Путь. Истина. Жизнь. -49

ПУТЬ. ИСТИНА. ЖИЗНЬ
(Новая книга стихов)
(Продолжение)

ИЗ ЖИЗНИ РОССИИ

Поэтическое приложение

Эпиграф:

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.

А.С. ПУШКИН

НА СМЕРТНОМ КРЕСТЕ

Мы ругаем тебя чуть не матом,
Что ты в рабской живёшь нищете.
Ну а ты не живёшь – ты распята,
Как разбойник на смертном кресте.

В удивительных водах крещенья,
Что и вправду сама чистота,
Ты святое избрала служенье
Незапятнанной правде Христа.

Долго к жизни в Христе привыкала,
Груз языческих пут волоча.
И уж камнем незыблемым стала,
Но в вольтеровский век потеряла
Остроту неземного меча.

И, сам меч потеряв напоследок,
Ты тропинкой Иуды пошла.
Тот за тридцать еврейских монеток,
Ты бесплатно Христа предала.

И однако не все россияне
Покорились ударам хлыста!
Звёзды тысяч имён воссияли
За великую правду Христа.

Конвоиры кричали: «А ну-ка
Сбросьте крестики! Будет наука
Остальным с вашей лёгкой руки».
Вы в ответ им: «Да нет, большаки,
Ни к чему нам иудова мука.
Лучше сразу стреляйте, братки».

Но другие, не ведая сраму,
Принимали как должный удел,
Что взрывали часовни и храмы
И вели христиан на расстрел.

Широко шла Россия, да тесно
Вышла к подлости и нищете.
Дал Господь ей последнее место –
На кровавом голгофском кресте.

На кресте векового безверья,
На кресте векового вранья,
На столетнем кресте лицемерья –
Под нависшею тьмой воронья.

И летят сквозь потёмки и стылость
Пустобрёхов кремлёвских слова,
Что Россия уже возродилась,
А Россия – почти что мертва.

Гей, Россия! За прошлые бденья,
За остаток растраченных сил
Испроси у Владыки прощенья,
Воскресенья нам всем испроси!

Может, ради нездешнего света
На последней туманной черте
За раскаянье честное это
Он простит нас на смертном кресте.


МАТЕРИНСКОЕ ГОРЕ

Сатин на зеркальном стекле,
Еловая веточка с шишкой
И цинковый гроб на столе
С неровно запаянной крышкой.

Мать ходит сама не своя,
Не знает ни сна, ни покоя.
«Сыночек!.. Кровинка моя...
За что же нам горе такое...»

Очнувшись, к соседям идёт,
С бедою своею безмерной.
Там сварщик совхозный живёт,
Сейчас отдыхает, наверно.

Мать, сердце сжимая рукой,
Ему объясняет нескладно:
«А вдруг там не сын, а другой...
Неладно тут что-то, неладно...»

И сварщик отводит глаза,
Обидеть отказом не смеет.
«Вскрывать-то, сказали, нельзя.
Да ладно. Приду, как стемнеет....»

Вот скрипнуло к ночи крыльцо.
И пламя трещит голубое.
И мать увидала лицо.
Не сына, а чьё-то чужое.

Чужой, сшитый ниткой висок...
На жёлтом чужом подбородке
Прильнул к волоску волосок...
А так, по годам, одногодки...
И сердце замедлило бег.
Нет слёз, да и сил уж остатки...

«Пусть прокляты будут вовек,
Кто смерти предал вас, ребятки...»


АХ, КАК НЫНЧЕ ВЛАСТЯМ ЗАХОТЕЛОСЬ...

Ах, как нынче властям захотелось,
Чтоб российская наша печать,
Рабской жизни впитав мягкотелость,
Научилась о правде
молчать!

Чтоб за ломтик бесплатного сала,
Поднимая, как знамя, враньё,
Лишь о путинской своре кричала,
О великих успехах её.

И ни слова –
не сметь вспоминать их! –
Ни о цинковых скорбных гробах,
Ни о тихих, голодных проклятьях
У старух-стариков на устах.

И не стало газет.
Горы хлама.
Да в каком изобилье большом!
Всё реклама,
реклама,
реклама!
Всё красотки!
И всё нагишом! –

А трава-то без дождичка вянет.
И в затихшем просторе пустом
Зреет слово.
Которое грянет.
Просто так.
Без газет.
Словно гром!

(Продолжение следует)