стена плача

История простых не ведает имён,
И сохраняет не всегда, что нужно,
И лезет к нам из глубины времён,
Что может показаться чуждым,

Кто виноват, кто это записал,
Не исказив самих событий, смысла,
И сам, при том, предателем не стал,
Иль так, оно само собою вышло?

Я полностью не доверяю тем,
Кто в гуще был и не запятнал имя,                Тем более не верю я совсем,
Принесшим зло поступками своими.

Я вспомнил иудейскую войну.
И поступь грозных легионов Рима.
Деянье, недоступно моему уму -
Сожженье храма Иерусалима.

Да, это был великолепный храм!
Красив, огромен,  светел,
Ведь Богом был начертан его план,
Чудесней не было на белом свете.

Храм Бога на холме стоял,
Пленяя всех красою своих линий.
Он дивною жемчужиной сиял,
И зависть вызывал богатствами               
своими.

Вновь возрождалась Иудея,
Чуть-чуть оправившись от ран,
Нерон взбешен, от ярости немея,
Послал войска, их вел Веспасиан.

Так ярко описал Иосиф Флавий
Последние страданья Иудеи,
  И Тита, сына консула восславил…
Не потому ль, что был с петлей на
шее?

Потом он вспоминал предсмертные
слова 
Друзей своих: «Иосиф, нам скажи,               
От горя ли твоя свихнулась голова,
Что ты решил римлянам послужить?

Не ты ли  призывал всех нас к свободе?
Иль показная твоя храбрость - ложь?
На внешность ты остался тот же, вроде,
Присмотришься, ты на раба похож.

Как скоро ты успел забыть себя,
И славу своей мудрости недолгой.
Свободы свет, особенно любя,
Забыл о Родине, о Боге и о долге!»

Ответ Иосифа: «Коль от меча умрём,
Погибнем все, проигран нами бой,
Ущерб врагу тогда мы нанесем,
Коль иудей останется живой!»

Осунулся, поник Иерусалим,
Над городом ни облачка на небе.
Над крышами курятся пыль и дым,
Храм Бога цитаделью не был.

Но крепки и надежны, толсты стены,
Под их защиту шел сюда народ.
Здесь защищался прежде, несомненно
От сына Бога царь Ирод.

А в римском стане пир горой -
Там мясо, фрукты, свежий хлеб,
Там песни слышатся вечернею порой,
А за стеной Иерусалима смеха нет.

А за стеной уныние и голод,
И тошнотворный трупный смрад,
Валялись на земле там стар и молод,
Там сын лежал, отец, жена и брат.

Кто мёртв, кто внешне ещё жив.
И мир пустым обводит взором,
Кто бьется из последних сил,
Чтоб в битве умереть, но избежать
позора!

Лежит не преданным земле,
(Хоть истощенное, но молодое тело),
Воронья стая кружится везде,
Стремясь заняться своим делом.

Оскалив в смерти зубы, мёртвых
много.
То в одиночку, то лежат горой
Живые им завидуют немного,
Что те успели обрести покой.

Из рва - тяжёлый смрадный дух,
Заполнен мертвыми телами,
Жужжат рои зелёных крупных мух,
(Не передать обычными словами).

Со стен бросают в ров остывшие тела -
Раздуты, с гноем, гнилью,
Отсюда дымка темная плыла,
Смешавшись с городскою пылью.

Защитников осталось слишком мало,
Готовых хоть держать оружие,
Храм подожжен и ясно стало,
Что город обречён, он Господу
не нужен.

Холм клокотал, охваченный огнём,
Он стал туманно огненным,
безликим.
Сокровища бесценные горели в нём,
Тела пылали, раздавались крики.

Плывут над храмом дым и вонь -
Судьба ужасная такая…
Бросались обреченные в огонь,
Меир, сын Белги, Иосиф, сын Далая…

А по земле ручьями лилась кровь.
(Убитых больше, чем убийц).
Пылает злоба, свержена любовь,
Но люди не склонились ниц!

Рыданья, вопли рвались к Богу.
Легионеры шли по трупам,
Рубили женщин, стариков, убогих
И места нет, где было б сухо

От крови. Враг поджигает галерею,
На ней восставших тысяч шесть,
Живые люди факелом горели,
Бросались вниз, ускорив свою               
смерть.

Последней пала цитадель Масады…
Чтоб в плен родные не попали,
Защитники, не выдержав осады,
Родных детей и женщин убивали.

И приняли последний тяжкий бой -
Кто ранен был, тех сами добивали,
Шли на римлян живой стеной,
Из жизни уходили без печали.

               *   *   *
Триумф отметил император,
Торжественно въезжая в Рим.
Сидит на колеснице император,
Ведут толпу невольников за ним.

Цепями скованы  и плотными рядами
Мужи и женщины с детьми.
Входили в вечный Рим, рабами,
(Здесь суждено закончить дни).

Друг императора, Веспасиана Тита,
Патриций, иудей, Иосиф Флавий
Шёл впереди, не лаврами увитый,
А символом позора  и бесславия…

Шёл босиком, в набедренной повязке
С верёвочной петлёй на шее.
В одной с другими символами в
связке,
С сановниками бывшей Иудеи.

А триумфатор гордо восседал,
Когда внизу гремел цепями друг.
Сегодня  император Тит устал
От прежних и от новых слуг.

Рим ликовал. Пророчество сбылось,
Израиль пал, исчезла Иудея,
И слишком долго ждать пришлось
Начала возрождения евреям…

Прошли века над бедною страной.
Успехи редки, нет удачи.
Стоит еврей пред каменной стеной
И молится, и горько плачет.

В душе у каждого своя стена,
А это, что ни будь, да значит.
Когда в беде  находится страна,
У каждого стена страданий, плача!

Историю не только нужно знать,
Пусты слова о счастье и удаче.
И должно по достоинству воздать,
Чтоб не стоять перед стеною плача.

Нет, не настал ещё конец пути,
Ещё не сбылись все мечты евреев -
Не сорок лет пустынею брести,
Не времена пророка Моисея.

Предатели всегда есть среди нас,
Завистники, бездельники, тем паче.
Возможно, только поняли сейчас,
Что создали условия для плача!

А будет ли стена, иль божий храм, -
Пусть и звучит всё это святотатством, -
Я голову на отсеченье дам –
Ввергается  народ мой в рабство.