Рассказ сельского батюшки

Семен Моисеев, директор-основатель тур фирмы Все в Египет, однажды сообразил что предсказуемость смены власти в стране дает столько же  тупых и жадных клиентов его бизнесу сколько непредсказуемая стабильность власти. 

С тех пор он голосовал вслепую, приговаривая: отпусти народ мой.

Народ Моисеева поклонялся золотому тельцу, напившись выплясывал перед скинией а протрезвев стыдливо выслушивал заповеди.

На Фейсбуке Семен иногда вступал в теологические споры, но после одного случая, о котором рассказ, прекратил вообще размышлять о единобожии и язычестве в контексте родных осин.

Однажды в межсезонье Семен махнул на Украину по старинке на поезде на малую родину к старикам и сестру повидать, а по дороге лихая купейная судьба свела его с сельским батюшкой.

Разговор у них было  зашел о вечном, но батюшка тему не поддержал, а рассказал случай из жизни.

Рассказ батюшки Семен без купюр выставил на Фейсбуке и на отзывы отвечать не стал.

В 70-е годы прошлого, теперь уже века, довелось мне после семинарии служить сельским священником в богатом селе на Слобожанщине под  Недригайловым.

Но приход был из многих окрестных сел и деревень. 

Это в старину село от деревни отличалось наличием церкви, а когда церкви во множестве закрыли, селом продолжили называть поселение, где когда-то была церковь, а деревня - она деревня и есть.

Из одной дальней деревни ходила ко мне исповедываться и по воскресеньям на службу старушка.

В тех местах народ рано старится - за 50 все старики.

Ходила на исповедь и все на деда своего жаловалась: "В Бога не верует, богохульничает, и жену, меня то есть, за веру христианскую когда ругает, когда осмеивает. Что делать, батюшка, научи".

Я поучал ее как мог. Жена мужу дана в помощь и успокоение. Смирение Богу угодно. Не сердись, не унывай. Всему свой час наступит и предрешен час всему. 

Была в тех местах, как и во многих сельских церквях, традиция подношений перед иконами: несли под алтарь и под иконы в церковь продукты, а по праздникам конфеты.

В других церквях на этих продуктах батюшка и матушка одного-двух поросят могли выкормить, а я еще холост был и дьячку разрешил, но не одобрял и сейчас осуждаю.

Осенью старушка та приболела и трудновато ей стало в церковь на автобусе добираться.

Разрешил я ей через соседей дома перед иконой воскресную службу стоять.

Летом полегчало старушке и пришла она на исповедь.

Да со слезами: "Нет сил моих, - говорит, - старика моего терпеть. Что учудил - на день поминовения усопших я положила перед иконой конфеты, а наутро смотрю, нет ни одной. Я к старику - ты взял? А он смеется надо мной: "Почему ты боженьке своему веришь, усопших его конфетами кормишь, а на меня думаешь первого?".

"Терпи, - говорю, - женщина, и воздастся".

Через неделю мне пришлось в ту деревню заехать на соборование и решил я навестить эту старушку.

Спрашиваю сельчан: "Где здесь раба Божья Нина с мужем проживает".

Указали мне домишко у  соснового леса на окраине села. Только, говорят, нету, мол, у Нины никакого мужа. На фронт ушел в 41-м и пропал без вести.

Я не поверил сначала, а потом решил не проверять.