Идет к закату жизнь моя

Идет к закату жизнь моя,
Уж я не тот, что был когда-то.
Когда-то молод был и я,
Был даже строевым солдатом.

В казарме в армии царя
Да с непривычки – ад кромешный,
Подъем играют чуть заря,
А был я рядовым, конечно.

Я ваксой чистил сапоги,
Наждачной пылью тёр винтовку,
На марше не жалел ноги,
Брал на-караул, на-изготовку.

Кругом, бегом, крутись, иван!
А командиры у нас были
Всё – Айдерс, Хорват, Дориан,
Нерусских больше всё фамилий.

Ругать их, впрочем, не должны,
Причины нету и не надо.
Мы генеральские чины
Видали только в дни парада.

Старался я, как мог – вполне,
Но вместо почести, награды,
Не в редкости давали мне -
Мыть пол не в очередь – наряды.

Я не желал бы и во сне
Увидеть жизнь такого рода.
Я начал службу в Харбине,
Был там без малого три года.

Вот так служили мы царю,
Почет не больше, чем собаке.
Но все ж судьбу благодарю,
Что не пришлось бывать в атаке.

Я то имею здесь в виду,
Что не попал на фронт немецкий.
А лишь в семнадцатом году
Нас увезли – да на турецкий.

Там жили мы без всяких бед
Вблизи верховия Ефрата,
Был рядом город Баязет,
Невдалеке от Арарата.

Насчет войны была там тишь.
В руках винтовки лишь для счету.
Ходили изредка в камыш
За кабанами на охоту.

Но вот Октябрь! Среди зимы
Солдаты с фронта – по вагонам.
Весной уж после всех и мы
Ушли – с последним эшелоном.

Черед свой ждали не спеша,
Работы нет, еда – до сыта,
Жизнь там была нам хороша,
Что ждало впереди – закрыто.

У каждого свои мечты.
Но вот вагоны подогнали.
Прощай, Аракс и Шахтахты
И  с синевой гористы дали,

И Арарат седой старик.
Идут все вместе три состава,
Идет в средине броневик.
Холмы и горы - слева, справа.

Торжественный и грустный час
И к покидаемому жалость.
Души там русской после нас
До Эривани не осталось.

Разъезды, станции давно
Уже закрыты, и возможно
Повреждено и полотно.
Мы едем тихо, осторожно.

Теперь бы ехать – красота!
Те ж времена были крутые.
Была дорога не проста,
Встречались часто «запятые».

Благополучно броневик
Сопроводил нас до Тифлиса.
Здесь нас поставили в тупик,
И мы отсюда разошлися.

А дальше – дальше хоть пешком
Иди на все четыре – с миром.
Досель ты был фронтовиком,
Теперь поедешь пассажиром.

Пусть пассажиром – не беда,
Мне на Баку – на Баладжары!
Туда не ходят поезда,
Там фронт открыли, слышь, татары!

Еще есть путь – Владикавказ,
Пешком согласен на дорогу!
Но там пограбить могут нас,
А заодно – убить, слышь, могут.

Еще дорога на закат –
То к морю Черному дорога,
Туда я ехать тоже рад,
Да пассажиров туда много.

А поезд редко ходит здесь
По указанию лишь свыше.
Для нас там место, может, есть,
Но только разве что на крыше.

Домой дорога далека.
В пути Кубань и Дон, кадеты,
У комендантов  пропуска,
Вопросы, даже и анкеты.

А через фронт в земле родной
Промежду русского народу
Нас провозила стороной
В ночи крестьянская подвода.

Но вот пришёл домой живой
Теперь уж буду жить в покое –
Своей так думал головой,
А жизнь готовила другое.

Осталась где-то там война,
От ней ушли домой солдаты,
Но вскоре к ним сама она
Пришла, да вплоть до самой хаты.

Пришла война, а вместе с ней
Два тифа, голод и разруха,
Еще с литовкою своей
И смерть – костлявая старуха.

Куда махнет она косой,
Там людям и печаль и горе,
И так широкой полосой
Сказать, от моря и до моря.

Ну где тут душу сберегчи,
Чтобы осталася живая,
Тут может даже на печи
Настичь минута роковая.

Была опасность велика.
Пора была для всех сурова.
Но кстати вскорости в войска
Мобилизован был я снова.

Там отлежал я сыпняка –
В четыре приступа возвратный.
Ну, поотдышишься слегка –
И снова в строй на труд на ратный.

Влачась на воинских путях,
О многом мы мечтать не смели.
Ходить случалось и в лаптях,
Носили старые шинели.

Мы не роптали на еду,
Ремень подтягивая туже.
Народ кой-где ел лебеду,
Местами было и похуже.

Жизнь протекала на ходу –
Солдат – при сумке и винтовке,
В двадцать втором их сдал году
На Украине, в Шепетовке.

Так чуть не восемь лет подряд
Служил я на пайковых корках.
И вновь пришёл домой солдат
В шинели рваной и в опорках.

Тогда-то всем не до наград,
Не из корысти я скитался.
Тому я был безмерно рад,
Что хоть живой-то я остался.

С тех пор прошло не мало лет,
И все вперед, а не обратно,
Уже порой я слышу: – Дед!
Терплю – хоть не совсем приятно.

Не молод я, чего скрывать.
Но ведь культурно ли бы было
В лицо калекой называть
Иль, скажем, длинною верзилой...



Фото из интернета https://dphotoworld.net/_ph/6/609509219.jpg
Церковь Петра и Павла в Куртамыше. В этой церкви был крещен Григорий Васильевич Варапанов.