У музея мягко на полке...

У музея мягко на полке.
Только вжился в тряпичную роль,
Смотрит двустволка колко,
Со стеллажа, в глаз, а не в бровь.

Влажный шорох стоглазый,
Напряжение держит минут.
Стену бы мелом замазать.
Да сторожу уснуть не дадут.

Буквы, труха и опилки,
Ржавчина, булатная сталь…
На Берег Лазурный любовником пылким
Опять навевает мистраль…

И кажется –– в пустыне Сахаре песок бесконечен.
Но у Времени иной заряд.
Его песчинки Малютой заплечным
Память покрыть норовят…

А она просит припомнить её.
Старуха. Или ещё молодая мать.
Изукрашенное резьбой ружьё.
Надо только текст прочитать.

История разложена по полочкам, полкам.
Но Содом залез в архив.
Как реквизита пыльная горка,
Дата костьми глядит.

Глянец слезает, усатый и бравый.
Победоносный мундир,
Уже не проходит парадом Варшавой,
Цветёт погружённый в ил…

Муляжи заменяют выбывших в строе.
Слоем за слоем, реконструкцией с реставрацией.
И вот уже племя новое, молодое,
Полностью сменило собою старших.

Лица похожи. Копий рати
На иерархической лестнице смены оригиналов.
Смотришь рескрипт забытого века ––
Неужели он такой старый?

А ветер движет снега и барханы,
Засыпает на ходу и дома'.
События не исчезают нирваной,
Музей в квартиранты принимает века.

Хитон, венок уже не лавровый,
Ближневосточный мрамор.
Но дата стоит –– указ царёвый, ––
Моложе в две тысячи с чем-то раза.

Не верь глазам –– говорят таблички.
Их почерк красив и строг.
Люди делают умные личики,
Черепки пиная с глупостью ног.

А весна наводит свои порядки.
В сетки на входах видна метель,
Платки на носах проходящих.
И хочется в дождик, в апрель…

Но –– мягко в витрине,
Как на пуховой перине
Дня разгула свадьб тополей.
На улице –– лица щекочет и липнет,
Внутри –– эпохи
На дне тёплых морей.



 27 мая 2013
(навеяно 18 марта 2013 в Ночь музеев)