серия Почти забытые поэты. К. А. Большаков

Константин Аристархович Большаков

Кому из современных читателей, даже искушенных в отечественной литературе, говорит что-либо имя Константина Аристарховича Большакова, весьма плодовитого, талантливого поэта и прозаика, творившего в эпоху так называемого «великого перелома» и ставшего жертвой этого страшного для России времени?
Коренной москвич, он родился в 1895 г. в семье управляющего Старо-Екатерининской больницы, что на 3-й Мещанской, преобразованной в 1923 г. в МОНИКИ (Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М.Ф.Владимирского).
Уже его юношеские литературные опыты, относящиеся к периоду 1904-1910 гг., времени пребывания Большакова в 7-ой московской гимназии, вылились в первую книгу стихов и прозы «Мозаика», изданную в Москве в 1911 г., когда молодому автору не было еще и 16 лет.
Художественное оформление книги осуществил весьма известный график Дмитрий Моор (Орлов, 1883-1946 гг.) И хотя стихи этого сборника в значительной степени носили подражательный характер — в них явно чувствовалось влияние Бальмонта, они вызвали теплый отклик взыскательного и скупого на похвалы Н.Гумилева.
Он писал в 6-м номере «Апполона» за 1911 г.: «Мне кажется, только неопытность и неумение критически относиться к своим произведениям мешают К.Большакову, автору книги «Мозаика», перейти из разряда способных в разряд одаренных. Решительно дурны только первые стихи, от всех этих былинок и ветерочков, воспоминаний и мечтаний веет тяжелой скукой, но зато следующие подражания Бальмонту, иногда даже слишком рабские, радуют подлинной непосредственностью и какой-то особой, юношеской восторженностью».
В эти же годы происходит знакомство Константина Большакова с Валерием Брюсовым.
После окончания гимназии в 1913 году Большаков поступает на юридический факультет Московского университета. Тогда же, осенью 1913 г., выходит его небольшая литографированная поэма « Le future» с иллюстрациями Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой — книга, тотчас запрещенная и конфискованная цензурой за «безнравственные» иллюстрации Михаила Ларионова. (Лишь ничтожно малое количество экземпляров попало к читателям.)
Вадим Шершеневич, поэт и писатель, вспоминал позднее по поводу сборника «Le future»: «Большаков выпустил книгу стихов. Стихи были почти слабые и почти приличные. Цезура конфисковала сборник. Откровенно сказать, оснований для конфискации не было, и она могла объясняться только дурным настроением цензуры. Конфискация сборника стихов, да еще по обвинению в порнографии, была явлением по тем временам настолько редким, что это сразу создало шум вокруг имени Большакова». И далее: «…Большаков пришел к футуризму сразу, как только открыл поэтические глаза. А глаза были большие, глубокие и искренние. Хорошие были глаза».
В том же 1913 г. в издательстве «Мезонин поэзии» выходит еще один поэтический сборник «Сердце в перчатке». Название книги Большаков позаимствовал у французского поэта Ж.Лафорга. Обложка книги принадлежала той же Наталье Гончаровой.
Выход в свет этих сборников поставил Константина Большакова в первые ряды русских футуристов, да и сам поэт с 1913 г. стал считать себя членом этого литературного сообщества. Он писал в своей автобиографии: «Стихи начал писать с 14-ти или15-летнего возраста. Примерно около этого же времени – встреча с В.Я.Брюсовым. На наивно-обязательный вопрос: «Стоит ли мне писать», — получил пространное наставление, как и над чем нужно работать, чего добиваться, к чему стремиться. Этими предначертаниями руководствовался, очевидно, мало (…) Вышедшая книга стихов в 1913 г. «Le future» (кстати, конфискованная царской цензурой), поставила меня в лагерь тогдашних футуристов. Через год-два юношеское тщеславие могло удовлетворяться рецензиями и заметками, называвшими одним из мэтров новой школы».
Здесь К.Большаков имел в виду Б.Пастернака, которым он был отмечен «…как один из наиболее талантливых футуристов, как истинный лирик».
И действительно, в стихах Большакова соединились черты поэтики Маяковского и Северянина, а заумное стихотворение «Весна» прославило поэта в литературных кругах.

Стихотворения 1918 г
«Вы носите любовь в изысканном флаконе...»
Вы носите любовь в изысканном флаконе,
В гранёном хрустале смеющейся души.
В лазурных розах глаз улыбка сердца тонет.
В лазурных розах глаз – бутоны роз тиши.

Духи стихов в мечту, пленительных в изыске,
Пролив на розы глаз в лазурных розах глаз,
Вы прошептали мне, вы прошептали близко,
То, что шептали вы, о, много, много раз.

Вы носите любовь в изысканном флаконе.
В гранёном хрустале смеющейся души.
И запах роз мечты моей не похоронит,
Что прошептали вы, что сказано в тиши.


Стихотворение 1916 г
И еще
В час, когда гаснет закат и к вечеру,
Будто с мольбой протянуты руки дерев,
Для меня расплескаться уж нечему
В этом ручье нерасслышанных слов.

Но ведь это же ты, чей взор ослепительно нужен
Чтоб мой голос над жизнью был поднят,
Чья печаль, ожерелье из слезных жемчужин
На чужом и далеком сегодня.

И чьи губы не будут моими
Никогда, но святей всех святынь,
Ведь твое серебристое имя
Пронизало мечты.

Не все ли равно, кому вновь загорятся
Как свеча перед образом дни.
Светлая, под этот шепот святотатца
Ты усни...

И во сне не встретишь ты меня,
Нежная и радостно тиха
Ты, закутанная в звон серебряного имени,
Как в ласкающие вкрадчиво меха.

Сегодняшнее
                Маме
Кто-то нашёптывал шелестом мук
Целый вечер об израненном сыне,
В струнах тугих и заломленных рук
Небосвод колебался, бесшумный и синий.

Октябрьских сумерек, заплаканных трауром
Слеза по седому лицу сбегала,
А на гудящих рельсах с утра «ура»
Гремело в стеклянных ушах вокзалов.

Сердце изранил растущий топот
Где-то прошедших вдали эскадронов,
И наскоро рваные раны заштопать
Чугунным лязгом хотелось вагонам.

Костлявые пальцы в кровавом пожаре вот
Вырвутся молить: помогите, спасите,
Ведь короной кровавого зарева
Повисло суровое небо событий.

Тучи, как вены, налитые кровью,
Просочились сквозь пламя наружу,
И не могут проплакать про долю вдовью
В самые уши октябрьской стужи.