Стокгольмский синдром

Все в слезах смеются беспечные леди,
Их следы от ногтей - клетка и шерстка на пледе.
Мы со старым вороном-алкашом давно соседи;
Он включает граммофон - там поют о победе.

А кошки скребутся дальше, сдирая обои с души,
Ты не уходи молча, накопившееся запиши, распиши,
Старая смерть-воровка забрала все мои карандаши -
Бледная львица. Ей ворон всех её детей передушил.

Я стою по стойке смирно, как положено солдату,
Как отражение в зеркале, я всегда смиренна и лохмата,
Член партии "задушенные львята" без мандата,
Ворон садится на плечо целованного смертью депутата.

Согласись, моя совесть горбата, от неё пахнет кошкой,
Её руки высохли, она играет в шахматы и преферанс немножко,
Но по скверу мне идти одной, я в этом мире тень и сошка.
Грудь зашили нитями и нервами, а сердце на застежках.

И я боюсь; у ангела-хранителя все ноги в кровь побиты,
Статуя свободы, хоть и проститутка, все же знаменита,
И я боюсь, отныне поменяются полярности магнитов.
И я боюсь;
Я заживо зарыта.

Мне причиняют боль невольно, недовольно,
А я кричу, но лгу. Мне всё-таки не больно.
Исполняю гимн агонии своей я только сольно,
А палач в сторонке курит мой спокойно.

И часть его с дымом остается в моих бронхах вечно,
И как бы ни было сейчас скупое время быстротечно,
Не отпущу, не выдохну, не ублажу, не выдам крови,
А синдром стогкольмский обнажу в последнем слове.