчатка из стали для правой руки.
Кузнецы стали сразу перчатку ковать
(это лучше, чем лично идти воевать).

И пошел к землекопам решительный Ян,
а потом навестил камнетесов,
закричал «Венсеремос!» и «Но пасаран!»,
задал им сорок восемь вопросов.
и минут эдак семьдесят кряду
им читал по бумажке...
ТИРАДУ!
(На Востоке, на Севере, Западе, Юге,
есть и были не только лишь скучные речи,
но филлипики, дискурсы, спичи, речуги,
выступленья, анафемы, ругань и встречи.)

Лист двадцать четвертый, ректо.
Отрывок Пятнадцатый
ЯН И МЕРТВЕЦ

Ян-дурак был наряжен, готов, снаряжен,
и  ближайшею ночью полез на рожон:
он перчатку надел, белый саван надел,
и железный живот пристегнул к животу,
кто-то умный от страха бы похолодел,
а дурак напевал и на все наплевал,
сам поел творога, молока дал коту,
сыновей на прощание поцеловал,
керосиновый свет за собой потушил,
а потом поспешил, поспешил, поспешил –
Ян-дурак должен был торопиться,
потому что мертвец-кровопийца,
гадко выл-завывал и людей убивал,
потому что был гад и убийца.

Мертвец дурака увидел издалека
и подумал: «Я ща этого сопляка...
Только как же лох от ужаса не усох?
Ну-ка стой, ни с места и хендехох!»
Ян-дурак не бросился наутек,
он сказал злодею: «Привет, браток!
Ты чего кричишь на порядочных упырей?
Извинись и иди себе, не болей!
Я потомок вурдалаковых королей,
я с вампирами – водой не разлей!
Погляди, какой на мне саван,
на зависть мертвым красавам! »

Лист двадцать четвертый, версо.
А мертвец отвечает: «Ты, паря, не врешь?
Ты на мертвого что-то не шибко похож!»
«Ты пощупай живот! – отвечает дурак, –
Он холодный как лод. Он холёдный, как лёд!
Так что я – стопроцентный и мертвый мертвяк!
Я такой же, как ты, совершенно такой!
Я пришел сюда из ядовитых болот!»
И пожал ему руку железной рукой.
Удивленный мертвец завертел головой:
«А я думал ты этого... типа... живой.
Ну, а если ты этого... типа... мертвец,
пачиму ты смиёшса, как будта вдовец?»
Почему тебя жар изнутри не палит?
Почему у тебя ничего не болит?
Или жажды тебя не сжигает огонь?
И ни кровь не нужна тебе, ни самогон?»

А дурак говорит: «Ты дурацкий дурак!
Есть за лесом река, за рекою овраг,
за оврагом пещера с названьем «ТартАр»!
Там по дну протекает волшебный ручей,
холоднее, чем снег, кипятка горячей,
там вода – настоящий нектар!
Я тебя отведу, я тебя научу:
выпей этой волшебной и сладкой воды...»
Отвечает мертвец: «Для чего мне туды?
Не воды я, а крови хочу!»
Ян-дурак говорит: «Ты дебильный дебил!
Хоть меня ты сейчас без нужды перебил,
я готов повторить тебе дважды –
там родник утоления жажды!
Там родник утоления жажды любой,
выпив этой воды, прозревает слепой!
Ты послушай, браток: сделав первый глоток,
разомлевший почует в груди холодок,
неудачнику скажут, что он молоток,
превратится в актера рябой!
Бледный станет румян безо всяких румян!
И румын набьет леями толстый карман!
Не захочется вшивому бани!
Станет Мойша врачом, а бедняк богачом!
Станет каждый таджик коренным москвичом,
пан найдет раскрасавицу-пани!
Выпей этой воды – будешь жить поживать,
ради смеха и спорта людей убивать,
ты забудешь, что значит от жажды томиться,
если выпьешь волшебной водицы!»
И ответил покойник: «Душевно... лады!
Отведи меня, паря, туды!»

Лист двадцать пятый, ректо.
Отрывок Шестнадцатый
ЛОВУШКА

А сейчас... А сейчас я, друзья, расскажу,
что вообще-то понятно любому ежу:
Ян совсем не хотел мертвецу помогать,
он решил мертвецу (извините) солгать!
Обхитрить, объегорить его и еще
понавешать лапши ему на уши
(и хоть врать, разумеется, нехорошо –
отнеситесь к нему понимающе!).
Взять его на арапа и пушку
завести вурдалака в ловушку,
в западню! Как бы вам объяснить половчей…
Протекал рядом с городом скучный ручей,
по земле каменистой, сырой и ничьей,
рядом были болота, звериные тропы,
И явились всем скопом туда землекопы,
Ян сказал им: «Камрады, амигос, моншеры!
Вот вам план глубоченной ловушки-пещеры!
Вы по этому плану копайте здесь яму,
помогите отчизне, народу и Яну!
Грабари стали землю киркой колупать,
и копатой лопать, и лопатой копать,
а потом отдыхать и работать опять,
рыли вглубь и направо, налево и прямо
получилась яма!

И была она так глубока и черна,
что казалось, в ней не было дна.
Землекопы, работу свою завершив,
поднимались оттуда полдня!

Лист двадцать пятый, версо.
А потом камнетесы притопали к Яну,
они были могучими, злыми, небритыми,
стали камнем выкладывать страшную яму –
валунами, базальтом, гранитными плитами,
отдыхали и ели селедку с батоном,
а потом собирались и с новыми силами
били молотом и заливали бетоном,
громыхали кайлами, стучали зубилами.

Чтоб гранит под землей мертвеца удержал,
чтоб его завалить валунами на дне,
чтоб стены не прорыл, чтобы не убежал,
чтоб остался упырь навсегда в западне!

Лист двадцать шестой, ректо.
Слышен, слышен громовой
тяжкий топот ломовой.
Бегемоты-першероны
валуны везут на склоны
и булыжник, и бетон,
глыбу в десять тысяч тонн!
Это снится?
Нет не снится -
слышно как кричат возницы
слышны ругань, гомон, песни,
«Осторожно!», «Вира!», «Майна!».
Что им надо в этом месте?
Что им надо?
Это тайна!

Лист двадцать шестой, версо.
Согласитесь, совсем неплохая идея –
обдурить, обмануть, заманить лиходея,
в каземате базальтовом замуровать и
пусть гниет там без света, еды и кровати.
Пусть он топает грозно и стены громит –
не поддастся, не треснет базальт и гранит!
Пусть он мертвыми пальцами камень скребет,
пусть он вылезти хочет, кричит и ревет –
он останется в этой пещере навеки
и свободно вздохнут в городах человеки!

Ах, какой коварный план, умный-хитроумный план!
По лесам и по полям шли весь день мертвец и Ян.
Быстро, резво, еле-еле, шли, не пили и не ели,
шли они между полян, через чащу, там, где ели,
по горам и по долам и притопали к пещере!

Лист двадцать седьмой, ректо.
Отрывок Семнадцатый
КОНЕЦ МЕРТВЕЦА

Было очень непросто туда залезать –
всюду камни, сплошные гранит и базальт,
не видать ни хрена, чернота, глубина
и кругом – тишина, тишина, тишина,
слышно только – журчит ключевая вода.
А мертвец – загорланил и прыгнул туда,
чтоб волшебной водицы напиться...
Не заметил ловушки тупица!

И Ян тогда крякнул условленным кряком,
он звякнул секретным малиновым звяком,
он свистнул каким-то особенным свистом,
истошно мяукнул условленным мявом,
он хлопнул в ладоши особенным хлопом.
Ян был героическим, хитрым и быстрым
и подал команду не менее бравым
ткачам, мужикам, кузнецам, землекопам
которые прятались сзади и сбоку
в засаде, устроенной неподалеку.

Вся эта огромная масса народу
услышав условные звуки и кряки,
рванулась к огромной, базальтовой глыбе,
и глыбу столкнула к пещерному входу!
(Не только покойники и вурдалаки,
но даже поддубные и чемпионы
от входа ее откатить не смогли бы.)
Она была каменна и многотонна,
ее укрепили раствором бетона,
потом валнунами ее закидали
и слоем щебенки покрыли метровым,
но это детали, все это детали,
а главное то, что мертвец замурован!

Лист двадцать седьмой, версо.
Мертвец замурован, мертвец в западне,
он мечется, бьется, буянит на дне
он вылезти хочет, скребет валуны,
но крепко бетоном они скреплены!
Он бьет головою в бетонные плиты,
колотит ногами базальты, граниты –
тогда начинается землетрясенье
и буря – на небе не видно луны,
от страха в стране просыпаются семьи
и воют тревожно собаки на сене.
В бессилье он камни слюнявит и гложет!
Напрасно! Ему ничего не поможет!
Мертвец утихает, страна засыпает,
беспамятство все на земле засыпает,
жизнь катится дальше спокойно и ровно,
довольно, счастливо, богато, бескровно.
Никто мертвеца не боится, не помнит,
а строят хоромы со множеством комнат,
играют в лото, ожидают мессию,
смеются и благодарят амнезию.

Самый последний лист, ректо.
Последний Отрывок
..............................

А где же герой? Где тот самый ОДИН
(Как звали его? Вольдемар? Константин?),
кто в битву вступил с упырем окаянным?
(Нет, все-таки... кажется... звался он Яном...)
Он стал королем?
Да, ему предлагали...
Давали корону и тыщу регалий.
Но он отказался и не захотел,
сказал, что работа и множество дел,
что времени нету, что денег в обрез,
что должен на завтрак сварить геркулес,
что хочет узнать, где зарыты собаки,
узнать, где зимуют озерные раки...
Чтоб после дождя приходили в четверг,
что младшую дочку назвали Тамар,
что надо коптить еще окорока...

Короче,
не стал королем Вольдемар,
Не стал королем,
предложенье отверг.

А что ожидали вы от дурака?

Самый последний лист, версо – пуст.