Неписаный кодекс

Старый друг лучше новых двух (поговорка).
               
                Дорогой маме, Малыгиной (Ушаковой) Галине Ивановне, посвящаю

Мы с Галочкой всю жизнь нуждались друг в друге

 — Я на полгода Галочки постарше, с 1927-го. Она всё гордилась: «Саня, я ведь тебя моложе...» А гляди-ка, первая меня оставила. Тоже мне, подружка. Ну да ладно, она ушла, скоро и я к Галюшке приду, встретимся опять... - начала Александра Петровна Скоморохова нелёгкий разговор, на который я напросилась. Об удивительном, нерушимом союзе двух сердец. О том, как пережила женская дружба закадычных подруг Шуры и Гали трудное военное время и сложности социалистических пятилеток, эпоху политических перемен и экономических перестроек, семейных неурядиц... И только крепла все 66 лет.

  Боевые были девчонки
   
 Дружба — это экзамен людей на духовную прочность. В «Словаре практического психолога» С.Ю. Головина читаю: «Дружба предполагает следование неписаному «кодексу», утверждающему необходимость взаимопонимания, взаимную откровенность и открытость, доверительность, активную взаимопомощь, взаимный интерес к делам и переживаниям другого, искренность и бескорыстие чувств». Неписаный «кодекс» девчонки усвоили ещё подростками, когда бок о бок выполняли непосильную мужскую работу: валили и сплавляли по реке лес, устраивали комсомольские субботники по заготовке дров одиноким вдовам, сдавали нормы сена государству...
— Закалка была хорошая, особенно в первые годы войны. Спрашивали с нас, как со взрослых. А чего мы умеем? Стали однажды подпиливать толстую лиственницу — пилу зажало. Вокруг дерево топорами обтюкали, а оно не падает. Не знаем, куда толкать. Да и силёнок маловато. Мастер нас пожурил, что всё делаем неправильно, а мы с Галей давай пиле гимн петь: «Ты жертвою пала в борьбе роковой...» Хохочем! Боевые были девчонки.

Женское начало
   
 Но женское начало тяжёлой работой не вытравить: по вечерам девушки находили силы плести ажурные покрывала и подвесы для кроватей, трепетно готовили нехитрое приданое — грубые тканые сорочки украшали вязанными крючком лямочками и оборками. Юность волновала надеждами...
— Бегали в клуб. Электричества не было — керосиновая лампа да фонарики. Под балалайку водили «восьмёру», в «ручеёк» ходили. За мной стал ухаживать офицер — из армии к родственникам приехал. Поповых-то помнишь? (Как не помнить! – отец всю жизнь маму к нему ревновал. Хотя никто из нас его ни разу не видел – жил где-то в городе). А я гордая была и вечно всё себе портила. Закапризничала, а Сергей, видно, хотел мне потрепать нервы и в отместку пошёл Галю провожать. Наверно, он тоже ей понравился, раз пошла с ним гулять.
— Так не всё, значит, в вашей дружбе было по «кодексу»? — вырвалось у меня.
— Я на Галю даже не обиделась. Она ведь вольная. А Сергея не простила. И на письма отвечать не стала. В Германии служил мой ровесник из соседней деревни, Яша. Ещё в школе кричал: «Я Саньку люблю, на ней жениться буду!» Засыпал письмами, стал замуж звать. У нас с подружкой секретов не было. Я — к Гале: «Пошла бы замуж за Яшку?» «Пошла бы», — говорит. «Ну, тогда и я пойду!» Вот и нагулялась.
   А после войны в деревню вернулся ваш будущий папка Николай в орденах и медалях, свободный кавалер, герой! Решил за Галей приударить. Как-то его мать давай на меня ругаться «присушницей» - Николай-то со мной сначала дружить хотел! Я - в рёв, а у Гали язычок острый, она при случае и уколола ухажёра: «А ты у мамы отпросился меня провожать?» Он долго потом нам этот случай припоминал, сердился на обеих.
   Девушки писали друг другу письма, даже если расставались ненадолго:
«Здравствуй, дорогая Галочка! С горячим приветом к тебе Саня. Дорогуша моя, поверь, как скучно без тебя. Сегодня уже ходила на почту, спрашивала, есть ли от тебя письмо, но, может, ты еще не написала. Возможно, живёшь тут весело, так про меня и вспомнить не захочешь, а я всё про тебя только и думаю... Всё, милушка моя, теперь жду от тебя.
22/08, 1949 г.» (это письмо, согревающее подругу всю жизнь, мы, дети Галины Ивановны, нашли среди ценных бумаг матери и вернули на память автору).
   В 1950 году сыграли свадьбу Галина и Николай.

Каждый день её вспоминаю
   
 А в следующем пришла к подружкам разлука: чета Скомороховых переехала в Северодвинск. Малыгины остались в родной деревне.
— От работы света белого не видели, детей рожали да растили. Мы с Яковом воспитали троих, все в люди вышли, внуки взрослые. У Галины с Николаем четверо, тоже всех выучили, грех обижаться. Первенец, Виктор-то, мой крестник. Четырежды прабабушкой подруга успела стать. Мы с Галочкой всю жизнь нуждались друг в друге. Родителей вместе пришлось хоронить, мужей терять. Всё рядом. До последнего часа не расставались. Даже когда Галина зимой в городе у детей жила, все равно каждый день созванивались, подолгу говорили о том, о сём.
Всю судьбу друг у дружки знаем наизусть. Все болячки на старости выучили. Галина, правда, всегда приговаривала: «До ста ещё далёко. Будём жить!».
...Словно предчувствуя неладное, подруги в одну из встреч дольше обычного говорили за жизнь взахлёб, «обо всём, обо всём», и никак не могли наговориться. «Как мы хорошо, Саня, с тобой сегодня поговорили, — уходя, сказала в крыльце Галина Ивановна. — Я еще загляну к тебе перед отъездом...» Но разговор по душам оказался прощальным…
— Каждый день её вспоминаю и читаю за Галочку молитвы, — Александра Петровна тяжело поднялась, взяла с серванта молитвенник, открыла «канон за преставившегося»:
— Спасибо, дорогуша, что пришла. Я будто с Галей наговорилась.
…Спустя год неразлучные подруги – моя мама и любимая т. Шура – встретились…