Глава пятнадцатая

В Москву я снова устремился,
Найти товарищей желанных,
Упорный дух моих друзей.
И вот в салоне у Волконской –
Скажу, прекрасна Зинаида,
Как превосходный бриллиант, –
Сижу на вечере прощальном,
Где все прощаются с Марией –
Она торопится в Сибирь,
Увидеть мужа-декабриста,
На годы рядом поселиться
И кров единый разделить.
Она пред тем остановилась
У молодой своей невестки –
У Зинаиды – на часок;
Княжну заботой окружили
И нежность сердца подарили –
Очаровали добротой!
Вокруг Марии – состраданье
И неподдельное вниманье –
Непреходящая любовь.
И, зная к музыке влеченье,
Вдаль уезжающей княгини,
К ней итальянские певцы
Пришли по первому реченью –
Со всей Москвы их пригласили.
И было несколько девиц,
Что танцем сердце покоряли,
А красотой будили чувства
И восхищали трезвый ум.
Мария хлопала в ладоши,
Смеялась громко, как ребёнок,
И говорила всем: «Ещё!
Ещё, ещё! Играйте пуще –
Друзья, я больше не услышу
Чудесной музыки Москвы!»
И я просил: «Танцуйте пуще –
Она нас больше не заметит,
Она нас больше не узрит…»
Ведь в добровольное изгнанье
Княгиня едет вслед за мужем,
Оставив роскошь и балы,
Москву, салоны и знакомых,
Блестящий быт, свои привычки,
И налегке спешит в Сибирь.
О, эта женщина – святая:
Во имя верности супругу
Спешит к нему, делить нужду.
Молчи, Москва; молчите, люди, –
Свои оставьте сожаленья
И преклонитесь перед ней!
Она достойна восхищенья.
Достойна больше – поклоненья,
Чтоб взять судьбу за образец.
Я передать хотел Марии
Своё горячее посланье:
«Во глубине сибирских руд…», –
Хотел друзьям прибавить силы,
Но только это не случилось,
Она уехала в ту ночь…
И лишь собрание минуло,
Я Александре Муравьёвой
Стихотворенье передал.
Но это было после, после…
Пока же музыка звучала,
И пели арии певцы,
И танцовщицы танцевали,
Мария с нами оставалась,
И оставалась с ней Москва.
Я подошёл к княжне украдкой,
Остановился чуть поодаль
И молвил слово за спиной:
«Хочу писать о Пугачёве –
На те места поеду скоро
И перееду чрез Урал.
Но здесь не встану на приколе,
Поеду дальше, как сумею –
Искать приюта в рудниках…»
Вот молвил слово и остался
Стоять за женщиной прекрасной
И всё былое вспоминал.
Я вспомнил молодость Раевских,
Дороги Крыма и Кавказа
И отношений чистый свет.
Я вспомнил день, когда родился
Средь грозных скал «Кавказский пленник»,
Открыв таланту новый путь.
С Раевской ветвью величавой –
Со старшим сыном, Александром, –
Гулять ходили каждый день.
Как поднимались резво в горы
По непривычным скальным тропам
И был открыт любой аул,
Где видел жизнь совсем иную
И наблюдал свободных горцев,
Понять стараясь нрав и быт.
И возвращаясь из прогулки,
Зашли к духанщику однажды,
И тот поведал нам рассказ
Про отставного инвалида,
Как русский воин у черкесов
Был в долгом тягостном плену…
Я вспомнил Азии пределы,
А там – долины обгорелы
И лаву диких табунов.
Как в сердце августа средь ночи:
«Погасло яркое светило…» –
Я без помарок написал.
Тогда решили с генералом
(Раевский был во всём героем)
Из Феодосии в Гурзуф
По морю наскоро добраться,
И, словно сказочный посланец,
Летел «Мингрелия» к звезде –
Военный бриг под парусами;
Подняв послушное ветрило,
Бурлил угрюмый океан…
Как мне предстали в брачном блеске
На небе синем и прозрачном
Вершины дальних вечных гор…
И вот Мария уезжает –
Она торопится к супругу,
Чтоб сохранить свою любовь.
И вся Москва пред ней блистает,
И кто-нибудь не понимает:
Зачем же счастье хоронить?
А, впрочем, срок идёт за сроком,
И жизнь стремится по спирали –
Всему приходит свой черёд.
Приходит время для России
Душой разбрасывать те камни,
А после – время собирать:
Одни идут за честь народа,
Бросая жизнь свою на площадь,
Другой бросает их в Сибирь;
Другой дарует кандалами
Сынов России за свободу,
И жёны едут по пятам.
Прощай, Москва, прощай, столица,
Прощайте, люди всех сословий,
Прости дворянское гнездо.
Спустя Волконская Мария
Собранью тихо поклонилась
И вышла с горечью на двор,
Где сиротливо отвернулась…
Но делать нечего – заждался
Её нехитрый экипаж.
В Сибирь, в Сибирь несите, кони, –
Скорей увидеться с любимым,
Припасть, как лист, к его груди.
В Сибирь, в Сибирь мои стремленья –
Стремлюсь я следом за княгиней,
Чтоб повидать своих друзей;
Лечу на крыльях быстрой мысли,
Чтоб там, на каторге далёкой,
Пожать их мужескую длань.
Там – верный Пущин, Кюхельбеккер
(Два дорогих лицейских друга),
И я, подчёркивая, время,
А с ней, внезапная разлука
Не поколеблют наш союз,
Открыл сибирское посланье
Своим горячечным призывом,
Что всяк найдёт в «Прощальной песне…»,
Слегка те строки изменив:
«Храните гордое терпенье
И дум высокое стремленье
Во глубине сибирских руд.
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье –
Придёт желанная пора.
Любовь сквозь мрачные затворы
И дружба в каменные норы
Придут, как мой свободный глас.
Темницы рухнут и – свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут!..»
И в годовщину декабристов
Посланье Пущину, в три счёта,
Я кровью сердца написал:
«Мой первый друг, мой друг бесценный,
Мой сотоварищ вдохновенья,
И я судьбу благословил.
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Теперь, оставшись на свободе,
Молю святое провиденье –
Мой громкий глас душе твоей
Дарует сердцу утешенье
И озарит срок заточенья
Лучом лицейских ясных дней!»
Тут вспомнил я, как день печальный
Мой верный Пущин, было время,
С печальным другом разделил,
И так случилось, на излёте,
Судьба рукой своей железной
Разбила мирный наш лицей…
Скажи, мой друг, где наши годы?
Где ж эти липовые своды?
Где наша жизнь? Где ты? Где я?
В черновике остались строки:
Зачем мне друга беспокоить –
Его в изгнанье волновать?..
Вот минул срок, и Муравьёва
Достигла каторги сибирской
И привезла огонь стихов,
Да поспешила к частоколу
(Стерёг читинскую тюрьму),
Негромко друга подозвала
И через щель в сплошном заборе
Мой дух борца передала.
«Первым Пушкин в ссылке встретил –
Пришёл в Сибирь душевным словом,
И отозвался глас во мне!» –
Промолвил Пущин сквозь ограду,
А Муравьёва тут вздохнула
И к мужу преданно пошла…
Не сразу я ответ услышал,
Что написал мне Одоевский
Из глубины сибирских руд:
«Когда ушей коснулись звуки,
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
И хоть стоим сейчас с цепями,
В душе смеёмся над царями –
Тюрьма наш дух не победит.
От малой искры будет пламя,
И соберётся здесь под знамя
Весь просвещённый наш народ.
Мы вновь зажжём огонь свободы,
Восстанут храбрые народы,
И с ними грянем на царей!»
Всё так, друзья, всё так, родные, -
Хоть разделяет расстоянье,
Своим порывом мы сильны.
Пройдут тяжёлые годины,
Иссякнут силы самодержца,
И выйдет алая заря.
Она собой украсит землю,
В тиши взойдёт цветок свободы,
Украсив равенством людей, –
Наступит эра милосердья,
В душе возникнет справедливость,
И станет гордым Человек!

Душанбе, Таджикистан,
22-24.05. 2013