Про суб-ультра-сверхЕмелю Часть 1 глава 3

   СКАЗ ДА ПРИСКАЗ БЫЛЬ-ДА-НЕБЫЛЬЁ

Если, скажем, человека
долбануть по голове,
разве сможет он скумекать,
выбрать правильный ответ?

А Емеля - простодушен,
не мудрен, не искушен -
был телесно оглоушен
и научно оглушен…

Из народа шишел-вышел.
Что возьмешь с него? Село!
Хорошо еще что крышу
напрочь парню не снесло.

И не мня себя героем,
не выпучивая грудь,
захотел он обустроить
жизнь свою хотя б чуть-чуть…

Пожелал хотя бы ночку
обустройству посвятить.
Ну и кто за это бочку
на него начнет катить?!

               ххх

Вот стоит он бледный, бедный,
трезвый, ни в одном глазу!
Тонкий лучик бьет последний
в набежавшую слезу.

Солнце село за оврагом
и завьюжила метель…
Сколько ж длилась вся бодяга,
в смысле эта канитель?!

Укололо среди ночи
при полнехонькой Луне.
А уже, промежду прочим,
день закончился вполне…

А казалось две минутки
шли торги… А тут беда:
Пронеслись почти что сутки
мимо, значит… И куда?

Если было б всё игрою,
если б всё навек забыть…
Всё ж Емеля сверхгероем
не готов ещё был быть…

После этой переделки
хорошо, что весь живой…
Но не весь в своей тарелке,
и отчасти сам не свой!

«Может, - мыслит, - полечиться,
каруселью не вертясь?
Вмазать литр и отключиться?
И катись оно к чертям…»

Руку чуть приподнимает.
Как там: «Выпивки… вперёд!»
Но внезапно вспоминает,
что не курит и не пьет…

И при всем при том при этом
он, Петров, таков, каков…
Весь наполнен как бы светом
и здоров, как сто быков!

И душа зовет и страждет,
и еси на небеси…
Лишь конкретно мучит жажда
людям пользу принести.

И теперь, отнюдь, немало
человечество любя,
мыслит: «Всё же для начала
надо! что-то для себя».

И хотя внутри мешает,
и хотя в душе сосёт,
он решительно решает
что задумал, сделать всё…

Сам с усам… А кто на блюдце
разжует что так, что сяк?
Можно ведь и навернуться
с полной дурости впросак…

И чего? Пугает сложность?
Что же он? Страдал зазря?
Упустить теперь возможность?
Это как же так?! Нельзя!!!

В предвкушении дуреет…
А в душе желаний смерч -
очень хочется скорее
исполнения всех мечт!

А какая перспектива!
И всего колотит аж!
И пошел без перерыва…
И вошел в ажиотаж…
…………………..

Значит, первое делишко, -
начал пальцы загибать, -
чтобы, значит, на сберкнижку
мне легла ядрена мать…
               
Сумма… хватит миллион!
На харчи! Ведь я ж не слон!
Чтоб постиг я янь и инь,
каратэ и шаолинь…
Чтобы понял все секреты,
чтоб здоровым, значит, быть.
Чтоб ребром ладони это…
дров, к примеру, нарубить.
Чтобы всеми бил ногами,
чтоб вращая пируэт,
мог со всякими врагами
разобраться тет-на-тет.
Так! – загнул уже второй
и шепнул: чтоб геморрой,
больше не болел ни раза,
чтобы сгинула зараза,
в смысле, значится, здоровья:
стул, моча, анализ крови….
Чтоб все чисто идеально…
извиняюсь, ни глиста…
Чтобы, значит, визуально
привлекательным я стал…
В смысле писанным красавцем
из себя… (чего стесняться?)
Чтобы девки все при взгляде
были полностью в отпаде…
Ну, и чтоб, - запнулся, - орган
был того… чуть-чуть, немного…
А короче, чтобы ч-ч-член
был, короче, до к-к-колен…
Нет! В качель его… не надо,
Лучше, чтоб в качель… не падал…
Или… я сейчас подробно…
Тьфу! (Всё как-то неудобно…)
Нет! Не тьфу! Наоборот…
(Тут сам черт не разберет!
Эдак я формулировки
так загну без подготовки,
что загнусь на самом деле, -
испугался вдруг Емеля. -
Надо, как учила теща,
«выражаться много проще…»).
В общем, чтобы в сексе мне
было все вдвойне… втройне.
А точней - даю приказ,
чтобы больше в пять… шесть раз…
В семь… и в восемь… чтоб приятно…
В общем все десятикратно…
Ладно! - скрючил третий палец. -
Чтоб не трясся я как заяц!
Чтоб решителен и смел
был всегда и все умел…
И еще хотел я про
Клавку, чтобы как Монро,
как Мерлин и как Бриджитт,
я приду – она лежит!
Или лучше, чтоб ходила
и конкретно заводила…
Чтобы всем она владела,
когда делать это дело…
В смысле секса, значит, Клавка.
Вот, кажись, и вся заявка.
Нет! Еще! – загнул четвертый. -
Чтобы знал все анекдоты…
Впрочем это ни к чему,
лучше с Клавкой жить в Крыму…
Нет, при деньгах и при дамах
лучше с вилами в Багамах…
Мерседес. А лучше тройка…
Повар, блин, посудомойка…
Нет! Все это не годится,
лучше будет пусть столица…
Так! – загнул уже и пятый. -
Чтоб кремлевские палаты…
на Рублевке особняк…
…И тут раз! его столбняк,
словно громом поразил:
«Что же я нагородил?»

В теле общая хреновость…
Колотун нещадно бьет:
пробудившаяся совесть
сделать дело не дает…
Жил как все, как говорится,
не химичил, не борзел,
и всегда договориться
с этой совестью умел…
А теперь она с подвохом
крутит, душу бередя:
«Это ж ты надумал плохо…
Как же ты в глаза людям…
а повсюду разве мало
гибнут, жаждут и скорбят,
что ж ты, сволочь, одеяло,
тянешь только на себя!?»
И пошла такая тряска,
боль аж челюсти свела…
И так стыдно-то, что краска
даже пятки залила…
(Вот такая, значит, новость,
Вот таковский инцидент
Про проснувшуюся совесть…
Повести печальней нет!)


И ведь ясно - эта бяка,
как какой-то троглодит
в голове сидит, собака,
и оттудова вредит...
А прикинуть ежли здраво?
Ведь Емеле - лишь ему -
отдавала щука право
разбираться самому...
И в сомненьях пребывая -
может все же он осёл?
пятерней, не нажимая,
вскользь по черепу провёл...
"Как тебя там, гамма-бета,
в голове, ты помолчи
и, короче, совесть эту
мне, для дела, отключи..."
И внезапно, сразу, прежде,
чем до разума дошло,
в голове раздался скрежет,
продирая до кишок:
"Запрещенье варианта,
Поврежденная константа!
Сбой! Повторы, обращенье,
разрушенье, прекращенье…"
«Ну, приплыли! Эта ж хрень
будет вякать что не лень…
кажный раз исподтишка…
От неё ж болит башка!
Пухнет, точно в ней засор…
И за что болит?! За всё!
Эта бяка в ней сидит
и в свою дуду гундит?
- Ну-ка, гамма, выходи…
А не то, того… гляди…
Ща, как врежу, будешь знать...

Только как её достать?
Разбежаться и в прыжке
дать себе же по башке?

(ПРИМЕЧАНИЕ. Далее
необязательная
техническая часть).
"Эй! - позвал, - константа, мать…
хватит мозги полоскать…
всяку мне бузу бубнить…
Ты по-русски поясни…
Емельян поскреб за ухом!
- У тебя беда со слухом?
Четко задана программа
По корректировке хама
Статус, направленье, вектор…
Цель: развитие субъекта…
Результат конечный - разум…
В общем виде банных даза…
- Ты запуталась в словах?
- Есть помеха - голова…
- Голова?
- Там слово «мать»…
не дает формировать...
«Блин! Собака, как фигачит:
и уже не думай, значит…
Что не то тебе ругнуться,
в мыслях, блин, не заикнуться…»
- Вариант -  без головы,
отсечем… наложим швы…
«Не будить уж лучше лиха…» -
Емельян подумал тихо,
порешив остепениться,
про себя не материться...
- Информирую: контракт
позволяет мне контакт
пояснительный три раза…
Первый начат…
- Вот зараза!
- Некорректно слово, фраза...
Блок... контакт... прервать.. обязан...
- Эй, погодь! Какого хрена?!...
- Мозг извлечь... промыть... замена...
- Стоп! Вот этого не надо -
У меня уже порядок...
Ничего я не хочу...
Только… в тряпочку молчу!
- Принял. Понял. Обнуляю.
Разум. Шаг. Возобновляю.
- Мы с тобой дружить давай!
- Понял, принял, дружба, вай...
…Тем закончилась беседа
с головой в порядке бреда.
(ПРИМЕЧАНИЕ. Окончание
Технической части).

Как проруха на старушку –
руки стали обвисать…
И не то теперь макушку,
где зудит не почесать…
Видя все теперь иначе,
на себя он глядь-поглядь:
не поймет, как чушь собачью
мог себе, дурак, желать?!
И дырой в душе прореха –
и слепой, глухой, немой
констатировал: «Приехал!»
и направился домой…
А в душе такая скука…
Никого в том не виня,
лишь подумал: «Все же щука
одурачила меня».

…Долго ль коротко тащился…
Наконец, когда прибыл,
Клавка встретила: «Явился!
Где же ты, гаденыш, был?!
Ах, подлец, я извелась вся,
пока черт тебя носил…
Змей! По бабам, гад, таскался,
с мужиками, гнида, пил?!
Ой, погубит тебя водка,
ой, утопнешь ты в реке…
А меж тем и сковородка
замаячила в руке…
Перенервничала баба,
адекватен ее гнев:
лупанула (правда, слабо)
вскользь, два раза, по спине.
Он же после всех кошмаров
до того осоловел,
что не чувствовал б ударов
и бревном по голове…
Когда бьют, он парень вздорный,
сдачи даст всегда тебе.
А сейчас сидит покорный
сковородке и судьбе.
И меняет гнев на милость
Клавка - тоже не слепа:
«Что, Емелюшка, случилось?
Ну, куда же ты пропал?
Мы же глаз тут не смыкали,
мы ж Емеля во всю мочь
всем селом тебя искали
непрерывно день и ночь.
Криворученкова Нелька -
допилась уже, прикинь -
говорила, что тарелка
зависала у реки.
Трое суток выли волки
прямо тут, совсем вблизи.
А какие кривотолки
по деревне поползли…
Наш дурак, Семен Кандыбин -
знал бы тоже свой шесток -
говорил, что стаи рыбьи
улетели на Восток.
Иркин сын, кобель, сбесился,
как зовут его? Олег?
Говорил, что, мол, светился
и горел на речке снег!
А столичный Танькин хахарь,
все порвал, вот, без вранья,
ей чулки, себе рубаху
с криком всё: «Я, Тань, свинья».
А Наташкин уголовник
удивил недавно всех.
Бросил пить, а как не помнит…
И не пьет! Ну просто смех.
Мне самой тут непотреба
примерещилась во сне:
ты со мной, прикинь, на небо
лезешь голый по сосне…
А дружки твои косые
всё галдят, как вороньё…
мол, следы твои босые
оборвались полыньёй …
Забутыльник твой, ну, Славка,
доконать меня решил.
День и ночь: накапай, Клавка,
за помин его души!
А вчера пришел Потапыч,
сел на лавку и твердит:
съел Емельку-то, и плачет,
Чуда-юда-рыба-кит…
И я плачу! Нет Емели…
Нет, и господа моля…
- Сколько нет?
- Уж три недели…
- Три недели, мать моя…


Это ж как назвать? По-рыбьи,
так, молчком, ядрена вошь,
три недели взять и стыбрить
ни за здорово живешь…

Чуть дала образованье
и отправилась в бега,
А в основах мирозданья
тут пробелов до фига…

Колупайся, значит, с Клашкой,
жди, пока не вложат в гроб,
ползай-ёрзай здесь букашкой
как какой-нибудь микроб…

Бесконечности вселенной
смутно чувствуя масштаб,
видит он, какой он тленный,
как он жалок, глуп и слаб…

И он плюхнулся на лавку -
промелькнула жизнь-момент…
И так жалко стало Клавку
и себя, что силы нет…

Словно ливень, словно грозы,
словно вдруг беда стряслась:
человеческие слезы
покатилися из глаз.

Ну, конечно, нюнил в детстве,
с перепою - много раз…
А вот так, на ровном месте –
это ж подлинный маразм.

Клавка - бэмс! Об стол, об угол…
Замолчала, не грубит…
Лишь глаза её округло
вылезают из орбит.

Но себя забравши в руки,
что-то мелет: «Ну же! Как?!
Ты чего?!» Решила: глюки
начались у мужика…

И сидел, и выл пока он -
слезы реченькой лились -
прибежала со стаканом:
- На, Емель, опохмелись…

А он думает, рыдая:
«Я сейчас её добью!
Если ей скажу: родная,
я теперь совсем не пью!»

И простой вопрос, хоть тресни!
вдруг разросся, просто жуть:
и сказать не может честно,
и не может обмануть…

Словно ком ответ-дилемма
сикось-накось в горле встал:
«Что ж теперь, кивать лишь немо?»
…Даже плакать перестал.

И умом пренебрегая,
попирая здравый смысл,
вдруг изрек: «Я, дорогая,
выпить бы хотел… кумыс…

Я тебе хочу признаться,
сам не знаю есть и пить,
то есть собственно питаться
нужно будет мне, чтоб жить…

Иль из плоскости духовной
просто так, средь бела дня
будет, так сказать, по полной
наливаться для меня.

Я тебе еще так много
должен буду рассказать:
что узрел десницу бога,
что козлом пришлось скакать…

А поверила мне ты бы,
если б я тебе сказал,
что, к примеру, щука-рыба
раскрывала мне глаза?

Ты ж не веришь мне, Петрова!
Хоть вопрос бы задала!
- Верю! Что же здесь такого?
Так, обычные дела…

Вроде радость – муж вернулся,
в то же время страшный шок:
ни раза не матюгнулся
с той минуты как пришёл…

Может, продолжает сниться
сон, где лез он по сосне.
Кем угодно подмениться
мог он там, подлец, во сне!

Может, чтоб самой проснуться,
иль Петрова чтоб проснуть,
надо лично ущипнуться
и Петрова ущипнуть!?

Чтоб проверить это дело,
хвать его! Тихонько так…
- Клавка, что ты, обалдела?
Что ты щиплешь как гусак?!

- Я проверить лишь хотела:
всё ли на своих местах…
- Всё! Но связь души и тела,
дорогая, непроста…

И тогда она прекрасно
безо всяких докторов
поняла его диагноз:
просто сдвинулся Петров…

Есть ли версия другая?
Все симптомы, что дозрел.
Этим самым – «дорогая»
вместо брани так огрел…

Явный вариант горячки -
не стандартный, а крутей…
Не буянит ведь, а плачет,
видит рыб, а не чертей…

А известно ведь в народе:
психа надо уважать…
легче стадия проходит,
коль ему не возражать…

- Я тебе, - сказал он, - Клавка,
всё наглядно докажу…
Подь сюда! Садись! Вот лавка…
- Всё, Емелюшка, сижу!
 
…А Емеле уж не кисло,
голос совести притих,
и приятно даже мысли
направленье на других…

И в глазах зажегся пламень,
и от сердца отлегло,
и с души свалился камень
минимально в сто кило…

Но немного все же туго…
Вдруг получится конфуз?
Давит ведь за всю супругу
всей ответственности груз.

А она глядит угрюмо.
- Клав! – он ей, - лишь дай совет.
Что убавить? Сколько дюймов?
Где надставить сантиметр?

Укажи ты мне детально
где какой куда размер,
был чтоб общий идеальный
интерьер, тьфу! экстерьер.

Не боись! Ведь нынче будешь
идеалом ты красы.
Вот десятый номер - груди,
Подскажи, или трусы?

Ты бы лишь чуток придала
направление рулю…
Я же в женских причиндалах
ни бельмеса не рублю…

Ну чего ты все киваешь,
как болванка. Почему?
- Потому что сам ты знаешь
что, Емелюшка, к чему. 

- Ты пойми! Я не играю
здесь как фраер на трубе…
- Поняла. И доверяюсь
вся я полностью тебе.

 А сама почти что плачет…
с кислой рожей, ты ж потей…
Устранилась, а ты, значит,
добивайся счастья ей…

Это ж адская задача…
- Ты сама, - сказал он, - Клав…
Пальцем погрозил. И начал,
на ладошки поплевав…

Есть у каждого свобода
и епархия своя.
Что-то бог, а что - природа,
что-то может и свинья.

И когда один суется
во все дыры, что не лень,
то тогда и создается
шелупонь и дребедень…

А Емеля взялся рьяно
и не может отступить.
Что взять с Клавки? Базу данных,
чтоб программу запустить.

Мерит глазом, ходит кругом,
водит носом по груди.
А жена моргнет с испугом
и сочувственно глядит…

Емельян под этим взглядом
как баран на вертеле.
- Клав! Не надо…
- Что не надо?!
- Ну, смотри ты веселей!

Вдруг всплыла, пришла, блеснула
мысль: «Хочу, - подумал, - чтоб,
сей же миг она заснула».
И макушку - шкрёб, шрёб, шкрёб…

И застывши в ожиданье
в пол ногами будто врос…
«Кто она?» - из подсознанья
сам собою всплыл вопрос.

«Кто? Жена моя!» – без сбою
он вопросу отвечал.
И как всплыл тот сам собою,
так же сам собой отпал.

Но попутно указало,
намекнуло изнутри:
«Наперед чеши сначала,
а потом уж говори».

И тут чудо, словно в сказке -
он к такому не привык:
Клавка вдруг закрыла глазки
и, обмякнув, с лавки - брык!

Он захлопал и затопал,
испытав сильнейший стресс,
наблюдая первый опыт
сотворения чудес.

Получилось-то не слабо.
Это б каждый обалдел,
если б так конкретно бабой,
почесавшись, овладел…

Он бочком, бочком ей к ручке –
вдруг надула, вдруг не спит?!
«Клав!» - потрогал… Нет! В отключке!
В обе дырочки сопит…

Дрыхнет! Нет, не показалось.
Полный, так сказать, покой…
«Ну, поехали!» - сказал он,
и махнул на все рукой…

Но с опаской… Надо ж с Клашкой
как-то так наворожить,
чтоб не стала Чебурашкой…
Как тогда с ней будет… жить?

А еще и хуже если?!
Ведь не выдержать кошмар,
коль как Нюрка из Залесья
станет Клавдия страшна…

Тут уж надо сто процентов.
И никто не даст совет…
«А! - решил, - доверим это
Механизму в голове…»

Слушай, друг, давай-ка это
(не сморозить бы херню)
сделай мне по трафарету -
сунул в кудри пятерню.

Вот! Со шкафа снял журнальчик,
а в журнале дивный сон…
Вот! - воткнул в журнальчик пальчик, -
чтоб как эта - АндерсОн.

Эта самая Памелла,
чем-то, даже не пойму,
больше Клавдии задела -
неудобно самому.

Сунул руку в шевелюру:
"На! Бери за образец!
Делай клавкину фигуру
лучше этой... ты ведь спец…